Первым о смерти Эрнста Неизвестного сообщил в фейсбуке его друг Олег Сулькин.
Умер Эрнст Неизвестный. Я пока ничего не могу сказать, слезы подступают. Ошеломлен. Подавлен. Это огромная потеря - для русской культуры, для всех, кто знал этого необыкновенного человека.
Соцсети откликнулись на грустную новость соболезнованиями и некрологами.
умер Эрнст Неизвестный.
уехал из России в 52 года; умер, прожив 40 лет в Америке.
Известный скульптор и художник получил в свое время нагоняй от Хрущева в стандартном ключе - "Зачем ты так уродуешь советских людей". Позднее правда Хрущев свою точку зрения изменил, а на его могиле стоит скульптура Неизвестного наполовину черная, наполовину белая
эпохальный был дядька. вот кто не боялся экспериментировать и вообще жить.
Многим вспомнился знаменитый реквием Андрея Вознесенского, посвященный Неизвестному:
Единственная Россия,
единственная моя,
единственное спасибо,
что ты избрала меня.
Лейтенант Неизвестный Эрнст,
когда окружен бабьем,
как ихтиозавр нетрезв,
ты спишь за моим столом,
когда пижоны и паиньки
пищат, что ты слаб в гульбе,
я чувствую,
как памятник
ворочается в тебе.
Я голову обнажу
и вежливо им скажу:
"Конечно, вы свежевыбриты
и вкус вам не изменял.
Но были ли вы убиты
за родину наповал?"
Вот что, собственно говоря, главное, а не то, что он умер в Нью-Йорке на 92-ом году жизни.
как когда-то правильно сказал кажется юлиан тувим, сейчас такое время что стали умирать люди которые раньше вообще не умирали. вот эрнст неизвестный умер.
его имя я узнал больше 40 лет назад когда прочел стихи андрея вознесенского "неизвестный - реквием в двух шагах, с эпилогом". а потом я с удивлением узнал что эрнст неизвестный это не лейтенант а скульптор, автор памятника опальному хрущеву. а потом я узнал о нем все остальное. а за несколько дней до его смерти в ленте, кажется, семена файбисовича я написал шото типа того что его историческое значение сильно превосходит художественное. а потом он умер и я вспомнил эти стихи. и конечно. сегодня я совершенно иначе воспринимаю и неизвестного, и вознесенского, и то искусство, и ту войну, и ту родину. но я хочу запостить эти стихи в память об умершем художнике и о том какое впечатление они тогда произвели на подросткового меня.
эрнст неизвестный, RIP.
Мэр Екатеринбурга — родного города скульптора — сообщил, что в честь Неизвестного назовут одну из улиц и художественную школу.
ИМО его скульптуры очень точно выражали его характер - тяжелый, угловатый и тонкий в неожиданных местах.
УШЁЛ ОТ НАС ВЕЛИКИЙ РУССКИЙ ХУДОЖНИК ЭРНСТНЕИЗВЕСТНЫЙ !А -А-А !!! СИЛА МОЩЬ ТРАГЕДИЯ РУССКОЙ ДУШИ ВОПЛОЩЁННЫЕ В ФОРМЫ ,ОБЪЁМ , ДВИЖЕНИЕ ЕГО РИСУНКА,ЕГО СКУЛЬПТУРЫ - ИСТОЧНИК ИСКРЕННОСТИ - МОЩНЫЙ ПОЭТ- ПОСЛЕДНИЙ ГИГАНТ ВОЗРОЖДЕНИЯ...ВАШ ПРИМЕР ГЕРОИЗМА ТВОРЧЕСТВА ДЕРЖАТ МЕНЯ В ИСКУССТВЕ И СОХРАНЯЮТ МОЮ СТРАСТЬ К ЭТОЙ ЖИЗНИ -- ВЫ ВСЕГДА УКРЕПЛЯЛИ МОЮ НАДЕЖДУ... ЛЮБЛЮ ВАС МОЁ СОЛНЦЕ...ЛЕТИТЕ К ВАШИМ ВЕЛИКАНАМ !!!! ВСЕГДА С ВАМИ АНДРЕЙ БАРТЕНЕВ
У меня дома - свой Неизвестный. Статуэтки ТЭФИ его работы. Которые сейчас кажутся напоминанием о каких-то былинных и давным-давно ушедших временах.
Когда этот символ - Орфей, разрывающий свою грудь - казался абсолютно безошибочным символом выбранной мной когда-то профессии. Которой тогда можно было только гордиться, и жить ею вот так же - на разрыв.
Я только раз видела Эрнста Неизвестного и запомнила ощущение монументальности, силы и глубины, которое от него исходило едва ли не большее, чем от его великих работ.
А еще запомнила рассказ, как он вернулся в Свердловск после войны, тяжелейшего ранения и похоронки, которую получили его родные. И считавшая его мертвым мать, Белла Дижур, вдруг увидела сына во дворе их дома, и сразу не узнала, позавидовав соседям, к которым вот сын вернулся живым.
Сына потом выживут из СССР, мать, детскую писательницу, объявят космополитом, и семь лет, в возрасте уже за 80, не будут выпускать из страны в эмиграцию к сыну. Оба они коммунизм так и не простят.
А у меня останутся статуэтки Эрнста Неизвестного, в память о том, что было.
Многие публиковали фотогалереи.
Те, кому довелось пересекаться с художником, рассказывали о встречах.
Я бывал в гостях у Иосифа Моисеевича Неизвестного и Беллы Абрамовны Дижур -- родителей Эрнста. Они жили на Свердлова, в доме, где магазин "Природа".
Белла Абрамовна, человек редкостной доброты и наивности, рассказывала, что ближе к концу войны получила две подряд похоронки на сына, после чего Эрнст вернулся на костылях и с медалью "За отвагу".
Незадолго до эмиграции она пыталась уговаривать его: "Эрик, ну что тебе стоит! Сделай хоть один раз какого-нибудь Ленина с кепкой, а потом будешь работать, как тебе нравится!" Ответ был, в общем, ожидаемый: "Мама, что тебе стоит -- отправь нашу Люсю (сестра Эрнста) поработать вокзальной проституткой. А потом она вернётся через месяц, отмоется и станет снова хорошей девочкой".
Только что узнал: не стало Эрнста Неизвестного!
Ушёл один из самых ярких творческих людей, с которыми в далёких уже 60-х, да и вообще в моей жизни, свела меня судьба.
Мне довелось его видеть и слушать 17-летним мальчишкой - первокурсником МГУ в той самой знаменитой мастерской на Сретенке, где дверь "закрывалась" на проволочку, куда можно было зайти даже в его отсутствие, и бродить среди этих невероятных скульптур и макетов памятников. Где, загуляв, доводилось даже заночевать на топчанчике, и рано утром, проснувшись, обнаружить себя в фантасмагорическом мире!..
Эрнст поражал и ошарашивал - широтой, свободой, невероятной и пугающей смелостью высказываний. Но в первую очередь - своими скульптурами и графикой.
92 года... 16 лет назад мы были у него в мастерской в Сохо, в Нью-Йорке. Я представил ему молодую художницу. Он набросал ее портрет и подарил со своей надписью. Давал советы, показывал свои ранения, он реально воевал в ту войну! Уже тогда мы смотрели на него как на миф. Пожатие было крепким, как захват в тиски. Вечная память...
Очень грустно узнать, что Неизвестного больше нет. История о том, как пересеклись наши пути, была написана еще давно, когда писать об этом было легко, потому и не в тональности некролога.
*
- Эрнст, это моя сестра Мария, приехала пожить в Нью-Йорке,- представляет меня Ира невысокому, кряжистому, усатому, пожилому мужчине.
Хозяин водит нас среди его произведений, я вежливо разглядываю большой лофт, картины и скульптуры. Меня совершенно не интересует мастерская гения, я абсолютно ничего не понимаю в его творениях, но сам знаменитый скульптор интересует весьма. По углам помещения творят себе или не себе всякие молодые люди, не то студенты, не то подмастерья.
Мастер говорит мне одну из тех фраз, которые женщины запоминают навеки:
- У вас, Мария, необыкновенное сочетание суровых черт лица и мягкого выражения. Я бы хотел лепить и рисовать вас.
Лицо мое в полном порядке по сравнению с моим сердцем, которое разодрано в куски многолетним нахождением косы моего сложного характера на чужой камень еще более гадкого. Я увезла кровоточащие клочки моего упрямого кровоснабжающего органа из Иерусалима в Нью-Йорк, врачевать расстоянием, временем и гордостью. В те времена меж двумя столицами пролегали световые годы, и я торжественно поклялась прожить в Нью-Йорке год, пестуя отравленную незабываемыми обидами душу. Мое бесполезное тело, - которое больше никогда, никогда не доставит ни малейшей радости ни мне, ни кому другому! - обреталось тогда в Вашингтон Хайтс.
После работы еду на Канал-стрит, оттуда пешком до Сохо. Ненужное тело, бренное вместилище саднящей души, облачено в прелестный, недавно раздобытый костюмчик а ля Шанель пошива Кристиана Диора. Неизвестный садится напротив, рассматривает свою будущую модель.
- Лесбиянка?! - вдруг громко восклицает он.
Я оглядываюсь на кошку, которая бродит по спинке моего дивана.
- Это кошку так зовут? - спрашиваю я, ошалев.
- Нет, ты! Ты - лесбиянка? - Эрнст указывает на цепочку на моей щиколотке.
Я не лесбиянка, но какой в этом прок Неизвестному, мне невдомек.
- Я, конечно, могу тебе платить за позирование, - обговаривает рачительный скульптор, - но это крохотные деньги! Лучше я подарю тебе какую-нибудь картину... или рисунок, это будет гораздо выгоднее нам обоим.
Деньги мне и в голову не приходили. Разве я натурщица? В моем представлении я - Муза. Я буду счастлива подставить под творческое созерцание черты и выражение моего лица ради одной лишь чести вдохновлять гения.
Это было лет двадцать назад.Точно помню только день - 19 октября, Лицейская годовщина. Якимчук попросил меня встретить рано утром на Московском вокзале Эрнста Неизвестного и привезти его в Пушкин в гостиницу. А вечером на церемонии Неизвестному должны были вручать Царскосельскую премию.
Я, верная кумирам шестидесятых, с радостью согласилась, во-первых потому что встречать легенду на вокзале - это большой подарок судьбы ( в голове всплывало юношеское из Вознесенского: " ...тревожаще и прожекторно / в отличие от зверей /способность к самопожертвованию /единственна у людей") А во-вторых, я в ту пору ещё работала в газете и рассчитывала во-время включить диктофон и порасспросить Эрнста Иосифовича о мифах, которые в устном воспроизведении неоднократно слышала. Например, как он выкинул пачку денег в окно автомобиля - это был гонорар от семьи Хрущева за черно-белый памятник. Неформальное интервью с великим человеком - никакому журналисту ещё не помешало!
Первой на перрон вышла замечательная красавица Анна - жена маэстро. Мы слегка обсудили с ней план нашей поездки в Царское село и расписание предстоящего дня, но когда я сказала, что хотелось бы улучить минутку и задать скульптору три-пять эксклюзивных вопросов, в глазах красавцы промелькнула некая дымка. Однако, ничуть не насторожившая меня.
И вот в дверях вагона показался будущий лауреат Царскосельской премии. Проводницы нежно провожали его. Видно, успели подружиться по дороге. И лица у них были такие, будто смотрели они на пролетающий в небе клин журавлей. Хотя обе отличались особой русской статью, возвышаясь над нашим гостем. И делали такие движения руками, будто хотели смахнуть пушинки с его плеч ( в те годы подушки в вагонах были ещё пуховые).
Неизвестный внимательно осмотрел встречающих, нас было не много. Анна сказала, что я журналистка и рассчитываю на интервью. Он приобнял меня как давнюю подругу и сообщил, что всенепременно всё мне расскажет, но сначала он должен отдохнуть. И мы медленно двинулись по перрону в облаке хорошего коньяка. Проводницы махали вслед.
А когда мы сели в машину и поехали у сторону Царского Села, я, надышавшись этим облаком, уже про родную газету забыла: все буквы, абзацы стали просто какой-то шелухой и глупостью в магнитном поле абсолютно неотразимого человека. Ну что я своими дурацкими вопросами морочила бы ему голову, когда можно было просто смотреть на него и умиляться? Как тем проводницам.
Такое в моей репортёрской практике больше никогда не случалось.
Сегодня я узнал, что скульптор Эрнст Неизвестный умер. И хотя я не знал его лично, всё же мне посчастливилось с ним работать. Как бы громко это ни звучало.
Мы вместе воздвигли монумент "Память шахтёрам Кузбасса": он сделал скульптуру, а я в рядах стройотряда сколачивал опалубку, отливал бетоном постамент и аллею, ведущую к памятнику. Это было летом 2003 года. Сегодня многие СМИ в числе самых ярких работ скульптора вспомнили нашего шахтёра, я вспомнил, как впервые его увидел, как я рассматривал страшные чёрные лица на скульптуре у его ног, как он рос над нашими головами, когда его поднимал подъёмный кран, чувство восхищения и удивления, почти никто не мог сдержать за зубами крепкое словцо, ведь шахтёр Неизвестного был прекрасен и очень страшен одновременно...
Помню, сколько шуток появилось (однотипных, в основном), связанных со словосочетанием "скульптор Неизвестный".
Эдуард Лимонов в своих воспоминаниях заявил, что "особого таланта у Неизвестного не было".
Помню как он выгнал нас,молодёжь, из мастерской на Сретенке, потому что к нему должен был придти Сергей Хрущёв. Мы ( я кажется был с Бахчаняном) остались во дворе, чтобы увидеть младшего Хрущёва. Тот прошёл мимо нас с лицом коровьего вымени, в допотопном уже в те времена картузе (сейчас сказали бы "в жириновке"), в таких ходили председатели колхозов, да и то в фильмах.
Вот не помню какой это был год, если уже после смерти Никиты Хрущёва,то сын его приходил договариваться о памятнике отцу. Неизвестного же я знаю с осени 1967 года, как приехал в Москву, меня к нему сводили.
Эрнст воевал, и у него было особенное ранение в боку, такая загадочная дыра уходящая в темноту тела, почему-то она не заросла вровень с поверхностью тела.
В Нью Йорке у него была мастерская, где-то в центре квартала художников на Нижнем Ист-Сайде за Хьюстон-стрит. Однажды мне кто-то, или он сам дал ключи от его мастерской и я там всю ночь развлекался с чужой женой, то впадавшей в раскаяние и порывавшейся уйти, то впадавшей в экстаз и не порывавшейся уйти. Вообще с чужой женой -это не по-христиански, но с мужем я знаком не был.
Эрнст всю его скульпторскую жизнь лепил "Древо Жизни", у него была своя скульпторская идеология, а ещё он в Москве был известен своими ссорами с властями.
Его друг поэт Межиров написал о нём:
"где на каменной подушке
спит Владимир Луговской,
скульптор Эрнст глину месит,
руководство МОСХа бесчит,
не даёт уснуть Москве..."
Особого таланта у Эрнста Неизвестного не было. Скульптор он был, на мой взгляд, провинциальный. Я думаЮ,он зря уехал из России. Там, вне России, он затерялся.
В России он был troublemaker. Часть его очарования в этом и состояла.
В США он не сумел быть troublemaker.
С ним связана часть моей жизни, я на поколение моложе его, и всегда чувствовал себя пацаном рядом с ним. И это было приятное чувство!
Прощай старик!
Виталий Портников назвал Неизвестного "скульптором честности".
Талант монументалиста в Советском Союзе предполагал успешное сотрудничество с родной партией и появление бессмысленных монументов, которые вызывали бы восторг в ЦК и обкомах.
Собственно, даже после краха Советского Союза ситуация не изменилась и на улицах городов бывшей “одной шестой” продолжают появляться скульптуры, которые вызывают восторг у архаичного начальства – но не имеют никакого отношения к искусству.
Неизвестный мог бы избрать такую карьеру. Но не избрал. Потому что был честным человеком, который не собирался предавать себя, свой талант и своих почитателей. Эта честность, можно сказать, становилась для него роковой на протяжении всей жизни.