В конце 1970-х годов в закрытом военном городе Кронштадте, под Ленинградом, существовала секта шароверов. Лидером и основателем секты была Вера Павлова, рабочая Морского завода. Цех, где работала Вера, располагался на отшибе, в секретной части и без того засекреченной территории. Идя вдоль безлюдных корпусов завода, Вера увидела объект – гладкую полусферу серого цвета. Вера застыла в изумлении, ведь функциональное назначение объекта было совершенно непонятно. Хоть она и была сильно напугана, все же надела противогаз и подошла ближе. В траве Вера обнаружила маленький серый шар, который впоследствии она называла Сферой. В этой Сфере Вера увидела символ единства, и ей открылось знание, которое она развивала и передавала остальным членам секты. Основной практикой шароверов было развитие сферического восприятия, которое, согласно учению Павловой, лежит в основе сознания, в отличие от фокусирующего способа восприятия, являющегося опциональным. Использование фокусирующего восприятия порождает "дипольный момент", то есть двойственность. Сферическое восприятие ведет к целостности и гармонизации личности практикующего. Шароверы исследовали внутреннее пространство своего сознания и пытались перейти от фокусирующего восприятия к сферическому. Для этого они использовали прибор "шароскоп", создание сферических рисунков и особый способ концентрации внимания. Также шароверы проводили ритуал "Единения", участники которого все вместе обнимали "Материнскую Сферу".
Фотография Веры Павловой, на заднем плане - Материнская Сфера.
Заметку об этой истории, опубликованную в газете "Кронштадтский вестник", могли прочитать посетители выставки Московской биеннале молодого искусства, проходившей в одном из корпусов Трехгорной мануфактуры. Художница Дарья Правда, перевоплотившаяся в Веру Павлову, создала массивный сияющий шлем – шароскоп; надев его на голову, чувствительный зритель погружался в мечты секты шароверов и чувствовал, как время идет вспять. В советской комнате с угрюмым письменным столом, на котором стоял шароскоп, витали тени кронштадтских рабочих, поверивших в миссию Веры Павловой.
Художница Дарья Правда, создавшая Веру Павлову, перевоплощается не впервые. Известная и другая ее инкарнация – Пророчица Агафья, создательница вышивок, на которых изображены знаки супремалфавита, напоминание о супрематизме Казимира Малевича.
Дарья Правда рассказывает о своих снах, перевоплощениях и проектах:
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Шароскоп на голове: перевоплощения художницы Дарьи Правды
– Дарья, у вас на аватаре "Черный квадрат", и у Пророчицы Агафьи, которая создала "Супремалфавит", тоже в красном углу висел "Черный квадрат" вместо иконы. Давайте представим, что Малевич воскрес и пришел к вам в мастерскую. Что бы вы ему показали в первую очередь?
– Малевич возник на горизонте моего творчества в процессе работы над проектом "Супремалфавит". Сначала я увидела формальные пересечения, затем и более абстрактные, метафизические. Формальные заключались в том, что Малевич тоже работал с русской вышивкой, с деревенским искусством, с архаикой. Так что начала бы разговор с "Супремалфавита".
– "Супремалфавит" связан с одним из ваших перевоплощений. Я знаю только два – в Пророчицу Агафью и в Веру Павлову. Возможно, были и другие?
– Были, но это самые интересные, о которых стоит говорить.
– Как появилась Пророчица Агафья, почему вы захотели ею стать?
– Агафья помогла воплотиться перформансу "Грядёт", пронесла хоругвь с таким посланием. Поскольку этот персонаж предвещал, то появилось имя – Пророчица Агафья. А потом начали происходить мистические события, и возник "Супремалфавит".
– И что это за события?
– Например, литературно-мистического плана событие, инициация Пророчицы, произошедшая на Калиновом мосту. Вы, наверное, знаете, что в русской мифологии существует такое место – Калинов мост, это мост на реке Смородина, который связывает мир живых и мертвых. Однажды ночью Агафья гуляла по замерзшей реке, с одной стороны которой была деревня, с другой – кладбище. В ее руках был фонарь, освещающий путь, и в какой-то момент Агафью заинтересовал свет и его источник. Она направила фонарь в лицо и стала наблюдать ярко-рыжее свечение. Когда Агафья отвела взгляд, то обнаружила, что не может больше видеть.
– Ослепла?
– Да, ослепла. Это был момент инициации Пророчицы Агафьи. Потом зрение вернулось, но она начала видеть знаки "Супремалфавита".
– То есть у нее появилось тайное зрение?
– Да.
– Сколько букв в "Супремалфавите"?
– Это знаки, сейчас их 28.
– А можно из этих знаков составлять слова или они существуют по отдельности?
– Нет, слова нельзя составлять, потому что они иероглифического или пиктографического плана. Знак существует как символ, а не как обозначение какой-то фонемы.
– То есть каждый знак – это уже какое-то явление?
Одна из букв супремалфавита
– Знаки связаны с событиями, в которых они были получены. Дело в том, что Пророчица Агафья использует "Супремалфавит" для гадания, непосредственное толкование применяется только в практике девинации. Значения символов не важны для тех, кто воспринимает "Супремалфавит". Это формы на периферии сознания, абстрактный алфавит. Абстракция на материале письменности в целом.
– Поскольку это вышивка, я сразу вспомнил работы Тимура Новикова. Близок вам этот художник?
– Я уже сталкивалась с таким сравнением. Может быть, есть что-то близкое не только в технике, но и в интенции: хотя и с разных сторон, но мы наблюдали одни и те же ментальные области.
– Образ Пророчицы Агафьи отчасти вытеснен новым образом Веры Павловой. Как эти две сущности соседствуют? Вера Павлова подавила Пророчицу Агафью или они существуют одновременно, и вы можете перевоплощаться то в одну, то в другую?
– Одновременно существуют, и они очень похожи. Просто формально-эстетически это разные фигуры, они привязаны к разным контекстам, а в целом это один и тот же персонаж.
– Не ссорятся друг с другом?
– Нет.
– Расскажите, пожалуйста, историю Веры Павловой. Как возник этот образ, почему в Кронштадте?
– Я живу в Кронштадте. И начало было ровно такое же, как в истории шароверов, я нашла необычный объект – полусферу. Она есть на фотографиях – это не декорации, а часть локатора какого-то судна. Но она удивительно выглядит и очень меня заинтересовала, уже вокруг этого выстроились смыслы, и появился проект "Шароверы".
– Здесь ведь тоже можно найти параллель с Малевичем, у него есть не только "Черный квадрат", но и "Черный круг", который несложно превратить в шар – это своего рода тень шара.
– И шар, и квадрат – универсальные формы. Конечно, как и Малевич, я воспринимаю эти формы как символы трансцендентного духовного опыта.
– Как возникла история Веры Павловой, и почему вы перенесли ее в 70-е годы, в советский Кронштадт?
– Повлияло место, сам Кронштадт. Я начинала эту историю три года назад, тогда еще были живы советские декорации, которые мне удалось заснять: заводские проходные, интерьеры, архитектура. Было ощущение, что Кронштадт застрял во времени. Конечно, еще и потому, что советское время было временем атеизма. Мне показалось интересным поместить Веру Павлову в религиозный вакуум, атеистическую среду, чтобы дать возможность самобытному пути развития культа, течения, доктрины, не существующей в реальности.
– Вы говорите, что три года назад Кронштадт был советским. А сейчас?
– Он меняется. Происходит реновация, уже не остается следов советского времени.
– Вы родились в Кронштадте?
– Нет, но живу лет шесть. Я приехала и попала в машину времени. Мне очень понравилась атмосфера города, захотелось сделать фотопроект.
– Как проходила съемка, когда вы перевоплощались в Веру Павлову?
– В процессе съемки произошла единственная месса шароверов у "Материнской Сферы". Все было просто, я выбрала костюмы, которые соответствовали времени, снимали на советскую любительскую камеру. Все было сделано на коленке. Мне помогали друзья.
– Тем не менее получилось замечательно. Но зритель на биеннале замечает в первую очередь не эти фотографии, а шар, который можно надеть на голову. Я подумал даже, что это такой советский фликер, дриммашина Брайона Гайсина.
– Интересно, что я хотела сделать объект, похожий на дриммашину, мне тоже очень нравится эта форма. Но почему-то я не ассоциировала шароскоп с дриммашиной, а вы сейчас нашли параллель.
– А что должен почувствовать зритель, который надевает шароскоп?
– Шароскоп используется для инициации. Он моделирует ощущение, близкое к тому, что возникает на первых этапах практики сферического восприятия. Неофит ощущает материальный шар, а практикующий сферическое восприятие в определенный момент визуализирует эту форму. Еще внутри много маленьких зеркал, человек в шароскопе может увидеть в каждом из них одновременно отражение собственного глаза. Глаз – один из основных органов восприятия, поэтому большая доля внимания прикована к зрительному каналу. Когда глаз становится множество и они рассредоточены на внутренней поверхности сферы, то фокус внимания смещается, это помогает понять, как осуществить переход от фокусирующего восприятия к сферическому.
– Вы храните шароскоп у себя дома?
– Хранила, но сейчас он находится в фонде ГЦСИ.
– В Боснии в этом году был найден загадочный гигантский шар, который тоже, может быть, имеет культовое предназначение.
– Скорее всего, то, что это мог быть рукотворный объект, – спекуляция. Сферолиты есть в Коста-Рике и на архипелаге Земля Франца-Иосифа. Хотя кто знает… Тут интересно, что идея о том, что шар может быть объектом культа, проявилась и за пределами моего проекта, значит, у нее есть архетипические основания.
– Я знаю, что вы были в Индии и интересовались стихийными народными алтарями, которые воспроизвели уже на российской почве…
– Я воспроизводила их в Индии, в достаточно свободной форме. Такой религиозный паблик арт. У меня есть серия фотографий народных алтарей разных культур. Самые интересные формы встречала в Италии, в Юго-Восточной Азии и в Индии.
– И у вас есть проект "Культунатура", порожденный сновидением…
– Формально он представляет атрибуты культа: жезлы, посохи, которые сделаны из природного материала, а также, декорированные и нет, черепа животных. В проекте два плана – внешний и внутренний. Внешний исследует взаимосвязь природы, культуры, культа и смерти. Отсюда и название "Культунатура". В основе внутреннего лежит сон, который мне приснился.
– Сон на кладбище?
– Да. Мне приснилось, что я проваливаюсь под землю, испытывая сильный страх. И спасением от ужаса был клык медведя в моей руке, существующий в реальности. Я собрала черепа животных: медведя, двух волков, рыси, лисы, куницы, обезьяны. Согласно сновидению, они представляли духов-помощников в следующем путешествии в потусторонний мир.
Посвящение зверей-помощников
– То же самое, что делала Пророчица Агафья на Калиновом мосту.
– Агафья оказалась на мосту неосознанно. И, видимо, перешла с помощью проекта "Культунатура" на ту сторону.
– Вы тоже чувствуете связь с потусторонним миром?
– Чувствовала, когда делала "Культунатуру". Сейчас эта часть пути уже пройдена, теперь другой этап, другой путь.
– Менее потусторонний?
– Я бы сказала – внутрь себя.
– Одна из последних ваших работ – объект "Древо-зверь". Нельзя сказать, что это путь внутрь себя.
– Несмотря на то что это последняя моя работа, которая выставлена, идея давняя, просто она соответствовала общей концепции выставки.
– А что самое последнее?
– Важный текст, который описывал технику сферического восприятия. Все же было устроено специально для того, чтобы зритель садился за стол и, следуя инструкции, знакомился с шароверской практикой концентрации внимания.
– И что же нужно делать?
– Прежде всего, нужно удобно сесть, закрыть глаза, сконцентрировать внимание на дыхании. Когда обнаружите, что думаете о чем-то, прекращайте мысль, переключайте внимание на дыхание.
– Что-то вроде холотропного дыхания?
– Нет, это что-то вроде медитативных практик. Дыхание нельзя форсировать, нужно наблюдать свое собственное дыхание, не нужно дышать нарочито, специально. Тут задача даже не в том, чтобы концентрироваться на дыхании, а в том, чтобы наблюдать за мыслительным процессом и промежутками, возникающими вследствие его остановки. Остановка мышления требует времени. Нужно запастись терпением и отслеживать мысли без напряжения. Таким образом можно достичь определенной концентрации внимания. И далее в инструкции говорится, что, когда появляются ощущения в области макушки, нужно представить, что из точки концентрации этих ощущений во все стороны расходятся прямые одинаковой длины и образуют шар.
– Шароскоп при этом должен быть на голове?
– Нет, он слишком тяжелый, чтобы находиться в нем долгое время. Шароскоп нужен на начальном этапе, чтобы обусловить новое состояние, а потом можно углубиться в практику сферического восприятия без использования каких-то предметов.
– К сожалению, в галерее это очень сложно, потому что мешают другие посетители. Это нужно делать, видимо, в каком-то тайном месте.
– Лучше всего да, чтобы никто не мешал. Но в галерее можно эту технику взять на заметку.
– Я прочитал в одной из рецензий, что "шароверы" продолжают традиции московского концептуализма. Вы согласны?
– На самом деле есть какая-то связь. В процессе работы у меня были путешествия по семантическим пространствам, похожие на метод шизоанализа. Я делала коллажи, совмещенные с текстом, которые в итоге не появились в экспозиции на Трехгорной мануфактуре просто потому, что им не нашлось места, не хотелось перегружать пространство. Но если вы имеете в виду Кабакова, то тут, наверное, только советская эстетика. Во всяком случае, когда ко мне пришла идея инсталляции, об опытах Кабакова я не вспоминала.
– То есть больше с Медгерменевтикой, чем с Кабаковым.
– Скорее да.
– А кто ваш любимый художник?
– Природа, наверное.