Украинские шерифы

На фестивале "Aртдокфест" в Риге был показан документальный фильм режиссера Романа Бондарчука "Украинские шерифы", выдвинутый на "Оскар" от Украины в номинации "Лучший иностранный фильм". Его герои, бесстрашные и неутомимые Володя и Виктор Григорьевич, на общественных началах улаживают неприятности в своем селе Стара Збурьивка, в нескольких десятках километров от Перекопа. Полиция сюда хронически не доезжает.

"Шерифам" приходится обезвреживать вооруженного топором алкоголика, вылавливать из бурьяна анаконду и воспитывать заблудшего бомжа Колю. А в это время по радио звучат сводки с фронта, и в семьи приходят призывные повестки. Собственно, когда фильм задумывался, ни Майдана, ни войны в Донбассе еще не было. Однако новый поворот сюжета, по словам режиссера, сделал картину глубже. Корреспонденты Радио Свобода побеседовали с Романом Бондарчуком, продюсером Дарьей Аверченко, а также сельским главой Виктором Маруняком и одним из "шерифов", штатным водителем сельсовета Владимиром Рудковским.

– Роман, как вы нашли героев и как удалось уговорить их сниматься?

Роман Бондарчук: У родителей моей жены есть дача в селе, мы туда приезжали, познакомились с соседями, порядками, узнали о сельском голове Викторе Васильевиче. Наше знакомство совпало с периодом, когда дербанили земли в Украине, какие-то чиновники районного масштаба нарезали участки, втайне от сельских глав продавали их по десять раз. В итоге было непонятно, чей это участок, и на этих оборотах зарабатывали сумасшедшие деньги. Это был 2011 год. Виктор Васильевич начал препятствовать этим чиновникам, пытался сделать видимыми все эти махинации, ему подбросили взятку, ворвались люди в масках и арестовали. И все село поднялось на защиту своего главы. Мы об этом сняли короткий фильм, и таким образом подружились. Дальше уже было намного проще и общаться, и снимать кино, потому что в селе нас воспринимали как союзников, людей, которые помогли предать огласке этот случай, они верили, что и этот фильм точно не будет чем-то плохим.

Режиссер Роман Бондарчук

– Вы увидели, как работают люди, которые наводят в селе порядок?

Роман Бондарчук: Мы начали больше общаться с Виктором Васильевичем и узнали, что в селе есть и детский садик, и дорога, и еще какие-то вещи, которых нет в соседних селах такого размера, и потом Виктор Васильевич сказал: "А еще у нас есть шерифы". Мы познакомились с "шерифами", я сказал: "Хочу поехать, посмотреть, как вы работаете". Поехали к бомжу Кольке, сняли сцену, где они с Таней выясняют, кто кого бил и кто это заслужил. Потом проехались еще по трем-четырем клиентам, все это было на таком адреналине, мне хотелось увидеть, а ребятам – показать свои достижения, поэтому все было как в голливудских фильмах: они приезжали, все решали и уезжали. Во-первых, было круто, что они не жалуются, а сами придумали какую-то работающую схему, а во-вторых, было ощущение места, оторванного от государства: сюда милиция и скорая не доезжают, а значит, мы тут сами обустроим нашу жизнь. Потом мы увидели, как происходят сходки в селе, с завидной регулярностью, и все вопросы решаются общим голосованием. Мы начали наблюдать демократию в действии на примере одного села. И стало понятно, что сама ситуация, когда есть ребята, есть их телефон, им звонят, их вызывают, им надо ехать и что-то решать – это для фильма очень выгодная стартовая позиция: не надо героя никуда толкать, не надо ничего провоцировать, все само происходит. Ну, и было очень интересно исследовать, как они живут. Я увидел Виктора Васильевича и бомжа Колю, как они сидят вместе на веранде, едят пирожки и говорят о планах на будущее. Коля хотел свою хату, а Виктор Васильевич выслушивал его философию, иронизировал и пытался ему помочь. Я подумал, что трудно представить, как я пришел к мэру Киева и говорю с ним о своих планах. То есть это недоступно, они все закрыты.

Шерифы 2

– Насколько мы понимаем, это самоорганизация, инициатива снизу, таких должностей, как шерифы, не существует. Как вы определяли полномочия этих людей? Взяли за аналогию функцию шерифов в Америке?

Виктор Маруняк: Официально они не называются шерифами, это, как сейчас модно говорить, "позывной". Но слово прижилось, все называют их шерифами, в том числе и в нашем селе. Официально они называются "общественные помощники участкового". Кроме того, и Володя, и Григорьич – штатные работники аппарата сельского совета, Володя – водитель, и получает зарплату водителя. А Григорьич – инспектор аппарата сельского совета, такие инспекторы есть практически в каждом сельсовете, они выполняют различные функции, но, поскольку Григорьич бывший милиционер, капитан, следователь милиции, он готовый шериф. А поскольку вечная проблема существовала у нас с милицией, сейчас с полицией, которая, мягко говоря, недорабатывала, то необходимость взять на себя часть работы милиции была. А полномочий им постоянно не хватает. Это могло бы работать еще лучше, и по всей Украине, в каждом селе, если бы это поставить на какую-то законодательную базу, чтобы милиция отдала бы им хотя бы 10 процентов своих полномочий, чтобы ребята могли бы это, это и это делать. А часто приходится им все это делать, исходя из ситуации, здравого смысла и необходимости, а не из закона.

– Зрители наблюдают, как передавалось жилье бомжу Коле. Это был экспромт?

Владимир Рудковский: Это было законно, там раньше жил его брат родной, он наследник этого дома, и так как у него своего жилья еще не было, сельский совет решил дать ему этот дом для постоянного местожительства.

– То есть просто, без бумажек?

Владимир Рудковский: В принципе, да.

– Почему вы выбрали лейтмотивом, главной линией судьбу бомжа Коли?

Роман Бондарчук: Но он же киногеничен, одарен актерски, красив, на него интересно смотреть, его интересно снимать, и потом, произошла с ним законченная история на протяжении фильма. История имеет продолжение, мы показали фильм Комиссии по помилованию при президенте. Самое сложное было упросить Колю написать прошение о помиловании, потому что он общался с соседями по камере и администрацией, все ему говорили, что это безнадежно, что не надо тратить на это время. Раза три ездили просто уговаривать его написать, в итоге его помиловали. Мы снимали эту сцену, очень трогательно. Он нарвал букет прямо на трассе, на разметке между двумя полосами движения, потом мы поехали в приют, где была Таня, это был рабочий лагерь для верующих людей. Он ее забрал домой, и они сейчас пытаются начать жизнь сначала: Коля работает, Таня ведет хозяйство.

– То есть человек, который сел за кражу велосипеда, имеет надежду продолжить свой путь исправления. Возникает стойкая ассоциация с Макаренко.

Владимир Рудковский: Очень трудно его перевоспитать, это его образ жизни, и ему это нравится.

Шерифы 5

Виктор Маруняк: Мне Колька интересен. Я сам учитель. Не знаю, насколько я Макаренко, но, когда я пришел работать 10 лет назад в сельский совет, у меня было ощущение, что у меня в школе класс был 25 детей, а теперь две с половиной тысячи. Один из учеников – это Колька. По крайней мере, с ним интересно, потому что по природе своей, наверное, от Бога, это человек очень добрый, несмотря на то что там такой низкий уровень жизни. Я часто видел людей, которые ездили на джипах, но были очень злые. Кольке за его эту доброту природную многое прощаешь. Хотя основная причина его бед – это то, что он человек пьющий, и в основном у ребят, "шерифов", и у меня, если какие-то проблемы возникают, начинаешь с ними разбираться, начинаешь понимать, что вначале была водка.

Вручение приза на фестивале IDFA в Амстердаме в ноябре 2015

– И Майдан, и затем начало войны – это в вашем кино фон, мы об этом вместе с героями по радио слышим. Как на ваше село, на вашу работу эта война повлияла? Община как-то изменилась, люди стали напряженнее, злее, добрее?

Виктор Маруняк: Когда начались эти события, март 2014 года, Крым, это совершенно рядом с нами, Херсонская область, 80 километров по прямой от Перекопа до нашего села, мы поняли, что живем уже в другой стране, в которой идет война. Люди себя по-разному показали. Многие, на кого я раньше не обращал внимания, стали для меня открытием. У нас в селе сейчас семь ребят, которые, слава Богу, живые и здоровые вернулись с фронта. Два человека из них опять вернулись на передовую, подписали контракт. Эти ребята были раньше проблемные, неактивные, никакие. И вот эти ребята, фронтовики, меня поразили больше всего: насколько это патриоты, насколько мужики в свои 25–30 лет. А люди, которые сначала били себя в грудь и готовы были вроде бросаться под танки, говорили, что это не их война, что у них куча проблем.

– Еще у вас есть странный герой, молодой парень, который говорит: мол, мы тут будем сами по себе...

Виктор Маруняк: Это наш Сергей Рябов, мы его считаем местным сепаратистом. У нас был такой сепаратистский кружок, человек десять, лидер у них был Рябов. Когда эти события начались, они начали ездить на митинги в Херсон с русскими флагами, и нам стало понятно, кто они и для чего они готовились. У нас получилась дикая ситуация в марте 2014 года: Крым уже пока "не наш", армии у нас, как оказалось, нет, милиция деморализована, а СБУ как бы есть, а вроде и нет. Куда звонить, если сама милиция нам звонит и говорит, мол, ребята, если будут штурмовать УВД, вы же приедете, нам поможете, защитите нас? И вот мы создали отряд самообороны, это все было стихийно, в Доме культуры собрались 50 збурьевских мужиков, у половины были охотничьи ружья. Был вакуум власти в этот период, и мы понимали, что могут начаться военные действия, в том числе в нашем селе, и как-то нам надо будет защищаться. Я тогда в интернете перечитал кучу литературы о создании диверсионных партизанских отрядов, мы изучали, как делать коктейли Молотова, и поняли, что с пенопластом их делать лучше всего. Но до нас эта война не дошла. Ситуация на Перекопе стабилизировалась, слава Богу; у нас уже есть регулярная, классная, обстрелянная профессиональная армия, и больше нас война коснулась через семьи ребят, которые прошли на фронт. У нас уже традиция: День села, 24 августа – это День независимости. И уже два года как мы решили не тратиться на это, никаких праздников: мы просто собираем помощь нашим мужикам на фронте, грузим машину, заправляем ее, и я как сельский голова еду на передовую к кому-то из наших, и это все им там передаю.

– Известно, что в основном опасность была не со стороны фронта в таких небольших селах, а от сепаратистов, которых было немного, но они были активны, и община не могла им противостоять. Вы оценивали возможность схватиться с ними?

Виктор Маруняк: Мы даже были готовы, я помню свое общение с нашей службой безопасности, которая тогда была деморализована. Я звоню нашему эсбэушнику, говорю: у нас тут есть такие смешные ребята, наши местные сепаратисты, вы, наверное, очень заняты, давайте мы сейчас сами их своей самообороной арестуем, свяжем, только скажите, куда вам их привезти. Они мне перезвонили и сказали, мол, Виктор Васильевич, вы понимаете, еще непонятно, какая ситуация, может быть, лучше ничего не предпринимать. Мы, в принципе, были готовы силами самообороны занять село, задавить там любые проявления сепаратизма и держаться до подхода наших.

– То есть превышая полномочия?

Роман Бондарчук: Когда по селу бежит человек с ножом, или человек облил себя бензином и со спичками в руках говорит: "Я сейчас тут все подожгу и взорву", никто не думает о полномочиях. Это ситуации, которые происходят каждый день. Конечно, у них нет полномочий сбить с ног человека с ножом, скрутить его и забрать. Они это делают, потому что иначе нельзя. Когда находишься там, какие-то абстрактные мысли о государственном устройстве, полномочиях, табели о рангах и всей этой мишуре уходят автоматически. По поводу Рябова я хотел добавить, это начиналось очень интересно. Он начал с юношеского кружка, в котором рассказывал о великой стране Тартария, о старинных русских магах, которые перемещались во времени и пространстве, и это все выглядело совершенно безобидно. Плавно эта история набирала обороты, и он пришел к тому, что "мы все ведь понимаем, как устроен мир, что мы самые могущественные, лучшие, и нас пытаются Германия, Европа задвинуть в нишу, а мы же должны на самом деле всем править, давайте начнем с того, что не будем платить налоги". Этот месседж уже был более или менее поддержан, они человек 30 или 40 на этот крючок поймали. Апогеем была раздача "паспортов суверена", внегосударственного человека. Очевидно, какими-то грамотными юристами была проанализирована Конституция Украины, и найдено расхождение между терминами "гражданин" и "человек". Если вчитаться, у этих двух субъектов разные права и обязанности. Они раздали эти "паспорта человека" и призвали людей не платить никаких налогов, и начали с этими людьми работать таким образом, что они никому не подчиняются. Дальше был план этих людей направить на штурм сельсовета и почему-то повесить там российский флаг, хотя при чем тут он, если человек – внегосударственный? Думаю, что на востоке во многих местах это сработало, а здесь народ оказался сплоченный и адекватный, и прямо сказал, что, мол, вот этого человека мы выбирали, а тебя не выбирали, так что извини, уйди. Я до сих пор читаю в газетах, что, например, полиция останавливает водителя на трассе в регионе Геничевска, приграничных районах, и они вместо водительского удостоверения показывают документ суверена и говорят на полном серьезе, что он дает право водить автомобиль. Это существует и существовало по всей Украине очень массово, у них были кружки, видеоуроки в интернете, коучи, которые приезжали, их учили.

– Откуда?

Роман Бондарчук: Внутри Украины хватало, я не могу утверждать, что из России они приезжали, но это была сеть. И делалось все в открытую, нахально, на виду у всех органов власти.

– Сколько оружия, по-вашему, есть на руках у ваших односельчан?

Владимир Рудковский: Если и есть оружие, то только охотничье. А сколько его, я даже не могу знать. Боевого нет.

Шерифы 1

– С какими критическими ситуациями вам приходилось сталкиваться?

Владимир Рудковский: Позвонили нам как-то: человек с топором бегает по улице. Мы выехали втроем. Возле двора у этого человека был выставлен целый арсенал: топор, лом, ножи. Это он готовился к обороне.

– От кого? Он из сепаратистов?

Владимир Рудковский: Нет, наш, местный. То ли на почве алкоголя, то ли наркотика какого-то, но был он неадекватный. Только он нас увидел, схватился за топор – и за нами. Мы его разоружили, связали, вызвали милицию. Потом с Колькой история. Когда освободили его из тюрьмы, через четыре дня среди ночи выбивают ему дверь два человека с пистолетом, требуют денег, забирают телефон, мелочь, сигареты, залезли на крышу, сняли антенну телевизионную и сказали: мы еще вернемся, готовь деньги. Вызвали милицию, они приехали, оформили это не как грабеж, а как воровство, а нам сказали: поймаете, позвоните, мы приедем, их заберем. Через два-три дня история повторяется. Мы устраиваем засаду, сидеть решаем до победного. В два ночи пришли, мы на месте их скрутили. Вызвали милицию. В этот раз пистолета у них не было. Ни протокола задержания, ни опроса свидетелей, забрали их и уехали. На следующий день они уже гуляли по селу. Прошло три месяца – никаких сдвигов по этому делу нет.

– А если бы вооружили сепаратистов, вы смогли бы своими силами с ними справиться?

Владимир Рудковский: Не так уж много этих сепаратистов у нас в селе. И главное, у нас есть преимущество, нет, не численное: мы боремся за свою свободу, а они за деньги. Это же не просто так, убеждения. Это кто-то проплачивает.

– Вы, Роман, тоже так считаете?

Роман Бондарчук: Думаю, и то, и другое. Рябов одержим, он мне Ленина напоминает, настолько энергичен, красноречив, так круто рассказывает обо всех этих невероятных вещах, что хочется ему верить. А все движение сепаратистское, безусловно, оплачивается и курируется, потому что любое мероприятие без организаторов затухает.

Шерифы 4

– У вас в фильме есть молчаливый персонаж, который сидит в какой-то будке на высоте и слушает радио. Кто это?

Дарья Аверченко: Этого персонажа мы прозвали в группе "белочкой". Мы нашли его случайно, решили подняться на смотровую вышку, чтобы снять красивый вид села, а там сидит он. Оказывается, таких вышек по району достаточно, район с посаженными сосновыми лесами, там часто бывают пожары, и с началом сезона, в мае, ребят отправляют на вышку, чтобы они отслеживали эти пожары. Наш "высотник" нам понравился внешне, он был такой интригующий, пока не начал разговаривать: цензурных слов было меньше, чем нецензурных, и его образ совершенно менялся. И мы подумали, если оставить его в фильме молчаливым до самого конца, он будет символизировать человека, который смотрит в будущее, высматривает новые времена, может быть, даже какого-то вестника войны.

Роман Бондарчук и Дарья Аверченко

– Как получилось, что фильм выдвинули на документального "Оскара" от Украины?

Дарья Аверченко: Эта категория называется "Лучший фильм на иностранном языке". Действительно, Украинский Оскаровский комитет выдвинул фильм на соискание кинопремии "Оскар" в этом году, хотя фильм документальный, что необычно для этой категории. Только с этого года позволили выбирать фильмы разных жанров. В программе 85 хороших фильмов из разных стран. Оказалось, что у кинопремии есть свои правила, в октябре и ноябре в Лос-Анджелесе должна проходить кампания, для того чтобы академики фильм заметили. Их несколько сотен человек, и существует место, кинотеатр, где их приглашают на показ. Показы устраивают промоутеры.

Роман Бондарчук. В общем, сейчас мы озабочены, во-первых, тем, как туда доехать, а во-вторых, как воспримут фильм киноакадемики.