Историю путинской эпохи можно исчислять по-разному, но лучше всего – негласными общественными договорами, которые народ заключал с властью.
Первый, заключенный еще в прошлом тысячелетии, формулировался примерно так: мы тебя выберем, а ты нас больше не взрывай. Это не означало, что взрывы домов в России и поразительные рязанские "учения" прямо связывались с именем нового премьер-министра. Это означало, что люди постигли серьезность намерений грядущего национального лидера и организации, которая стояла за ним. Социум был сильно закошмарен и стихийно, но соборно решил, что лучше им всем не перечить и проголосовать как велено. Хотя уходящий Ельцин был непопулярен и своими речами в поддержку неведомого избранника мог ему только помешать, но вот как-то так вышло, что Путин сумел переубедить россиян.
Заключенный в середине счастливых нулевых договор звучал иначе: мы тебя выберем, а ты про нас забудь, и мы про вас про всех забудем. Обе стороны честно ему следовали: власть вершила большую политику, а население, завороженное нефтяной халявой, в меру сил обогащалось. Народ-бюджетник понемногу привыкал к телевизору, очищенному от плюралистической скверны, и с известным злорадством наблюдал за злоключениями знаменитого олигарха, что осмысливалось как сведение счетов с проклятыми девяностыми. Когда же Путин решил прикинуться Медведевым, люди и тут не возразили, понимая, что это не их ума дело. Кого царь назначил царем, того и выберем.
Однако возвращение Владимира Владимировича в начале неоднозначных десятых годов было парадоксальным образом воспринято с раздражением. Особенно в столице. Задуманная, оказывается, еще в 2008 году рокировочка оскорбила медленно, но неуклонно просыпавшихся граждан, которым, как вскоре выяснилось, надоел несменяемый в принципе национальный лидер. Впрочем, эта несменяемость вскоре была осознана как данность, а протестные выступления обернулись попыткой подписать новый договор с идущим на третий срок президентом. Трогательный по сути и отчаянный по содержанию: дескать, мы тебя выберем, но ты нам больше не лги. Поскольку устраивать бунт, бессмысленный и беспощадный, подавляющее большинство избирателей, выходивших на Сахарова и на Болотную, не хотело, то и призывы их к власти ограничивались в основном требованием честных выборов.
Путину новый договор впервые в его президентской жизни не понравился, и он отвечал гражданам долго, подробно, вразумительно. "Болотными" делами, судами и приговорами. Законодательными новеллами в рамках напряженной эксплуатации взбесившегося принтера. Аншлюсом Крыма и войной в Донбассе, преследующими сразу две цели: сведение счетов с соседями, много возомнившими о себе на Майдане, и ликвидацию гражданского общества у себя дома. Замененного толпами неравнодушных, пожизненно оскорбленных в своих чувствах россиян, угорающих от патриотизма. Холодная война, объявленная Западу, и сирийская спецоперация, усугубившая противостояние с цивилизованным миром, отлакировали это состояние российского социума до полного блеска.
Сегодня на наших глазах, за год с лишним до президентских выборов, оформляется четвертый договор, который приблизительно звучит так: мы тебя выберем, а ты гони нас на убой. Иначе не объяснить той удивительной покорности, с которой соотечественники откликаются на сообщения, связанные с Сирией. Имею в виду даже не столько массовые убийства, совершаемые российской армией при бомбежках одной запрещенной организации и всех, кто подвернется под руку, но восприятие наших невосполнимых потерь.
Теперь надежда только на время, которое в России то стоит на месте десятилетиями, то бежит сломя голову, будто спасаясь от гибели
Смерть над Синаем в результате теракта 224 граждан РФ стала трагедией почти исключительно для родных и близких погибших. Смерть военнослужащих отрефлексирована в том духе, что, мол, ничего не поделаешь, война. Смерть медсестер прокомментирована легендарным Конашенковым из Минобороны, заклеймившим натовских "покровителей террористов" – и уже забыта. Убийство посла Андрея Карлова вызвало шок, таково действие документального видео в жанре триллера, но потрясение прошло, война продолжается. 92 человека, в том числе доктор Лиза, погибли в авиакатастрофе, в России объявили день траура – и что? РПЦ пока не готова причислить Елизавету Глинку к лику святых, и это, пожалуй, наиболее содержательная часть дискуссии, посвященной ее памяти. Вопрос о том, что мы забыли в Сирии, задают немногие, уже и не рассчитывая на внятный ответ.
Разумеется, агитпроп делает все возможное, чтобы россияне не изводили себя нелепыми вопросами. О причинах падения аэробуса, летевшего в Петербург, Бортников при скоплении телекамер известил Путина только через две недели после теракта и через три дня после после террористической атаки в Париже, которая затмевала все иные новости. Среди самых обсуждаемых, хотя и абсолютно бессодержательных споров, относящихся к судьбам летевших в Латакию, – нашумевший пост Божены Рынской. Тут высказались все: и Песков, и Захарова, – и странно даже, что молчит президент. В общем, беда, как обычно, мобилизует и сплачивает россиян, сверху донизу, скорбящих и негодующих, но не умеющих без подсказок из Кремля и зомбоящика понять, за что и почему они умирают и кого в том нужно винить. Ибо договор заключен и твердо соблюдается обеими сторонами.
А война засасывает как трясина, и вспоминается в эти печальные дни почему-то первое соглашение народа с властью. Тоже, как бы сказать, контртеррористическое, основанное на страхе и внушенном одичании. Тогда, семнадцать с лишним лет назад, негласный этот договор многим россиянам казался и разумным, и взаимовыгодным. Мало кто предполагал, что усмирение крохотной Чечни, сопровождаемое мутными историями и чудовищными, до сих пор толком не расследованными преступлениями, роковым образом переустроит и государство, и жизнь народов, его населяющих. Что договор заключать не надо было и голосовать на тех выборах следовало иначе. Теперь надежда только на время, которое в России то стоит на месте десятилетиями, то бежит сломя голову, будто спасаясь от гибели. Чувство самосохранения, которое сильнее любых страхов, едва ли совершенно утрачено избирателями и смиренными с виду элитами, под воздействием беспрерывных побед и оптовых смертей.
Илья Мильштейн – журналист и публицист
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции