Против правил 325 года

Церковный скандал разразился в конце ушедшего года в Красноярске. Епархиальный церковный суд запретил двум местным священникам – иерею Петру Боеву и дьякону Ивану Логинову проводить службы и носить священнические одежды в течение десяти лет. Молодые красноярские священнослужители прослыли реформаторами и модернистами в среде своих сторонников и чуть ли не еретиками у консервативной части православной общины города.​

Петр Боев и Иван Логинов

Оба опальных священника – люди в городе известные. Петр Боев, например, ведет блоги в нескольких красноярских СМИ, активно общается с журналистами на самые разные темы, у него множество друзей и подписчиков в социальных сетях. Сколько-нибудь серьезных претензий со стороны руководства Красноярской епархии к деятельности как самих Боева и Логинова, так и созданного ими еще в 2011 году православного сообщества "Святое дело" прежде никогда не возникало.

И вдруг – отрешение от совершения служб и от священнического сана. Как пояснил Радио Свобода руководитель протокола Красноярской епархии Андрей Скворцов, такое решение принято в связи с "серьезными нарушениями норм личной жизни священнослужителями, самочинным изменением чинопоследований богослужений и кощунственным отношением к таинствам и постам, установленным церковью". В остальном же Скворцов посоветовал изучить сообщение, опубликованное на сайте епархии, сославшись на то, что церковный суд проходил в закрытом режиме.

Новость о решении Епархиального церковного суда в отношении Боева и Логинова вызвала острые дискуссии в интернете.

​Иерей Петр Боев и дьякон Иван Логинов говорят о том, что уже давно были готовы к такому повороту событий, комментируют решения Епархиального церковного суда достаточно сдержанно и при этом подчеркивают, что свою миссионерскую деятельность, пусть и в других формах, они намерены продолжить

–​ В сообщении епархии указано, что поводом для судебного разбирательства стала жалоба на вас неких недовольных красноярцев. Это действительно так?

Мы живем в XXI веке, а некое правило, допустим, было написано в 325 году и действует до сих пор

Петр Боев. Люди, которые жалуются, есть всегда. Особенно если священник открыт – тогда жалоб очень много. Жалуются на что угодно – от наличия автомобиля у служителя церкви до не вполне определенного: "Прежний батюшка нам нравился, сейчас поставили другого, а он какой-то не такой". А область церковного права очень широка, здесь нет, как в государственном законодательстве, уточнений и пояснений, каждый церковный канон допускает обширное толкование. Есть и такая сложность: мы живем в XXI веке, а некое правило, допустим, было написано в 325 году и действует до сих пор. А в православии очень сильна приверженность канонам и традициям, особенно когда речь идет о чем-то новом.

–​ Если говорить о вашем случае – в чем конкретно состояла жалоба?

Если речь заходит о том, что человека обязательно надо вписать в определенные рамки, - это не к нам. Это и вызывает нарекания.​

Иван Логинов. К нам не было претензий относительно нашего поведения в пределах церковной ограды, к выполнению нами обязанностей внутри храма – с этой стороны непонимания не было. Вопросы были к тому, чем мы занимаемся в светском пространстве. Наша аудитория - ищущие люди, чаще всего нецерковные, с которыми мы учимся осознанному взгляду на самих себя и на жизнь в целом. Священники обращаются к тем, кто уже пришел в храм и готов их слушать, и их подходы к общению с этими людьми соответствующие. А с теми, с кем общаемся мы, нужно формировать новый язык и области взаимопонимания. Хочется, чтоб люди научились думать и находить сами ответы на свои же внутренние вопросы. У нас же, в свою очередь, нет задачи приучить слушателя к строго определенным взглядам. И вот за это нас и осуждают больше всего ("вы приводите людей к себе"). Наш подход таков: придет человек в христианство – я не буду себе это приписывать как свершенную цель. Не придет – ценность в том, что мы, наверняка, чем-то обогатили друг друга, пока была возможность общения и диалога. Мы не вписываем сразу людей в ту или иную религиозную концепцию. Если речь заходит о том, что человека обязательно надо вписать в определенные рамки, - это не к нам. Это и вызывает нарекания. Вот пример: отец Петр вместе с протестантским пастором ведет видеопроект и к нему сразу претензии – а почему вы его не обличаете, не осуждаете публично, не переубеждаете и т.д.? (Петр Боев в 2016 году был спикером на протестантском форуме "ЮС16", видеоролик его выступления на форуме выложен в сеть. – РС). Я бы подчеркнул, что дело не в том, что мы что-то нарушили, а лишь в отличии подходов. Мы работаем так, как нам легче и органичнее.

Петр Боев. Мы видим своей аудиторией людей современных, мультикультурных. Широкоформатных таких. Мы и себя считаем, если можно так выразиться, людьми мира. Если просмотреть мою страницу в соцсети, то чего там только нет. Меня часто упрекают другие священники: как ты можешь читать, например, Хемингуэя, ведь он самоубийца? Да, читаю. И считаю себя при этом верующим человеком. И вообще все читаю. У меня кроме духовного образования есть и светское – филологическое. Поэтому могу прочесть и некий скандальный роман, и труды Максима Исповедника, и бизнес-издание, и глянцевый журнал, и Солженицына, и Толстого. Но всегда ведь есть искушение человека куда-то "вписать", дать ему четкое определение… При всем том, когда изучаешь биографии святых отцов, понимаешь: это были люди широчайших взглядов.

–​ Как проходил сам суд?

Петр Боев. Когда это разбирательство закрутилось, мы с отцом Иваном были в отпусках. А когда вернулись, из шести заседаний нас пригласили лишь на одно. Но стоит ли говорить о самой процедуре? В принципе, я еще 3–4 года назад предсказывал такой поворот событий, просто не представлял, как именно это произойдет. Я бы подчеркнул главное: в нашем случае идет речь не о столкновении вер – о столкновении цивилизаций. Сегодня миссионерство не может, на мой взгляд, использовать те подходы, которые существуют в РПЦ. Да, наша деятельность – "неформат", а ведь всегда возникают сложности, когда люди мыслят арифметически, – мол, не могут быть десять человек не правы, а один прав. Да, в общении с человеком для меня главное – сам человек. Я могу дружить и общаться и с протестантами, и с буддистами. Да и с атеистом тоже могу – и уже в этом для меня есть Божье присутствие. Придет ли он к вере – не знаю, я никогда людей на это не провоцирую.

Я могу дружить и общаться и с протестантами, и с буддистами. Да и с атеистом тоже могу – и уже в этом для меня есть Божье присутствие

​Нас спрашивают – как вам удалось вокруг себя собрать столько прихожан, раскройте свою методику. Мы никогда никого никуда не зовем и не тащим, это и убеждает сильнее всего – вот и весь секрет. Но внутри церкви сложилась иная традиция… Безусловно, значение имеет и та аудитория, с которой мы общаемся. Если в РПЦ это преимущественно пожилые люди, то у нас – в основном те, кому от 20 до 35 лет. И те еще, чья юность пришлась на перестройку и первые постперестроечные годы. Им тоже просто так не скажешь: "Туда ходи, а сюда нельзя…" Вообще, наш подход можно было бы назвать психологичным. Но дело-то в том, что психология в течение последнего столетия бурно развивалась, в том числе и ее язык – появлялись новые термины, например. А церковь стояла на месте. То есть нет даже языка, на котором можно было бы общаться с современными людьми.

Иван Логинов. Сейчас много говорят в церкви о том, что храмы стоят пустые, надо в них привлекать молодежь. Но в данном случае нельзя идти от проблемы. Это все равно что женщине родить ребенка "для себя": не ребенок оказывается ценностью, а страх остаться одной. Так и тут: мы говорим – нельзя делать людей объектами, надо делиться с ними тем, что есть и в максимально подлинном и естественном для самого тебя ритме и формате. А дальше что получится, то получится. Невозможно людей проектировать. Вот это и вызвало больше всего претензий у священников, критика в наш адрес была в той или иной мере постоянной. Ну как им объяснить, что те люди, кому это нужно, сами со временем во всем разберутся. И в храмы будут приходить. Главное, форматировать никого не надо. Ведь человек может прийти в церковь, отвергая себя, убегая от себя. Причем это относится и к прихожанам, и к священникам. Но такой шаг, по сути, означает ненависть к себе.

Петр Боев. Видите ли, два человека, прочитавшие одну и ту же книгу, особенно связанную с православием, поймут ее по-разному. И если они ее прочли – это еще ни о чем не говорит. И если человек выучил "Отче наш" – это тоже ни о чем не говорит, он может и не понимать заученного. Другое дело – ощутить полноту присутствия Бога в своей жизни, быть человечными. Понять, что есть человек в церкви, а есть – церковь в человеке. Люди приходят к этому постепенно…

–​ А что самое важное должно измениться в Русской православной церкви сейчас, чтобы то, о чем вы говорите, не вызывало отторжения и церковных судов?

Наследие советского времени состоит в том, что люди могут вслух какие-то вещи не говорить, но за спиной при этом что-то вынашивать, обсуждать, а потом сообщать кому надо

Петр Боев. Мы так вопрос не ставим, у нас нет цели что-то радикально менять. Русская православная церковь – это отдельный организм со своей огромной историей, и она течет так, как течет. А кроме того, это огромное учреждение со своими внутренними правилами, которые вряд ли способны к переменам. Но каноны – это одно, а есть ведь еще и конкретные люди. Знаете, я никогда не говорил об этом раньше… Сейчас, после решения Епархиального суда, многие священники начали публично ругать нас с отцом Иваном. Но я бы спросил: если для них сразу неприемлемо было то, что мы делаем, почему они не заявляли об этом прежде? Все мы наследники определенных эпох. А наследие советского времени состоит в том, что люди могут вслух какие-то вещи не говорить, но за спиной при этом что-то вынашивать, обсуждать, а потом сообщать кому надо. Этот опыт никуда не делся. Евангельский принцип – "если есть что сказать, приди и скажи" – здесь стирается, не действует. Инерция оказывается сильнее, чем осознанная жизнь. Кстати, один из плюсов того, что случилось с нами, – многие люди просто вынуждены были начать думать и стараться понять, что происходит. Я и знакомых священников предупреждал об этом: новостной взрыв в интернете приведет не к тому результату, который ожидался от вердикта епархиального суда.

–​ Часто ли церковные суды принимают решения, подобные тому, которое принял Красноярский Епархиальный суд в отношении вас?

Иван Логинов. Священники выходят из церкви нередко. Таких случаев хватает. Наш стал известен потому, что сами мы люди публичные, иначе он остался бы незамеченным.

–​ Существует ли возможность оспорить решение Епархиального суда?

Петр Боев. В гражданском суде сделать это, разумеется, нереально. А в церковных судах более высокой инстанции такое решение вряд ли будет пересмотрено: РПЦ – это все-таки единая организация. Поэтому вопрос об апелляции для нас на сегодняшний день остаётся открытым.​

Петр Боев и Иван Логинов

–​ Вас на десять лет отстранили от проведения служб. Можно считать, что это навсегда?

Петр Боев. Я вспоминаю прошлый год – и у меня памяти хватает на полгода. Мы настолько насыщенно живем, что за один год несколько проживаем. Поэтому сказать, что будет через 10 лет, – почти невозможно. Но я уже сейчас понимаю, что это отвержение может принести большие плоды, прежде всего в личностном плане.

Иван Логинов. Если говорить о переменах – вот я сюда сейчас пришел с ребенком. Вообще стал гораздо больше времени с детьми проводить, а у меня их двое. Да и в целом больше личного общения стало, поездок, перемещений каких-то. Перемены для меня состоят в том, что появился шанс стать ближе к жизни. Причем сблизиться именно с тем, что уже составляло ее основу, выявить и рассмотреть главное.

–​ А сообщество "Святое дело"? Оно продолжит работу?

Иван Логинов. Нам запрещено проводить службы в храме и носить священнические одежды. Но смысл «Святого дела» - прежде всего в общении, в том, чтобы каждый человек находил путь к самому себе и ближнему, раскрывался, поворачивался лицом к своей же жизни. Братство - это, прежде всего, дружеский круг, естественно выстроенных на определенных совместных симпатиях и интересах. Так сложилась наша миссия, и заниматься ею запрета нет. Как и быть нам верующими людьми. «Святое дело» продолжает работать.​

Петр Боев. Так получилось, что наш опыт оказался чрезвычайно актуальным и востребованным. Планы – делать то, что мы делали и до суда. Проводить семинары, встречи, в том числе в других городах. Подобные поездки отнимают много сил, и когда я был в графике при храме, было сложно сочетать их с приходским служением, сейчас же время появилось и на то, что давно лежало в столе. Нынешнюю ситуацию я вижу так, что и она от Бога: если бы не ушло одно, на его место не пришло бы другое. Если говорить о деятельности, то мы изучаем всё, что касается современного общества. Приобретённый опыт теперь позволил нам начать работать в направлениях, рассчитанных на разные категории людей - музыкальных, думающих, читающих, причем форматы зачастую мы строим с нуля. В этом нам помогают люди, когда-то пришедшие на наши встречи и перенявшие принципы и подходы, то есть наши единомышленники.


Вместо послесловия. Со страницы в социальной сети Петра Боева:

"Наверное, самая частая фраза, которую слышишь от верующих людей – с нами Бог! Такая короткая и удивительно энергичная. Как мощно – Бог! Как сильно – с нами! Эта фраза способна поднять с колен, когда ты на самом дне. Её можно произнести так, что звук вольётся в уши и потечёт по всему телу. Но однажды, повзрослев, ты спросишь: если с нами Он, то с теми кто тогда?

Всезнающие люди так торопятся с выводами, что не оставляют возможности менее расторопным поразмышлять. Но более важным кажется то, почему некоторые так упорно хотят отказать другим в Боге. Если вспомнить, что отвечали настоящие святые о людях, имеющих иные опыт и жизнь, то это может не понравиться. Каждый раз они разворачивали самого человека (как и его вопрос) к внутреннему размышлению о себе самом.

Сложность подхода диктует необходимость вердикта. Простота же дает максимальное освобождение. Очевидно, что всегда и везде Бог действует. И всегда Он со всеми, просто понять это невозможно, а осознать – больно. Если я говорю о ком-то, что с ним нет Бога, то именно этот момент как раз является моим выходом за. Именно тогда, когда я берусь определять границу и место Ему, я становлюсь Им, а Его уничтожаю. Знать Бога – значит, признавать всех и звать каждого, оставляя возможность отказа".