Писатели и солидарность

Александр Подрабинек: Профессиональная солидарность – явление достаточно распространенное. Людям свойственно защищать, прежде всего, своих ближних, в том числе коллег по цеху.

Профессиональная солидарность проявляется даже в тех случаях, когда труд никак не может быть коллективным. Например, в творчестве. Например, у писателей.

Писатели, поэты, журналисты – люди творческие и пишущие – чаще многих других оказываются в противостоянии с властью. Конечно, случается, что конфликтуют и друг с другом, а также со своими редакторами и издателями, но это проходит, как правило, без серьезных последствий.

Другое дело – конфликт с властью. Тут последствия могут быть самые удручающие. Тогда на помощь приходит писательская солидарность. Впрочем, надо честно признаться: иногда такое вмешательство помогает, а иногда нет.

Поводом поговорить об этом сегодня стало возбуждение очередного уголовного дела против Александра Бывшева – поэта из города Кромы Орловской области. Рассказывает корреспондент Радио Свобода Андрей Королев.

Андрей Королев: Март 2014 года. Учитель немецкого языка из городка Кромы Орловской губернии публикует в интернете стихотворение "Украинским патриотам". Спустя несколько недель бдительные граждане, обеспокоенные содержанием стихотворения, в котором осуждается вторжение России в Крым и на юго-восток Украины, обратились в местную газету "Заря". Вскоре публикацией заинтересовались правоохранительные органы.

Александр Бывшев вспоминает, что за стихи из украинского цикла "было заведено два уголовных дела. А судят по 282-й, популярной сейчас в России статье – за экстремизм".

В городе против Бывшева развернулась настоящая травля: в газетах публиковались обличительные статьи, отменялись поэтические вечера, "доброхоты" писали доносы в прокуратуру, били стекла квартиры.

В июле 2015-го, через год после возбуждения уголовных дел, суд признал стихи Бывшева экстремистскими, назначил ему в качестве наказания 300 часов исправительных работ и на два года лишил права на преподавательскую деятельность.

Государственная организация Росфинмониторинг внесла поэта в список "действующих террористов и экстремистов", на неопределенное время заблокировав его банковские счета и зарплатную карточку.

Поскольку Александр Бывшев продолжил высказываться против действий российских властей в Украине, правоохранители провоцировали новые конфликты. В августе 2015 года сотрудники полиции провели обыск в квартире поэта, пояснив при этом, что действуют в рамках уголовного дела о поджоге здания местной прокуратуры. Во время обыска были изъяты ноутбук и флэш-карты, а самого бывший учителя подвергли унизительному двухчасовому допросу.

Александр Бывшев

Наконец, в середине января уже этого года против Бывшева возбуждено еще одно уголовное дело "за разжигание розни" в стихотворении, посвященном Иосифу Бродскому. В квартире вновь произведен обыск и изъят компьютер. Александр Бывшев уверен, что органы не успокоятся до тех пор, пока не упрячут его за решетку.

Александр Подрабинек: В ноябре 2014 года группа писателей писала в связи с делом Бывшева:

"…мы, члены Русского ПЕН-центра, не можем не выразить тревогу по поводу опасного прецедента возобновления в нашей стране практики уголовного преследования автора литературного текста".

Тогда многие интерпретировали этот текст как заявление Русского ПЕН-центра. Однако это вовсе не так. То были лишь некоторые члены этого писательского клуба.

Сам ПЕН-центр остался в стороне от кампании защиты Александра Бывшева. Так было в 2014 году. Это повторилось и теперь, когда Бывшеву предъявляют новые обвинения.

Теперь Следственный комитет обвиняет поэта в "возбуждении ненависти либо вражды" в связи с перепечатанным на Украине его стихотворением "На независимость Украины", которое Бывшев опубликовал на своей странице в сети "ВКонтакте".

17 января к нему домой пришли с обыском, забрали компьютер, все носители информации, записи. Потом начались допросы.

Писатели и на сей раз не промолчали. На сайте Colta.ru было опубликовано их заявление:

"Мы рассматриваем "Дело Бывшева" как опасный случай преследования человека, вся вина которого лишь в том, что он публично выразил свои общественные и политические симпатии. Требуем немедленного прекращения уголовного дела против Александра Бывшева".

Все обвинение – стихи, размещенные в интернете. 46 человек подписали петицию. ПЕН-центр, между тем, хранит гробовое молчание.

Андрей Королев: ПЕН-клуб – международная неправительственная организация, объединяющая профессиональных писателей, поэтов и журналистов. Она основана в 1921 году в Лондоне британским писателем Джоном Голсуорси по инициативе его супруги Кэтрин Эми Доусон-Скотт.

Организация объединяет около 100 национальных ПЕН-клубов со всего мира. "ПЕН" – аббревиатура от английских слов "поэт", "эссеист", "новеллист", складывающаяся в слово "авторучка".

Хартия Международного ПЕН-клуба декларирует принципы беспрепятственного обмена информацией внутри каждой страны и между всеми народами. Его члены обязуются выступать против любого подавления свободы слова в той стране и в том сообществе, к которому они принадлежат, равно как и во всем мире, где это представляется возможным.

ПЕН-клуб решительно выступает за свободу прессы и против произвольного применения цензуры в мирное время. Члены ПЕНа обязуются бороться с лживыми публикациями, преднамеренной фальсификацией и искажением фактов в политических и личных целях.

Членство в ПЕН-клубе открыто для всех профессиональных писателей, независимо от национальности, языка, расы или вероисповедания.

Организация осуществляет поддержку писателей, находящих в тюремном заключении, испытывающих материальные трудности и замалчиваемых политическими режимами.

В рамках международной организации существуют несколько комитетов – в частности, "Писатели в заключении", "Писатели-женщины", "Писатели в эмиграции", "Писатели за мир".

Самыми резонансными процессами в новейшей истории, в которых участвовал Международный ПЕН-центр, стали дела британского писателя Салмана Рушди, французского сатирического журнала Charlie Hebdo. Организация встала на защиту бывшего сотрудника ЦРУ и Агентства национальной безопасности США Эдварда Сноудена.

Александр Подрабинек: Международный ПЕН-клуб был создан для защиты писателей, подвергшихся гонениям, то есть как раз для таких случаев, как преследование Александра Бывшева.

Как писатели отнеслись к этой ситуации? Говорит член ПЕН-центра, писатель и сценарист Марина Вишневецкая.

Марина Вишневецкая: Вначале мы писали. Первое письмо было в ноябре 2014 года. Члены ПЕН-центра, 25 человек защищали Бывшева. Мы говорили, что просим не оценивать его стихи как стихи, не оценивать его взгляды. Человека нельзя судить за стихи и за выражение его взглядов. Подписали Улицкая, Тимофеев, много очень достойных людей. Потом на сайте ПЕН-центра несколько человек, тоже члены ПЕНа, выступили против этого заявления. Потом в обсуждениях на сайте не раз говорилось, что они защищают неонациста. Поэтому когда возникло второе и третье дело, в исполкоме уже никому не пришло в голову защищать Бывшева, они изначально были настроены против него.

Александр Подрабинек: В большой писательской организации могут быть люди с разными политическими взглядами. Это нормально.

Но чем объяснить, что русская часть этого клуба, российский ПЕН-центр самоустранился от выполнения добровольно взятых на себя обязательств?

Марина Вишневецкая: Были публикации людей, которые потом стали членами исполкома: мы не будем защищать неонациста, мы не будем защищать стихи, которые написаны с ненавистью к русским. После этого был материал в одной из видеопрограмм, в недельном обзоре, и сказали, что русский ПЕН-центр защищает необандеровца. Наши, думаю, сильно испугались и еще писали отдельные заявления о том, что "мы хорошие".

Марина Вишневецкая

Александр Подрабинек: В России писатели всегда имели намного большее значение, чем в большинстве других стран. Слово, особенно печатное, воспринималось в России как отеческое наставление, как явление чудодейственное, почти сакральное.

Оттого писательство всегда было делом ответственным и общественно значимым. Литература была не только элементом просвещения. Литература была инструментом переустройства общества, испытательным полигоном моделей будущего.

Соответственно, и власть всегда относилась к писателям не как к безобидным романистам, а как к опасным людям, которых надо либо привлечь на свою сторону, либо уничтожить.

И вот, когда власть обрушивалась на какого-нибудь литературного вольнодумца, перед другими писателями, поэтами, вообще интеллигенцией вставал тяжелый выбор: смириться или протестовать, рисковать ли собственным благополучием ради поддержки человека, виновного лишь в том, что он пишет не то, что нравится власти?

Никто не вступился перед Екатериной за приговоренного к смертной казни, а затем помилованного и сосланного в Сибирь писателя Александра Радищева. Преступление его – написанная им книга "Путешествие из Петербурга в Москву".

Никто не заступился перед Николаем I за объявленного сумасшедшим философа Петра Чаадаева. Его преступление – статьи в журнале "Телескоп".

А про издателя журнала Николая Надеждина, сосланного в Усть-Сысольск (ныне Сыктывкар) никто даже и не вспомнил.

Никто не вступился перед Николаем и за Федора Достоевского, приговоренного к расстрелу, который потом, слава богу, был заменен каторжными работами. Страшное преступление Достоевского состояло в том, что он в домашнем кружке публично прочитал крамольную статью Белинского.

Когда же российское общество осознало, наконец, необходимость защищать отечественных литераторов от гонений власти? Литературовед Михаил Шейнкер.

Михаил Шейнкер: Вся история 19-го века – это история благоволения, гонений, покровительства сверху, попыток осуществить какую-то горизонтальную опеку. Например, Жуковский в своей жизни спасал множество людей и помогал им. В середине века впервые в России возникает некое литературное объединение под названием "Литературный фонд", которое не является средством политической или еще какой-то защиты от власти, но просто создается, по мысли писателя Александра Дружинина, для поддержки страждущих, бедствующих литераторов. 1859 году это учреждение утверждено царским указом и с тех пор до времени революции оно продолжает оказывать посильную финансовую, материальную, бытовую и прочую помощь тем литераторам, которые в этой помощи нуждаются.

Александр Подрабинек: Ущемление прав и ограничение гражданских свобод во времена абсолютизма, а затем и конституционной монархии прогрессивная российская общественность считала верхом произвола. Россия грезила о революции. Однако самодержавный произвол показался цветочками по сравнению с тем, что началось в конце 1917 года, а в следующем году было закреплено законодательно декретом о "красном терроре".

Кто из писателей и поэтов стал жертвой гонений коммунистической власти в первые годы после Октябрьского переворота? Кто выступал в их защиту?

Михаил Шейнкер: За гонимых поэтов и писателей в первые годы советской власти заступались многие. Постоянным защитником был Горький. Очень многие люди пользовались его покровительством, очень многим он оказал помощь, содействие, поддержку. Потом существовал политический Красный крест, который вообще помогал людям, подвергавшимся политическим гонениям, в том числе литераторам. Во главе этого политического Красного креста стояла жена Горького Екатерина Пешкова.

Это была организация, которая чрезвычайно много сделала для спасения людей, для облегчения участи многих из тех, кого преследовали в первые годы советской власти. Такие трагические события жизни писателей 20-х годов, как расстрел Николая Гумилева, например, тоже были окружены попытками его спасения. Попытки эти не осуществились, но они, тем не менее, предпринимались.

Александр Подрабинек: Во времена кромешного сталинского террора ни о какой организованной помощи "врагам народа" не могло быть и речи. Заступаться за арестованных было равносильно тому, чтобы самому написать явку с повинной. Однако после смерти диктатора в 1953 году общество понемногу начало приходить в себя. Проявлять солидарность с гонимыми было все еще рискованно, но уже не смертельно опасно.

Михаил Шейнкер: За Бориса Пастернака, когда его исключали из Союза писателей, заступались лучшие люди. Люди из его окружения заступались только косвенно, не подписывая тех обвинительных писем в адрес Пастернака, которые подписывали большинство писателей, причем многие из них – чрезвычайно достойные. От подписания письма уклонились, как ни странно, Шолохов, Твардовский, Паустовский, Тендряков, из молодых – Ахмадулина, Евтушенко, Вознесенский. В публичную защиту выступлений не было, по понятиям того времени они были невозможны. Но история следующего дела, возникшего через шесть лет – дела Бродского – показывает, насколько условны и шатки были понятия того времени.

Александр Подрабинек: Начиная с середины 60-х годов совестливая часть советской интеллигенции начала открыто реагировать на преследования поэтов и писателей. Одним из поводов для такой реакции стал суд над поэтом Иосифом Бродским.

Андрей Королев: 29 ноября 1963 года в газете "Вечерний Ленинград" появилась статья "Окололитературный трутень". Авторы Лернер, Медведев и Ионин клеймили поэта Бродского за "паразитический образ жизни". Было очевидно, что статья является сигналом к преследованиям и, возможно, аресту.

8 января 1964 года "Вечерний Ленинград" опубликовал подборку писем читателей с требованиями наказать "тунеядца Бродского". 13 января 1964 года Бродского арестовали.

Спустя месяц суд постановил направить Бродского на принудительную судебно-психиатрическую экспертизу. В ленинградской психиатрической больницу №2, знаменитой "Пряжке", Бродский провел три недели и впоследствии отмечал их как "худшее время в моей жизни".

Заключение экспертизы гласило: "В наличии психопатические черты характера, но трудоспособен, поэтому могут быть применены меры административного порядка". После этого состоялось второе заседание суда.

13 марта 1964 года Иосиф Бродский был на пять лет выселен из города за тунеядство.

Никакие справки о договорах с издательствами и ходатайства членов Союза Писателей СССР не помогли. Суд проигнорировал и заступничество Анны Ахматовой, Дмитрия Шостаковича, Константина Паустовского, Корнея Чуковского. Их имена попросту замалчивались, судья Савельева отвечала категорическим отказом на ходатайства защиты огласить телеграммы и письма поддержки.

Дополнительным основанием для вынесения приговора послужили свидетельства о том, что стихи Бродского вредно влияют на молодежь, однако большая часть свидетелей не имела представления о самом поэте и его творчестве.

Тем же народным судом было вынесено частное определение в отношении членов Ленинградского отделения Союза писателей Натальи Грудининой, Ефима Эткинда и Вольфа (Владимира) Адмони. В нем обращено внимание Союза советских писателей на то, что они, выступив в суде в защиту Бродского, пытались представить его пошлые и безыдейные стихи как талантливое творчество, а самого Бродского – как непризнанного гения, что свидетельствует об отсутствии у них идейной зоркости и партийной принципиальности.

Оба заседания суда над Бродским под председательством судьи Савельевой были законспектированы Фридой Вигдоровой и получили широкое распространение в самиздате.

Стенограмма публиковалась во влиятельных зарубежных изданиях, звучала на волнах зарубежных радиостанций. В 1972 году Бродский эмигрировал в Америку, а в 1987-м получил Нобелевскую премию по литературе, став одним из шести русскоязычных обладателей престижной награды.

Александр Подрабинек: От приговора Иосифу Бродскому повеяло ледяным дыханием сталинских времен. Но в те времена уже мало кому хотелось возвращаться. Общественная реакция была для советских времен необычной.

Рассказывает историк правозащитного движения Александр Даниэль.

Александр Даниэль: С разными письмами в инстанции выступали Маршак, Чуковский, Шостакович, Эренбург, целый ряд крупных советских деятелей литературы и искусства, как принято было тогда говорить. Важное отличие от последующих сюжетов состояло в том, что это были не открытые письма.

Александр Даниэль

Александр Подрабинек: Между тем, петиционная кампания захватила довольно большой круг людей.

Михаил Шейнкер: Десятки лучших людей, среди которых были многие, кто промолчал во время дела Пастернака, более того, даже подписал письма против Пастернака, участвовали в защите Бродского. Это указывает на то, что пришло время для понимания того, что такое противостояние власти – это, во-первых, не гибельно и, во-вторых, необходимо для человеческой и творческой репутации.

Александр Подрабинек: Нарастающая конфронтация между творческой частью общества и консервативной коммунистической властью была неизбежна. Свобода творчества нуждалась в общественной защите.

Ярче всего эта необходимость проявилась тогда в деле писателей Андрея Синявского и Юлия Даниэля. Они под псевдонимами публиковали свои произведения на Западе. Когда все открылось, их судили за "антисоветскую агитацию и пропаганду".

Синявского приговорили к семи годам лагерей, а Даниэля – к пяти, однако Синявский освободился досрочно по помилованию, а Даниэль отсидел свой срок до конца. Именно с этого судебного процесса возродилась традиция публичных петиций к власти в защиту арестованных.

Александр Даниэль: Писатели включились уже после суда, после приговора, после этой газетной кампании. И тогда возникло это знаменитое письмо 62 писателей. Это выступление взбесило партийное начальство, особенно начальство Союза писателей. Как вы знаете, Шолохов на 23-м съезде КПСС дал им гневный отпор по этому поводу, сказав, что "этих двух отщепенцев надо было вообще расстрелять".

Александр Подрабинек: Формально в Советском Союзе существовала организация, призванная защищать интересы писателей, – Союз советских писателей. Но, как и все официальное, этот союз был пропагандистом коммунистической идеологии, фактически одним из подразделений КПСС.

Тем не менее, в Союзе были и настоящие писатели, а не только партийные пропагандисты. Советская власть предпочитала прикупать талантливых литераторов, а не делать из них идеологических врагов. И многие были куплены.

Но случались и осечки. Некоторые ушли сами, но таких было немного: Василий Аксёнов, Инна Лиснянская, Семен Липкин.

Других вольнодумцев писательской номенклатуре пришлось изгнать из Союза писателей за их явное несоответствие стандартам коммунистической идеологии.

В разные годы из Союза писателей были исключены Владимов, Войнович, Галич, Даниэль, Дзюба, Коржавин, Лукаш, Максимов, Некрасов, Попов, Светов, Синявский, Солженицын, Чуковская, Эткинд, Виктор Ерофеев.

В 1967 году Александр Солженицын написал свое знаменитое письмо съезду Союза советских писателей, в котором укорял Союз за бездействие в отношении гонимых литераторов.

Солженицын писал: "Многие авторы при жизни подвергались в печати и с трибун оскорблениям и клевете, ответить на которые не получали физической возможности… Союз же писателей не только не предоставил им для ответа и оправдания страниц своих печатных изданий, не только не выступил сам в их защиту, но руководство Союза неизменно проявляло себя первым среди гонителей".

Вслед за Солженицыным к съезду обратился писатель Георгий Владимов: "И вот я хочу спросить полномочный съезд – нация ли мы подонков, шептунов и стукачей или же мы великий народ, подаривший народу плеяду гениев? Солженицын свою задачу выполнит, я в это верю столь же твердо, как и он сам, но мы-то здесь причем? Мы защитим его от обысков и конфискаций? Мы пробили его произведения в печать? Мы отвели от его лица липкую и зловонную руку клеветы? Мы хоть ответили ему вразумительно из наших редакций и правлений, когда он искал ответа?"

Обоих исключили из Союза писателей. Но так в обществе постепенно пробуждалось чувство собственного достоинства. Так начиналось гражданское сопротивление.

В случаях с Бродским или Синявским и Даниэлем общественность реагировала на судебные преследования литераторов. Но времена менялись.

Александр Солженицын не был жертвой судебного произвола, но получил серьезную общественную поддержку после своих выступлений в защиту свободы слова.

Александр Даниэль: В 1967 году он неожиданно получил широкую поддержку своему выступлению против советской цензуры – это знаменитое обращение Солженицына к съезду Союза писателей. Одним из важных пунктов солженицынского письма был пункт о том, что должна быть писательская солидарность в защите писателей от преследований государства. И это не только цензура. Он ссылался на разные случаи преследований, писал о том, что советские писатели никогда не проявляли солидарность. Как раз по отношению к этому обращению была проявлена довольно широкая солидарность: по разным подсчетам, более 80 писателей так или иначе поддержали его.

Александр Подрабинек: Сегодня времена отнюдь не советские, однако ПЕН-центр отказывается по-настоящему защищать преследуемых писателей.

После того, как некоторые участники этого клуба обратились к Путину с просьбой помиловать несправедливо осужденного на 20 лет лишения свободы украинского режиссера Олега Сенцова, ПЕН-центр, чтобы не выглядеть уж совсем безобразно, решил тоже отметиться в сфере гуманизма. Организация обратилась к Путину с призывом улучшить Сенцову "условия содержания". Вот такая невероятная смелость в отстаивании справедливости…

Поэт и эссеист Лев Рубинштейн после этого вышел из ПЕН-центра, а за ним последовали и многие другие.

Лев Рубинштейн: ПЕН перестал быть тем, что я имел в виду, когда туда вступал. Я сознательно вступал в международную организацию, о которой слышал много хорошего. Российский ПЕН постепенно перестал быть ПЕНом, он стал какой-то невнятной организацией.

Лев Рубинштейн

Александр Подрабинек: Светлана Алексиевич, лауреат Нобелевской премии по литературе, покидая российский ПЕН-центр, заявила: "Российский ПЕН-клуб лижет сапог власти. В годы перестройки мы гордились нашим ПЕНом, а сейчас мы его стыдимся. Так раболепно российские писатели вели себя только в эпоху Сталина".

И это не просто красивые слова. Чего только стоит, например, исключение из ПЕН-центра журналиста Сергея Пархоменко, который, как заявил ПЕН-центр, "вступил в нашу писательскую организацию лишь для того, чтобы разрушить ее изнутри, превратив, вопреки Хартии и Уставу, в оппозиционную политическую партию".

Что за стиль? Что за обвинения? Исполком ПЕН-центра бежит в Советский Союз впереди Владимира Путина?

Лев Рубинштейн: Они видят, что происходит вокруг, что разным правозащитным организациям навешивают ярлыки "иностранных агентов". Они хотят жить спокойно, больше они ничего не хотят. Они могут, например, выразить крайнюю озабоченность по поводу каких-нибудь преследований, допустим, на Украине или в Ташкенте. Это напоминает мне наших либеральных поэтов и писателей 70-х годов, которые очень любили то заступаться за Анжелу Дэвис, то возмущаться действиями Пиночета. Они были вместе с прогрессивным человечеством, но никогда, не дай бог, не замечали, что творится за окнами.

Александр Подрабинек: Возрождение советского стиля – это приговор писательскому мастерству. А как еще можно расценить вынесенное ПЕНом "строгое предупреждение" Марине Вишневецкой "за распространение в СМИ тенденциозно смонтированных текстов", задевающих репутацию ПЕН-центра?

Боже мой, комсомольская юность, партийные собрания, строгач с занесением или без занесения! Чего они так боятся? Или, может быть, на что-то рассчитывают?

Марина Вишневецкая: Там разные люди входят в исполком. Специально очень долго отсеивали, что называется, либералов, все время их выдавливали. Там остались люди, которые настроены абсолютно проимперски. Судя по тому, что они пишут в фейсбуке, это их искренняя позиция. Конечно, власти тоже хочется нравиться. Тут нельзя разделить – это поэтому, а это поэтому. Они такие там собрались и борются.

Александр Подрабинек: Сервильные писатели будут бороться за выживание. Бог с ним с творчеством и честным именем. Наступают совсем другие времена. Тут уже не до сантиментов и приличий.

Михаил Шейнкер: Сейчас коллаборационизм, сотрудничество с властью становится, по сути дела, в понимании большинства единственной возможностью остаться на поверхности жизни, культуры, успеха и так далее.

Александр Подрабинек: Писатели – люди проницательные. Инженеры человеческих душ, как никто другой, тонко угадывают, откуда и куда дует ветер политических перемен. И если они так спешно перестаиваются на старый лад, значит прошлое уже действительно не за горами.