Каждый год Госфильмофонд России проводит архивный фестиваль, и его негромкое эхо бывает слышно и в Москве, благо еще действует кинотеатр в высотном доме на Котельнической набережной.
Всякий раз историки кино с гордостью демонстрируют находки и итоги реставраций; случается, что начало, середина и конец фильма были потеряны, но зрелище не утрачивает увлекательности.
Одну из лучших экранизаций Чехова сделали ровно 100 лет назад артисты первой студии МХАТа. Вторая половина "Цветов запоздалых" уцелела в двух копиях: перенесенной с горючей пленки копии 20-х гг. и оригинальной вирированной. Поставил "Цветы" и сыграл доктора Топоркова Борис Сушкевич, но первую скрипку играет княжна Маруся в исполнении Ольги Баклановой, мгновенной звезды Голливуда. Бакланова талантливо и правдоподобно угасает от чахотки: сравнить ее можно с гениальной работой Оливье в роли умирающего лорда Марчмейна ("Возвращение в Брайдсхед"). Самые запоминающиеся сцены: Маруся прихорашивается перед визитом к доктору, и возвращение темной улицей после того, как героиня узнала диагноз. У "Цветов запоздалых" великий финал, полностью сохранившийся только в вирированной копии: убранное тело Марии покоится в интерьерах московского модерна (брат Чехова Николай работал художником у Шехтеля), а на заднем плане – доктор Топорков, точно ветвь надломленная. Сцена продолжается минуты полторы и запоминается навсегда.
Кадр из фильма "Цветы запоздалые"
Еще одна чеховская мелодрама – "Верочка", со студентами курса Пыжовой и Бибикова, снятая по дружбе Сергеем Герасимовым в 1946 году. Эта 13-минутная лента не упоминается в фильмографии барина советского кино; мы жили на соседних дачах, и моя детская память сохранила утренний кофе режиссера в березовой роще, напоминавший сцену дворянской жизни. Ю. Гришмановский играет статистика – нерешительного холостяка, с таким озорным огоньком, будто он – чертенок гоголевский.
Уцелевший финал "Однодневной стоянки", экранизации примитивного рассказа Дж. Лондона о золотоискателях, – выпускная работа Исидора Анненского ("академический" курс Эйзенштейна). Он интересен почти что безмолвным участием белокурой красавицы Галины Кравченко, звезды немого кино, невестки Каменева, заключенной одиночных камер НКВД и фактически отлученной от кинематографа в конце 30-х годов.
Яша выиграл в лотерею 50 тысяч и рассекает, как нож – масло, теперь уже несуществующую Москву в обнимку с подружкой в новехоньком авто
Другой фрагмент – любительское кино "Богатый Яша", снятый будущими профессионалами Мих. Авербахом и С. Геворкяном в 1920-е гг. и обнаруженный на помойке. Яша выиграл в лотерею 50 000 и рассекает, как нож – масло, теперь уже несуществующую Москву в обнимку с подружкой в новехоньком авто. Два местных гопника подсуетились и стащили портфель счастливца с деньгами. Во время погони Яша получает удар ножом в бок, но кудрявая подруга бьется, как тигрица, пока на помощь не приходит толпа москвичей.
Отреставрированный телефильм Хуциева " Был месяц май" – это даже не бархатная революция в кино. Конечно, авторы не опускаются до кровожадных агиток Симонова или Эренбурга, но и цензурные рогатки никто не убирал. Увы, персонажи во главе с фронтовиком П. Тодоровским больше напоминают умозрительный маскарад. А вот герой – лейтенант Николаев прекрасен. Его играет А. Аржиловский, артист из Тюмени с внешностью классического советского героя: солдата, пролетария, коммуниста, а после краха советского проекта, в 90-е годы – участника ОПГ. В середине 90-х он эмигрировал во Францию, но умер скоропостижно 51 года от роду у матери в Тюмени. Николаев (Аржиловский) – это немного советский Фауст, во всяком случае, способный взорвать и поджечь, но идеалист, в окружении всяких мефистофелей в мундирах и цивильном, и шатких теней из лагерей уничтожения. Русскую натуру лейтенанта выразительно показывает небольшая деталь: он выезжает со двора на умирающем мотоцикле не в специально распахнутые ворота, а в калитку.
В военном эпилоге Хуциева нет кровопролития, за исключением распятой свиньи, но атмосфера затаенного кошмара, в любую минуту готового вырваться наружу, передана убедительно.
Наверное, главной ретроспективной программой нынешнего года стал цикл "100 лет Революции". Например, показывали древнейшие фильмы о русской революции, снятые еще до русской революции.
Американский шедевр "Казацкая нагайка" (1916) похож на пирог с начинкой: кудлатый барбос, говорящая лошадь, танцор-кавалерист, героиня Виолы Дана идет вприсядку, сестру ее и жениха сестры казаки с жандармами запороли до смерти. Ревком отправил героиню на балетные подмостки Петербурга и Лондона, и таким извилистым путем она отомстила (с элементами садомазохизма) главному жандарму-палачу, после чего вместе с возлюбленным (танцором) уехала на гоголевской птице-тройке в Свободную Страну – Америку.
Русский шедевр "Заря революции" снял неизвестно кто, да и то, наверное, не он. Фильм – настоящий русский тамиздат, продюсированный фирмой Патэ. В картине участвуют актеры мхатовских студий: инженера Ивана Петровича играет человек, похожий на Берсенева, его жену – Вера Барановская. Жестокий царский режим хватает тихого завсегдатая нелегальных чаепитий Ивана Петровича прямо на улице, приговаривает к каторге и туберкулезу, а в конце концов – и к смерти. Спасти его от палачей может только добровольный уход из жизни.
Кадр из фильма "Заря революции"
В "революционной" программе были фильмы отнюдь не только о России. Показали фильм "Дантон" (1924), снятый "нашим человеком" в Европе и Голливуде – Дмитрием Буховецким. Увы, это скучная костюмная мелодрама с несколькими превосходными крупными планами крупных артистов: Яннингса в роли Дантона (он гениально одной только мимикой отзывается о зверской сущности революционной толпы) и Крауса в роли Робеспьера (тщательно декорированный сухарь). Судя по этой картине, лидеры французской революции были окружены на все готовыми экзальтированными женщинами разной степени оголенности.
Луи Маль снял свою революционную сказку в кринолинах от Кардена с двумя красавицами Мариями, вдохновившись картиной Эдуара Мане – расстрел мексиканского эрцгерцога Фердинанда.
Жанна Моро вспоминает знаменитую надгробную речь Марка Антония: "Не восхвалять я Цезаря пришел, а хоронить!" Брижит Бардо взрывает лицемерные устои местной безнравственности. И над всем колониальным великолепием витает нежная музыка Жоржа Делерю.
Красные чернила, заливающие карту империи из опрокинутой чернильницы, доходчиво поясняют суть революционных событий
Прекрасное голливудское кино о русской революции сделал бродвейский специалист по Б. Шоу Джон Кромвель. История одного революционного романа между матросом-комиссаром (Дж. Бэнкрофт, свинячьи глазки, ураганный темперамент, один типаж с П. Устиновым) и великокняжеской балериной (Мириам Хопкинс в потрясающих туалетах, блондинка, южанка, четыре мужа) крепко стоит на трех символах-якорях.
Во-первых, красные чернила, заливающие карту империи из опрокинутой чернильницы, доходчиво поясняют суть революционных событий.
Во-вторых, век равенства символизирует юмористическая борьба матроса Кайленко с вел. князем Ростовым за сверкающие, точно алмазы, сапоги.
В-третьих, корабль "Пушкин", что мечется между Феодосией и Севастополем и подчиняется тому, у кого звезды ярче и магнит притягательнее, становится символом России в годы революций и войн.
Помимо прекрасных, хотя и нерусских главных героев, картину выделяет конгениальный кастинг, будь то беженцы в столыпинском вагоне или члены Ревкома. В сюжете изящно обыграны мотивы "Пышки" и "Косматой обезьяны". Завершается все приблизительно как в водевильчике Мих. Кузмина "Фея, фагот и машинист", но славным героям лучше умереть, как Лариса Рейснер – в 1926-м, чем дожить до 1937 года, подобно Дыбенко и Крыленко.
Героем персональной программы стал режиссер немого Голливуда – Ирвин Уиллат. Он снимал кровавые триллеры, волшебника Гудини и настоящую авиакатастрофу. На фестивале демонстрировали "Зов сирены" (1922) – историю покорителей Юкона, найденыша, любовной битвы трех мужчин и одной Шарлотты. К финальным титрам картина становится почти что прологом "Антихриста" Ларса фон Триера. Криминальная мелодрама "В трех милях от берега" (1924) начинается в зале суда, а завершается на борту корабля. Ложный жених героини входит в дверь, а настоящий – это тот, кто забирается в окно (Харрисон Форд, но однофамилец); третий же поклонник – самый обаятельный и самый преступный, готов перерезать горло, но с грамотой не знаком.
Действие искрометной ленты Ирвина Уиллата "Фальшивые лица" (1919) идет на невидимом фронте Великой войны – борьбе разведок. Одинокий Волк (Генри Уолтхолл из "Рождения нации") берет сторону англичан и одолевает с помощью девы, вазы, кресла, сажи, кулаков и, конечно, смекалки быкоподобного Экстрома (одно из тысячи неприятных лиц Лона Чейни). Кудесник Уиллат снимает бой в лунном окопе, драку шпионов на торпедированном "Ассирийце", вояж немецкой подлодки, делириум лейтенанта – истребителя "Лузитании" – крохотные пассажиры на столе, утопленники в окне. Прекрасен и полет Волка с одного небоскреба на другой, прекрасен, как всякое искусство ради искусства, – можно было и в дверь!
Немые ленты показывают под музыкальное сопровождение. Ремесло тапера – это большое творчество, слушая превосходные импровизации Филиппа Чельцова, я вспоминал таперов Дмитрия Шостаковича и Любовь Орлову. Скажем, для сеанса "В трех милях от берега" Чельцов припас комбинацию из "Силы судьбы", опер Чайковского и советских эстрадных песен.
В еще одной программе фестиваля показывали документальные ленты советских мастеров игрового кино.
Фильм о государственном визите в 60-м году царя Никиты в край бесчисленных и непослушных сыров, как называл Францию ее президент, снял формалист Сергей Юткевич.
Советский диктатор угрожает миру миром, странствует только что не в космической ракете, пожимает руки Кармен и пролетариату, балует мизераблей. Миллионы французов размахивают флажками и транспарантами, всячески выражая свои восторги.
Команда С. Юткевича выполняет свой пропагандистский долг на совесть: головокружительные ракурсы пейзажей, взволнованные крупные планы аборигенов, головы химер и ручки дверей, кадры старых фильмов, картины импрессионистов, анимация Эффеля...
Попутно маэстро Юткевич совершает удивительное открытие: ниспровергатель культа личности был еще и старым каноником Киром – участником Резистанса и мэром Дижона. Портретное сходство поражает, факт невстречи по выдуманной вине католической камарильи – красноречив.
Кадр из фильма "Каспийцы"
Гитлер со штабом поедают торт "Каспийское море", самолеты люфтваффе сражаются с фламинго, услышав сигналы воздушной тревоги, собака-моряк взбегает по трапу к зенитке
Возможно, лучший советский фильм о Великой отечественной войне снял в 1944 г. комедиограф Григорий Александров. Фильм называется "Каспийцы" и рассказывает о не знаменитой, но едва ли не самой важной битве – противостоянии на Каспийском море. Бакинская нефть была главной целью кавказского наступления, и, захвати ее вермахт, Советской власти пришлось бы страшно нелегко, но танки Клейста не дошли 30-40 километров, по иронии судьбы, им не хватило топлива. В часовом эпосе Александров перемешивает войну и мир, постановку и документ, людей, зверей и машины. Гитлер со штабом поедают торт "Каспийское море", самолеты люфтваффе сражаются с фламинго, услышав сигналы воздушной тревоги, собака-моряк взбегает по трапу к зенитке, по морю плывет состав цистерн с горючим – зрелище более увлекательное, чем многие игровые картины. Удалось Александрову избежать и советского пафоса: неизбежный Сталин упоминается лишь в начале фильма – в виде цитаты о тружениках тыла и в Бакинском музее имени себя. Вместо кинохроники победного контрнаступления Александров всего лишь показывает картографическую мультипликацию. Солдат провожает на фронт Любовь Орлова, но не патриотическими, а опереточными песнями. Больше времени показывают эвакуацию через Каспийское море, которое не расступается перед красными безбожниками, как море Красное – перед евреями. Но выручает русская смекалка: танки летят, солдаты плывут, а нефть переливают из танкеров в баржи прямо на ходу.
Кадр из фильма "Перед судом истории"
Программы о революции и о документальном кино объединились на последнем сеансе фестиваля. Демонстрировался последний фильм Фридриха Эрмлера "Перед судом истории" (1965). Сюжет этой чудовищной смеси пропаганды и исповеди, игры и документа – поездка в Ленинград 86-летнего Василия Шульгина. Режиссер боялся, что старик не доживет до конца съемок, но он пережил самого Эрмлера. Василий Шульгин – личность легендарная, он был и литератором, и политиком, и узником, потерял на войне сына. Он невероятно обаятелен и убедителен на экране, вероятно, Шульгин был еще и талантливым актером, и ему безнадежно уступает дубоватый советский Историк. Очевидно, что Шульгин добровольно и не без удовольствия исполняет роль коверного в советском идеологическом цирке. Следует сказать, что экс-политик стал своеобразным апостолом Петром в России ХХ века – он тоже троекратно отрекался. Во-первых, Шульгин отрекся от русского национализма, когда выступил в защиту Бейлиса. Конечно, этот процесс был безобразной выходкой антисемитов, но проблема русского национализма заключалось в том, что еврейские погромы были едва ли не единственным пунктом его программы. Во-вторых, Шульгин отрекся от русской монархии и даже сам приехал к императору с черновиком манифеста. В-третьих, Шульгин отрекся от Белого дела. В сущности, он разделял взгляды большинства жителей Советского союза и России, недаром в фильме вспоминают фрагмент одной его речи 1917 года: "Мы согласны стать нищими, но жить в великой стране!"
Разумеется, в картине вспоминают связи русских эмигрантов с нацистами и армией Власова, и это становится поводом вытащить козырного туза из крапленой советской колоды: фашизм хуже коммунизма.