Передача из цикла «Писатели и музыка».
Владимир Абаринов: Достоевский в молодости был страстным операманом. В 1843 году в Петербурге открылась Итальянская опера, в ней пели выдающиеся исполнители с европейской славой, и Достоевский не пропускал ни одной премьеры.
Билеты стоили дорого, Достоевский покупал самые дешевые. Как он сам пишет, «мы тогда считали верхом наслаждения 80-копеечные боковые места в галерее 5-го яруса». Следы этого увлечения есть во многих ранних произведениях, а в рассказе «Чужая жена и муж под кроватью» сказано следующее:
«Нужно заметить, что в то время процветали две партии и каждая стояла за свою примадонну».
Эти две итальянские примадонны – Тереза де Джули-Борси и Эрминия Фреццолини. Достоевский принадлежал к партии «борсистов», а Фреццолини называл «куклой с хорошим голосом», которая «мяукает, словно беленькая кошечка, колыбельную песенку». Одной из коронных партий Терезы де Джули-Борси была Джизельда из ранней оперы Верди «Ломбардцы в Первом крестовом походе».
Эрминия Фреццолини
Среди ранних произведений Достоевского есть неоконченный роман «Неточка Незванова». Неоконченный из-за ареста по делу петрашевцев. Отчим его героини по фамилии Ефимов – несостоявшийся скрипач. В его истории есть фантасмагорический мотив: некий загадочный скрипач-итальянец и его необыкновенная скрипка, намек на продажу души дьяволу... Это, конечно, отголосок легенд, связанных с Паганини. Ефимов считает себя гением, а свою несчастную, разбитую жизнь приписывает злой судьбе. Но вот в Петербург приезжает всемирно знаменитый скрипач, Ефимов слышит его игру и понимает, что для того, чтобы стать гением, мало виртуозно владеть инструментом.
«Истина ослепила его своим нестерпимым блеском, и что было ложь, стало ложью и для него самого. В последний час свой он услышал чудного гения, который рассказал ему его же самого и осудил его навсегда... В последний раз, в судорожном отчаянии, хотел он судить себя сам, осудить неумолимо и строго, как беспристрастный, бескорыстный судья; но ослабевший смычок его мог только слабо повторить последнюю музыкальную фразу гения».
Тереза де Джули-Борси с партнерами
Достоевский слышал двух знаменитых скрипачей своего времени – норвежца Уле Булля и немца Генриха Вильгельма Эрнста. Есть предположение, что произведением, потрясшим героя Достоевского, стала «Элегия» Эрнста.
И еще одно музыкальное впечатление молодого, докаторжного Достоевского. Цитата из «Петербургской летописи», апрель 1843 года:
«Слышится, что сквозь бесцветный мотив обыденной жизни нашей звучит другой, пронзительно живучий и грустный, как в Берлиозовом бале у Капулетов».
Именно в апреле 1843-го Гектор Берлиоз дважды дирижировал в Петербурге своей драматической симфонией «Ромео и Джульетта», и Достоевский был, может быть, и на обоих концертах.
Генрих Вильгельм Эрнст. Литография Йозефа Крихубера. 1842
В повести «Дядюшкин сон» Марья Александровна Москалева, желая пробудить в престарелом князе романтические чувства и побудить его сделать предложение своей дочери Зине, просит Зину спеть романс.
– Вы любите музыку, князь?
— Я очень люблю му-зы-ку. Я за границей с Бетховеном был знаком. — С Бетховеном! Вообрази, Зина, князь был знаком с Бетховеном! Ах, князь! неужели вы были знакомы с Бетховеном?
— Ну да... мы были с ним на дру-жес-кой но-ге. И вечно у него нос в табаке. Такой смешной!
— Бетховен?
— Ну да, Бетховен. Впрочем, может быть, это и не Бет-хо-вен, а какой-нибудь другой не-мец. Там очень много нем-цев....
— Зиночка, ну сыграй нам что-нибудь. А впрочем, лучше спой! Как она поет, князь! Она, можно сказать, виртуозка, настоящая виртуозка! А какая она дочь! Как она умеет любить, как она нежно меня любит! Какое сердце, какие чувства!
— Ну да, ну да... чувства... […] Quelle charmante personne!
— Зиночка, спой этот романс, в котором, помнишь, много рыцарского, где еще эта владетельница замка и ее трубадур... Ах, князь! Как я люблю всё это рыцарское! Эти замки, замки!.. Эта средневековая жизнь! Эти трубадуры, герольды, турниры... Я буду аккомпанировать тебе, Зина. Пересядьте сюда, князь, поближе! Ах, эти замки, замки!
Зина поет – и все получается так, как и хотела Марья Александровна: князь расчувствовался и сделал предложение. Но что же именно поет Зина? Это можно только предполагать. Авторы телеспектакля выбрали арию Лоретты из оперы Андре Гретри «Ричард Львиное сердце». Не уверен, что эта ария была популярна в России того времени, но ария очень красивая. В телеспектакле ее поет Валентина Игнатьева – драматическая актриса, но с очень хорошим вокалом, она поет за кадром во многих советских фильмах.
Валентина Игнатьева
С ним страшно быть наедине,
Хоть речь его приятна мне.
Он шепчет «Я люблю вас»,
Чарует речь его,
И сердце бьется сильно так,
Не знаю отчего!
Я списал эти слова с пластинки 1948 года, честно пытался найти автора русского перевода, но не смог. Перевод хороший, близкий к оригиналу.
Герой повести «Вечный муж» Алексей Иванович Вельчанинов, человек как пишет о нем автор, «много и широко поживший», 38 или 39 лет, на даче у знакомых поет романс Глинки на стихи Адама Мицкевича в переводе Сергея Голицына «К ней». Достоевский слышал этот романс в исполнении самого автора, а в повести пишет о своем герое, что это он когда-то слышал, как поет его сам Глинка. Но двусмысленность ситуации заключается в том, что Вельчанинов поет, в упор глядя на 15-летнюю дочь хозяев дачи, Надю.
Анна Тильон в костюме Лоретты. Спектакль Opéra-Comique. Париж. 1841. Литография Виктора Долле.
В «Преступлении и наказании» Родион Раскольников слышит на улице шарманку и обращается к случайному прохожему с вопросом:
— Любите вы уличное пение? Я люблю. Я люблю, как поют под шарманку в холодный, темный и сырой осенний вечер, непременно в сырой, когда у всех прохожих бледно-зеленые и больные лица; или, еще лучше, когда снег мокрый падает, совсем прямо, без ветру, знаете? а сквозь него фонари с газом блистают...
— Не знаю-с... Извините...
Но вот пение в одноимённом фильме совсем не то, какое слышал Раскольников. Вот цитата:
«На мостовой, перед мелочною лавкой, стоял молодой черноволосый шарманщик и вертел какой-то весьма чувствительный романс. Он аккомпанировал стоявшей впереди его на тротуаре девушке, лет пятнадцати, одетой как барышня, в кринолине, в мантильке, в перчатках и в соломенной шляпке с огненного цвета пером; всё это было старое и истасканное. Уличным, дребезжащим, но довольно приятным и сильным голосом она выпевала романс, в ожидании двухкопеечника из лавочки. Раскольников приостановился рядом с двумя-тремя слушателями, послушал, вынул пятак и положил в руку девушке. Та вдруг пресекла пение на самой чувствительной и высокой нотке, точно отрезала, резко крикнула шарманщику: «будет!», и оба поплелись дальше, к следующей лавочке».
Шарманщик. Фото Эжена Атже. Париж. 1898.
Кринолин, мантилька, огненное перо – ведь это портрет Сони, наряд публичной женщины. И репертуар совсем не тот, какой мы привыкли слышать в фильмах от девочек, поющих под шарманку. Катерина Ивановна, собирающаяся вместе с детьми зарабатывать пением под шарманку, называет одну из таких песен – Du hast Diamanten und Perlen. Это стихи Гейне, но это салонный романс, он так же не соответствует нищей обстановке всей сцены, как шляпка с пером – поющей девочке. Вот первая строфа в переводе Афанасия Фета:
Ты вся в жемчугах и в алмазах,
Вся жизнь для тебя — благодать,
И очи твои так прелестны, —
Чего ж тебе, друг мой, желать?
Кстати, в примечаниях к 15-томнику Достоевского автором музыки неверно указан Шуберт. На самом деле ее сочинил Георг Стигели, больше известный как певец.
Действие большей части романа «Идиот» происходит в Павловске, где герои живут на дачах и ходят, как тогда говорили, на музыку. Музыка исполнялась в специальном концертном здании станции Царскосельской железной дороги. Это была очень престижная концертная площадка. Молодой Чайковский специально для павловских концертов сочинил «Характерные танцы», которые исполнил в августе 1865 года не кто иной, как Иоганн Штраус – это было первое публичное исполнение музыки Чайковского.
Павловский воксал 30 октября 1862 года. Празднование 25-летнего юбилея Царскосельской железной дороги.
Штраус дает концерты в Павловске и в сериале Владимира Бортко. Но дело в том, что я по ряду косвенных признаков совершенно точно установил время действия романа – июнь 1868 года. Именно тем летом Штрауса в Павловске не было: у него был ангажемент с 1856 по 1861 год, а потом он приезжал в 1865, 1869 и 1872. Нет Штрауса и в романе. В этот год оркестром управлял немецкий дирижер Генрих Фюрстенау. Поскольку Достоевский пишет, что оркестр в Павловске «играет вещи новые», поищем и мы новую вещь. Почему бы не послушать, например, увертюру к оперетте Жака Оффенбаха «Парижская жизнь», написанной в 1866 году? Очень подходящая музыка для скандала, который учинила Настасья Филипповна.
Далее в программе Поверх барьеров:
"Родной язык".
Беседа с немецкой переводчицей русской и украинской прозы Клаудией Дате.
Радиоантология современной русской поэзии
Стихи Кати Капович (Бостон, США)
БЕЗ НАРКОЗА
Помню первую встречу, глаза голубые,
подготовку и «госы» последней весны,
память тащит с собой все ужимки смешные
между всхлипом «спаси» и мольбой «сохрани».
Как на пол утекало одно одеяло,
как закат догорал, как с черешен мело,
с орфографией плохо, но два санитара
карамзинские точки поставят над «ё».
Все гаданья кофейные сгущены в чашке,
все слова зарифмованы с рифмою «пусть»
карты падают к самому сердцу рубашкой,
в ад сравненьями светлый выкладывай путь.
Помню лед коридорный, больничную тогу,
тетя Маша зеленою шваброй гребет,
тут обреют под ноль, остригут недотрогу
и никто никого никогда не спасёт.
Но, как ласточки клеят слюной свои гнёзда,
в одинокие ночи с бедою у лба,
для тебя я сложу тут луну эту, звёзды,
бездну эту без дна – для тебя, для тебя.
"Красное сухое"
(Без) алкогольные напитки в Чечне.