Свобода в России часто оказывается недолговечной. Сто лет назад, в первые месяцы после Февральской революции, страна переживала один из периодов такой свободы. Американский историк Мелисса Стокдейл, специалист по российской истории, утверждает, что по уровню политических свобод и активности гражданского общества в тот момент Россия оказалась впереди остальных стран – участниц Первой мировой войны.
Стокдейл – автор биографии Павла Милюкова, лидера конституционных демократов (кадетов), весной 1917 года – министра иностранных дел революционной России (Paul Miliukov and the Quest for Liberal Russia, 1880–1918), и вышедшей в конце прошлого года книги о влиянии Первой мировой войны на национальное самосознание россиян (Mobilizing the Russian Nation: Patriotism and Citizenship in the First World War). В этой работе историк описывает, какую роль во время войны играли Русская православная церковь, патриотические и националистические организации, пресса и интеллигенция.
Исаак Бродский "Выступление В.И. Ленина на Путиловском заводе в мае 1917 года"
О бурных процессах, протекавших в российском обществе сразу после падения монархии Романовых, Мелисса Стокдейл рассказала в интервью Радио Свобода.
– Давайте для начала поговорим о цензуре, которая была отменена в марте 1917-го, об уникальности этой ситуации для России.
– В каждой стране, которая вела войну во время Первой мировой войны, была установлена жесткая военная цензура. В Германии и Франции это предусматривали законы о военном положении, в Великобритании – гражданское законодательство. Каждая воюющая страна зависела от этой цензуры двояко. С одной стороны, речь шла о том, чтобы сохранить военные тайны, но с другой – и о том, чтобы держать в секрете от населения пугающие данные о количестве жертв. В России до Февральской революции была очень сильная как военная, так и гражданская цензура, но почти сразу после падения монархии гражданская была отменена. Это означало, что каждый в России отныне мог критиковать войну, заявлять, как большевики, что это война империалистическая, говорить о ее неоправданных целях, жаловаться на тяготы жизни, на то, что трудящиеся несут основное бремя страданий, в то время как имущие классы чувствуют себя вольготно, и т. д. Это все в конечном итоге подрывало военные усилия, которые страна предпринимала. Такой ситуации на тот момент не было в других воюющих государствах.
Каждый в России отныне мог критиковать войну
После июльского восстания 1917 года, когда радикальные левые попытались захватить власть в Петрограде, Временное правительство решило ввести новую гражданскую цензуру, но не очень в этом преуспело. Появилась цензура неформальная. Например, полиграфисты, объединенные в профсоюзы, могли заблокировать выпуск газеты, если были не согласны с тем, как она описывает события. То есть появились непрямые способы влияния на прессу, но все-таки общая тенденция оставалась – в России в это время пресса была наименее подцензурной среди всех стран – участниц войны. В это время выходили сотни новых газет и журналов, которые пропагандировали самые разные идеи. Пространство для выражения мнений было огромным.
– Что было характерно для этих новых газет и журналов революционной России?
– Газет и журналов было очень много и не только политических. Конечно, у всех партий имелись свои издания, чего не было прежде. Среди них оказались и социалистические газеты, которые были закрыты в 1914 году, в первую же неделю войны. Второй пласт – это военные газеты, издаваемые для солдат. По некоторым данным, появилось 169 новых газет, связанных с военной тематикой. В некоторых писали, что нужно защищать свободу и революцию, другие, например, описывали проблемы солдатских семей. Это были действительно интересные издания, ставшие новым, уникальным явлением. Выходила, например, газета "Солдат-гражданин". Она издавалась Московским советом солдатских депутатов, распространялась в Москве и Московской губернии большим тиражом. Она была дешевой, рассчитанной на массы. В нее писали солдаты, ее редактировали солдаты, ее постоянно требовали в библиотеках. В России в это время появилась большая программа для солдат, которые хотели бы стать агитаторами, их учили выступать публично, убеждать, и тысячи людей принимали в этой деятельности участие. В газете велись дискуссии и об этой программе.
Женский "батальон смерти". Унтер-офицер проверяет строй. Петроград, апрель 1917 года
– А были ли иностранные издания, доступные для населения России?
– Честно говоря, не знаю. Мы знаем, что перед войной были некоторые немецкие газеты, которые распространялись в России, но с введением военной цензуры они исчезли.
– Интересно, могла ли в это время в России распространяться пропаганда противника?
– Австро-Венгрия и Германия выпускали военную пропаганду, ориентированную на русских, в основном на солдат, находящихся на фронте.
– В России даже сейчас часто можно услышать, что свобода печати несет для государства угрозу нестабильности и распада. В принципе, крах государства действительно случился в прошлом столетии дважды – в 1917 и 1991 годах, свержение монархии и крушение СССР, – и оба раза это произошло сразу после периодов небывалой прежде свободы печати. Можно ли связывать эти явления?
– Я думаю, что абсолютная свобода прессы во время такой войны не принесла России пользы, поскольку способствовала прекращению ее военных усилий. Военная цензура имела свою логику: правительства воюющих стран не позволяли своему населению узнавать о реальном количестве жертв на войне, потому что это могло быть деморализующим фактором. Но дело не столько в отмене цензуры. В 1917 году новые власти быстро потеряли контроль над ситуацией в обществе, начался рост преступности, происходило больше случаев разбоя, ограблений, убийств. Всё это широко освещалось прессой, что, в свою очередь, приводило к панике среди населения. Получался замкнутый круг. Думаю, что это сильно повлияло на восприятие Временного правительства, на его постепенную делигитимацию в глазах общества. И в конце концов к власти прорвались большевики.
– Они и восстановили цензуру?
Абсолютная свобода прессы во время такой войны не принесла России пользы
– Я всегда думала, что этот вопрос недооценивался историками. Мы знаем, что в первые дни после прихода большевиков к власти были выпущены декреты о земле, о мире, Декларация прав народов России. Но тогда же была введена цензура. Законодательно могли быть закрыты все те издания, которые захотели бы усомниться в порядках, вводимых большевиками. Большевики понимали, какой урон свобода прессы нанесла Временному правительству. Я пишу в своей книге, что население Российской империи в годы Первой мировой в массе своей испытывало патриотические чувства. Но в 1917 году сложилась ситуация, когда оно фактически бомбардировалось идеями о том, что война ничем не оправдана. Неудивительно, что армия и всё общество попросту не могли продолжать сражаться.
– Возникает ощущение, что в России есть либо абсолютная свобода, либо никакой. Страна крайностей?
– Если говорить о ситуации Первой мировой, то поначалу, с введением очень жесткой военной цензуры, население не могло получить почти никакой достоверной информации о том, что происходит на фронте. В результате в тылу начали распространяться слухи и конспирологические версии. И Дума стала давить на военачальников, чтобы те ослабили цензуру, объясняя, что слухи несут вред, что нужно давать народу какие-то правдивые известия. Во время войны действительно очень трудно найти баланс между правдивой информацией и ситуацией, когда информации нет, и потому ее источником служат слухи.
Николай II (в центре) и генералы Михаил Алексеев (справа) и Михаил Пустовойтенко над картой театра боевых действий, 1915 год
– Вы упомянули о патриотизме населения России во время Первой мировой. Этот вопрос связан с проблемой русской идентичности, которой вы посвятили свою последнюю книгу. К каким выводам вы пришли?
– Население Российской империи, не только русские "по крови", не только православные, формировало российскую нацию. Во время войны вопросы идентичности только обострились – из-за наличия общего врага, конечно, но также и потому, что и правительство, и общественные организации, и пресса распространяли представление о стране как объединяющем факторе, стимуле к самопожертвованию, благородству, бесстрашию, о стране, внушающей надежду, в которой каждый класс прилагает свои усилия для того, чтобы Россия могла победить в войне. У каждого народа, вступающего в войну, обычно есть представления не только о том, против чего он сражается, но и во имя чего. Во время войны национальное самосознание, конечно, растет. Русская православная церковь, которая прикладывала очень много усилий по мобилизации общества в годы Первой мировой, подчеркивала, что основа русской идентичности – православие, хотя власти или общественные организации к религии обычно не слишком апеллировали. Говорили больше о героизме, любви к родине, самопожертвовании, о будущем, ради которого нужно сражаться. Это представление подкреплялось историческими примерами: вспоминали о Минине и Пожарском, о героях войны против Наполеона в 1812 году и так далее. Всё это были ингредиенты современного национализма.
Иногда сталкиваешься с мнением, что русские не были достаточно патриотичны. Это просто неправда
Я думаю, что прежде недооценивались усилия и энергия русских во время Первой мировой войны по формированию национальной идентичности. Россия проиграла, случилась Октябрьская революция, и когда большевики пришли к власти, они подписали катастрофический Брест-Литовский мирный договор с Центральными державами. И иногда сталкиваешься с мнением, что это произошло оттого, что русские не были в тот момент достаточно патриотичны, не думали о себе как о нации. Это просто неправда. Почему Россия не смогла довести войну до конца? С войной был связан острейший экономический кризис, а Россия не была индустриальной страной, как ее противники, прежде всего Германия. Добавим к этому понесенные огромные потери. Плюс ко всему – подрыв легитимности монархии, которая еще до Февраля подвергалась сомнению. В разгар войны происходит революция, отречение царя от престола. После падения царской власти мы видим отмену цензуры, о чем мы уже говорили, и ее последствия для общества. Поймите меня правильно, я не считаю, что цензура – это хорошо, я не ее сторонница. Я просто говорю о том, как Россия переживала ту войну, в чем было ее отличие от других стран.
– Если вернуться к теме национальной идентичности: характеристики тогдашней России тоже уникальны? Или и другие страны во время войны взывали к тем же чертам национального характера?
– И до войны у России были черты, характерные именно для нее. Скажем, если говорить о США или Британии, то для их самоидентификации во время Первой мировой была важна идея свободы и ее защиты, идея индивидуализма и гражданских прав, сохранения и защиты демократии. В России было не так. Мне кажется, что Россия в то время отличалась бóльшим упором на идею самопожертвования по сравнению с другими странами. Была, например, попытка сделать национального героя из крестьянина, который умирает во имя победы. В России пропагандировалась идея, что русские любят свою родину больше, чем другие народы свою страну, и готовы пожертвовать своей жизнью ради нее. Это для меня – глубоко русская идея.
Императрица Александра Федоровна (слева) работает сестрой милосердия в военном госпитале под Петроградом, 1915 год
– Возможно, это близко к идее коллективизма – в противовес западному индивидуализму?
– Согласна. Но с другой стороны, было и представление о том, что такое русский характер. С началом войны все больше становилось людей, которые стали рассматривать себя как граждан, а не подданных. У нас, говорили они, есть не только обязанность умереть во имя родины, но есть и права тоже. И этот нарратив все сильнее начал звучать в 1917 году.
– В своем выступлении на конференции к столетию революции вы говорили о множестве общественных организаций, которые возникли в России в это время. Это не стыкуется с традиционным представлением о русских, якобы слабо способных к самоорганизации. Что так повлияло на общество?
– Очень много новых ассоциаций и общественных движений начало появляться в России еще в 1890-е годы. Российский исследователь Анастасия Туманова написала две прекрасные книги о русских общественных организациях, в которых они все описываются. Это и благотворительные, и профессиональные организации, и спортклубы, и объединения, связанные с досугом. Если говорить о периоде после 1914 года, то власти империи оказались тогда не готовы к затяжной войне. В первые три месяца было мобилизовано четыре миллиона мужчин, а больничных коек оказалось всего 13 тысяч. Так что властям пришлось обратиться к обществу, прося о помощи. Появились сотни отделений разных организаций по всей империи – в Сибири, на Кавказе и так далее. Хороший пример – комитет, образованный сестрой императрицы, великой княгиней Елизаветой Федоровной, который помогал солдатам с операциями. Очень быстро, в течение месяца появилось 800 отделений по всей стране, включая очень активные в Омске, Севастополе и Ташкенте. Их деятельность была очень успешной.
Власти империи оказались не готовы к затяжной войне. Им пришлось обратиться к обществу
Существовал также комитет под патронажем великой княжны Татьяны Николаевны, дочери Николая II, у него было 600 отделений по стране. Татьяна сама, в отличие от Елизаветы, конечно, этой работой не управляла, она была 17-летней девушкой, но активно ходила на собрания. Этот комитет помогал беженцам, которые были эвакуированы с прифронтовых территорий, – украинцы, белорусы, евреи, литовцы… Исследователь Питер Гатрелл, который написал целую книгу о беженцах во время Первой мировой войны в России, называет гигантскую цифру в шесть миллионов человек.
Было и множество других объединений, которые помогали солдатам, их семьям, беженцам. Существовало шесть тысяч земских комитетов, более 700 городских союзов. Кроме того, Русская православная церковь открыла двери в большинстве своих приходов (а их было более 40 тысяч) для солдат и других жертв войны, открылись 32 тысячи приходских комитетов. И это помогло, конечно, русским почувствовать себя нацией, способной сплотиться.
– Сколько времени понадобилось большевикам, чтобы они уничтожили все эти организации?
– Хватило нескольких лет гражданской войны. Большинство было закрыто в 1918–19 годах, а остатки – в 1920-м.