Музыкальный менеджер Халил Халилов покинул Крым в 2014 году – вскоре после присоединения полуострова к России. По его словам, новые власти отчетливо дали ему понять, что больше он не сможет заниматься развитием крымско-татарской культуры и организовывать в Крыму концерты. Халил Халилов переселился во Львов, где стал одним из соучредителей культурного центра "Крымский дом", цель которого сохранение и развитие крымско-татарской культуры и языка.
О причинах своего отъезда и жизни, начатой с чистого листа, Халил Халилов рассказал в интервью Радио Свобода:
– В Крыму я очень долго занимался организацией всевозможных культурных событий. Это было связано с крымско-татарской культурой, со всевозможными интересными сплавами крымско-татарской традиции с современными направлениями. Мы долго были в депортации и очень много в плане культуры потеряли. Поэтому, вернувшись в Крым, мы попытались все наверстать. После аннексии Крыма встал вопрос – как быть дальше? Вначале мы не понимали, что происходит. Может быть, это какие-то маневры, может быть, это блеф. Это был какой-то страшный и непонятный сон. Но когда мы поняли, что все серьезно и, возможно, это надолго, мы стали думать, что же делать дальше. Я решил продолжать заниматься своей деятельностью.
Они сказали: "Нет! Мы вам будем препятствовать"
С друзьями мы хотели организовать концерт, который назывался бы "За мир в Крыму и у соседей". Под "соседями" мы, конечно же, имели в виду Россию. Я пошел в новый отдел управления культурой, который был сформирован новыми властями. Они мне сказали, что нужно время на согласование этого концерта. Чуть позже они меня позвали и сказали, что не дают разрешения на его проведение. Мы хотели сделать опен-эйр на площади, но его не согласовали. Тогда я сказал: "Ок, я проведу концерт в зале Музыкального театра. Здесь вы мне запретить не сможете. Я заключу контракт об аренде и проведу концерт". Они сказали: "Нет! Мы вам будем препятствовать. Мы против того, чтобы вы занимались концертами. Потому что на ваших концертах очень много крымских татар. А они сейчас проукраински настроены. Поэтому это небезопасно. Запретить мы вам не можем, но мы знаем, что вы не получили российские документы. Не перевели свои предприятия на российское законодательство. Ваш концерт мы можем арестовать легко". И тогда я понял, что, наверное, надо уезжать и заниматься своим делом уже за пределами Крыма.
Из опыта прошлых лет мы знаем, что рано или поздно агрессоры начинают давить и на культурные институции. К сожалению, мои опасения оправдались. Вы знаете историю с телеканалом АТР и другими институциями, которые либо закрыли, либо сделали угодными к власти: поменяли репертуар, поменяли художественных руководителей. Вроде бы институция осталась, но по сути стала уже чем-то другим. Я принял решение уехать. Я написал друзьям в Киев и во Львов, рассказал о своей ситуации. В Киеве, к сожалению, никто не смог помочь, а во Львове любезно согласились. Мой друг Алим Алиев сказал: "Приезжай, что-нибудь придумаем". Он связался с местными деятелями культуры, которые тоже сказали: "Приезжай, мы будем делать здесь то, что ты делаешь, вместе. Мы будем помогать тебе". По сей день мы с ними работаем, создаем много новых интересных проектов.
– Остаются ли у вас какие-то контакты с теми, кто остался в Крыму? Изменилась ли как-то их жизнь в культурном отношении?
Я слышал о таких случаях, когда даже чуть ли не выбирать надо было между математикой и крымско-татарским языком
– Да, у меня остались знакомые в Крыму. Мы не говорим много по скайпу и не общаемся часто через социальные сети. Но бывают возможности встретиться, когда они приезжают сюда. Недавно, после одного из таких разговоров я заглянул на сайт Крымско-татарского театра и увидел в его репертуаре "Хиты 70–80-х". Насколько я знаю, подобные ретро-дискотеки очень популярны в России. Я удивился, почему это появилось в Крымско-татарском театре?! Может, это гастроли какие-то? Но нет. Я увидел, что с такой программой труппа театра выступает. Мне сказали, что есть определенные указания: заставляют руководителей, чтобы в программе были и такие события. Или на сайте библиотеки имени Исмаила Гаспринского я увидел: "Творческая встреча русского солдата, который защищал Россию за пределами России". Для меня непонятно, почему в крымско-татарской библиотеке проходят такие события. Но, насколько я понял из разговоров, это тоже происходит из-за указаний сверху.
– В одном из интервью вы говорили, что что-то произошло с преподаванием крымско-татарского языка в Крыму.
Сейчас люди, особенно творческие, только-только начинают выходить из депрессии
– Я не знаю последней информации, давно за этим не следил. Но очень сильные изменения произошли. Изменилось количество часов. Я слышал о таких случаях, когда даже чуть ли не выбирать надо было между математикой и крымско-татарским языком. Я считаю, что это неправильно. Но хуже другое. Когда-то крымско-татарская письменность была на латинице. Это облегчало написание некоторых слов. Советы ввели кириллицу. Долгое время мы жили при кириллице. Вернувшись в Крым, мы подняли вопрос о том, чтобы вернуться на латиницу. Было проведено много работы. Были специальные факультеты, где это изучалось, где это восстанавливалось. Начали писать даже какие-то издания на латинице. Телеканал АТР перешел на латиницу. И вот сейчас все обратно. Опять нас возвращают на кириллицу.
– А оказывается ли сейчас в Крыму какая-то поддержка национальной крымско-татарской культуре?
– Это всегда было большой проблемой. Если что-то и делалось в этом отношении, то, как правило, силами энтузиастов. Только недавно, перед аннексией, начали ставить крымско-татарскую культуру на какие-то коммерческие рельсы. А сейчас мало что происходит. Сейчас люди, особенно творческие, только-только начинают выходить из депрессии. В то же время я слышу о том, что появляются какие-то альтернативные проекты. Недавно слышал, будто появился какой-то альтернативный крымско-татарский театр – молодежь просто собралась и что-то пытается делать новое, какой-то крымско-татарский модерн. Но я пока не могу найти с ними связь.
– Вы как раз один из тех энтузиастов, которые занимались в Крыму развитием национальной культуры и постановкой ее на современные рельсы. А во Львове вы стали одним из соучредителей крымско-татарского культурного центра. Расскажите, чем занимается эта организация.
– К сожалению, у нашего народа есть горький опыт. Когда мы попадали на чужую землю, когда были угрозы для нас, все это сказывалось в первую очередь на культуре. В Узбекистане, в период депортации мы бесследно потеряли целые культурные пласты, которые уже никогда не восстановим, наверное. Поэтому мы решили озаботиться сохранением и развитием нашей культуры здесь, за пределами Крыма. Потому что в Крыму сейчас не проходят какие-либо фестивали или культурные встречи. Творческие люди, которые там находятся, не могут ни поделиться своей культурой, ни приобрести что-то новое. Поэтому основная задача наша здесь – это сохранение и развитие культуры, языка. Мы участвуем во многих культурных крупных событиях, в фестивалях не только во Львове, не только в Украине. Мы представляли свои проекты и в Польше, и в Германии. В ближайшее время мы надеемся реализовать один замечательный проект – серию мастер-классов. Мы будем привозить из Крыма деятелей культуры разных направлений – кинематографистов, музыкантов, певцов, художников, а также преподавателей из ближайшего зарубежья – Польши, Германии – которые будут в течение недели учить крымчан чему-то новому, чтобы продолжалось развитие нашей национальной культуры. Потом они вернутся в Крым и там будут творить что-то новое.
Они расценили участие в этом фестивале как какую-то форму сепаратизма
– Пару лет назад в одном из интервью вы говорили о существовании информационной и культурной блокады Крыма. Что-то изменилось в этом отношении? И в чем эта блокада проявлялась?
– У меня был случай – не буду называть ни фамилии, ни имена – одна крымско-татарская группа выступила на одном из фестивалей во Львове. Несколько участников этого коллектива живут в Крыму. И буквально на следующий день после выступления и интервью местным журналистам к участникам этой группы домой пришли сотрудники ФСБ. Они расценили участие в этом фестивале как какую-то форму сепаратизма или что-то такое. Потому что часть программы фестиваля проходила на деоккупированных территориях на востоке Украины. Так что есть определенное давление на деятелей культуры.
– Я знаю, что вы также читаете лекции про крымско-татарскую музыку, причем, не только традиционную – классическую, фольклорную – но и про современную. А какие есть интересные проекты, которые работают на стыке традиции и современности?
– Я всегда считал, что подобные проекты должны существовать. Фольклор в чистом виде нужен только нам, крымским татарам. Я думаю, что так в любом народе. А если ты хочешь разговаривать с миром, то надо говорить на понятном ему языке. И именно такие фьюжны позволяют крымским татарам говорить о себе в мире все чаще и чаще. На сегодняшний день один из самых ярких проектов, наверное, у Усеина Бекирова, который делает фантастические вещи, опираясь на крымско-татарскую музыку. Он смог реанимировать музыку ханского периода и положить ее на джаз, и сделал это очень грамотно, так что оба стиля существуют как одно целое. Это очень здорово. Усеин Бекиров для меня это, наверное, номер один среди тех, кто делает сейчас подобные проекты. Эльвира Сарыхалил, которая находится в Крыму, умудряется организовывать фольклорные экспедиции, ездить к старикам, находить песни. Причем она находит даже такие песни, мелодии которых уже никто не помнит. И она тоже пытается на современный лад что-то делать. Тоже получаются очень интересные вещи. Ну, и Джамала, конечно. Еще Энвер Измайлов, но в последнее время он все меньше и меньше что-то делает. Наверное, возраст сказывается, он немного устал.
– Сложно ли интегрировать крымский фолк в гармонические, мелодические, ритмические структуры джазовой музыки? Органично ли это получается?
– Не у всех. Честно говоря, больше неудачных попыток. Наша музыка, наверное, как и любая другая, уникальна. Она имеет определенные особенности. У нас есть большие размеры, нечетные размеры. Я однажды беседовал с музыкальным критиком Алексеем Коганом, и он сказал: "Ваша музыка, когда ложится на джаз, приобретает какой-то свой акцент, крымско-татарский, интересный". Так что крымско-татарская музыка узнаваема в джазе.
– Что отличает крымско-татарскую музыку от другой восточной музыки тюркского типа? Повлияла ли на нее музыка соседних народов?
– Я бы не сказал. Конечно же, Крым – это место, где пересекались торговые пути. Тот же Бахчисарай. Это был большой рынок, куда приезжало множество караванов. Конечно же, на этом перекрестке культур люди обменивались своими культурными ценностями, в том числе, наверное, и музыкой. Какая-то музыка влияла на нас, на какую-то музыку влияли и мы. Сейчас очень сложно сказать. Если говорить о депортации и нашем пребывании в Узбекистане, то я не думаю, что местная музыка как-то повлияла серьезно на крымско-татарскую. Изменились музыкальные инструменты. У нас были потеряны навыки игры на некоторых музыкальных инструментах.
– А какова судьба джазовой школы, которую вы открыли во Львове в 2015 году?
Джамала сделала для крымских татар больше, чем все те политики, которые сейчас говорят о Крыме на мировой арене
– Джазовая школа существует по сей день. Но я оставил эту инициативу. Для меня джазовая школа – это был такой драйв. Я всегда мечтал открыть музыкальную школу. Но сейчас я работаю над другим музыкальным проектом. Это будет не только джаз, это будут и другие направления, в том числе будет и театральное мастерство.
– Как вы считаете, то, что Джамала выиграла Евровидение, повлияло на интерес к крымско-татарской культуре в Украине и в мире?
– У нас в проекте "Крым SOS" сейчас работает волонтер из Швейцарии. До выступления Джамалы на Евровидении он ничего не знал о крымских татарах. Слышал об аннексии, но не в подробностях. После Евровидения он начал интересоваться. Представляете, насколько на него это повлияло? Это один из случаев. Джамалу обвинили в том, что она занялась политикой. Но она спела не про политику, а про историю. И я думаю, что одна Джамала сделала для крымских татар больше, чем все те политики, которые сейчас говорят о Крыме на мировой арене.
– Надеетесь ли вы когда-нибудь вернуться в Крым?
– Да, очень надеюсь. Я понимаю, что это произойдет не сегодня и не завтра, но это обязательно случится.