Вакханалия смерти

Ален Делон в фильме "Непокоренный"

В 1897 году кинематографу было всего два года, но торжества по случаю бриллиантового юбилея королевы Виктории снимали в Лондоне 40 операторов конкурирующих кинокомпаний. Много лет назад Гай Давенпорт, написавший по моей просьбе предисловие к первому изданию своих рассказов в России, упомянул в этом тексте единственную сохранившуюся запись голоса королевы: ей принесли эдисоновскую машину и попросили что-нибудь сказать. Взгляд упал на корзинку помидоров, и Виктория произнесла: "Мои дорогие подданные, я вижу помидоры", после чего запись прекратилась, и на восковом валике осталась лишь эта величественная фраза. Знал ли Гай Давенпорт, обожавший анекдоты о первых фотографах, воздухоплавателях и кинооператорах, придумывавших в девятнадцатом столетии век двадцатый, о том, что существуют 40 вариантов хроники бриллиантового юбилея?

120 лет спустя я вижу королевский кортеж на экране зала Мастроянни в синематеке Болоньи. Сохранилось на удивление много движущихся изображений 1897 года – виды не только Европы, где родился кинематограф, но и экзотических стран. В архиве братьев Люмьер нашлись кадры из Палестины, есть съемки Египта и Японии, – крошечные, меньше минуты, фрагменты жизни позапрошлого столетия. Один из более поздних фильмов, которые показывают в Болонье, называется "Вакханалия смерти" (героиня задумывает убийство соперницы и, разоблаченная, бросается со скалы, ее ищут с фонарями, мерцающими в темном лесу – очень красиво), но подлинная вакханалия смерти разворачивается в этих осколках 1897 года: ни одного человека из тысяч, снующих на экране, нет больше ни в Лондоне, ни в Токио, ни в Палестине, все давно мертвы, равно как режиссеры, операторы, монтажеры и прокатчики.

Но живы зрители, приезжающие каждый год в июне в Болонью на фестиваль "Возвращенное кино". Киноманов в тесных залах синематеки становится все больше, одержимые сидят на полу и стоят у стен. Не так уж просто найти удобное место даже в кинотеатре на главной площади, где фестивальное кино показывают по вечерам на гигантском экране.

Кинотеатр на главной площади Болоньи

Благоразумно прихожу на площадь за полчаса до начала сеанса: в программе самый знаменитый российский фильм XX века. Недавно отреставрированный в Германии "Броненосец "Потемкин" идет в сопровождении симфонического оркестра: музыка Эдмунда Майзеля, написанная в 1926 году для европейского проката. Фильм Эйзенштейна представляет Наум Клейман, которого шантрапа, командующая культурой в России, вынудила уйти из московского Музея кино. После вступительного слова Клеймана смотрю "Броненосец" так, словно он снят сегодня и полон актуальных намеков: бунт на "Потемкине" напоминает о киевском Майдане, очевидно и сходство режима, которому противостояли восставшие матросы в 1905 году и их союзники в Одессе, с путинским симбиозом силовых ведомств и православной церкви. Об этом же я думал недавно, когда смотрел "Генеральную линию", – на глупых баранов, блеющих на крестном ходу. Кто теперь отважится снять подобную сцену на деньги министерства Мединского?

Кадр из фильма Абеля Ганса "Колесо", который показывали на главной площади, музыку Артюра Онеггера исполняет симфонический оркестр Болоньи

Многие ли знают, что происходило в российском кинематографе сто лет назад, в 1917 году? В программе, подготовленной Петром Багровым, комедия "Аркаша женится" о невыспавшемся женихе соседствует с мелодрамой Евгения Бауэра "За счастьем". Любовный треугольник: юная Ли, теряющая зрение, обожает преуспевающего адвоката, но тот любит ее мать. Художник Энрико ухаживает за Ли, но девушка отвергает его и слепнет от неразделенной любви. В этом фильме, снятом в Крыму, нет и намека на политические события. Зато превосходно сохранился пропагандистский "Революционер", посвященный дилемме лета 1917-го – нужно ли продолжать "империалистическую" войну после свержения самодержавия? Герой, революционер по кличке Дедушка (видимо, намек на бабушку русской революции Екатерину Брешко-Брешковскую), возвращается из сибирской ссылки и вступает в спор с сыном, студентом Николаем. Сын по-большевистски убежден, что у пролетариев нет отечества и защищать его в окопах незачем, седобородый Дедушка считает, что отечество имеется и следует воевать до победного конца. Революционеру без особого труда удается переубедить отпрыска, и они направляются на фронт в одной теплушке с другими такими же дураками. А вот и сама Брешко-Брешковская – вернее, ее портрет – возникает в маленьком норвежском фильме, состоящем из карандашных рисунков, сделанных в революционном Петрограде – появляется и тут же превращается в портрет председателя Госдумы Родзянко.

Женские роли исполняли солдаты и офицеры

Война, на которую отправились Дедушка с сыном, идет уже третий год, и в километрах оставшейся от нее хроники можно отыскать удивительные кадры. Одна из программ цикла, посвященного кинематографу 1917 года, отдана гендерным вопросам, иллюстрацией служит хроника выступлений полевых театров. Женские роли исполняли солдаты и офицеры, и этот трансвестизм, который сегодня кажется проявлением не поощряемых в вооруженных силах форм сексуальности, в окопах Первой мировой войны никого не смущал и, как свидетельствует кинохроника, пользовался успехом у аудитории: сохранились даже любовные письма, которые военнослужащие отправляли исполнителям этих ролей.

Поразительный фильм из этого цикла – "Кольцо Пьеро". Героя, которого встречает заколдованная владелица волшебного перстня, приносящего успех в делах и любви, играет женщина, охотно дарящая поцелуи поклонницам. Сейчас картина кажется недвусмысленно лесбийской, но, возможно, ее создатели ничего подобного не имели в виду: по театральной традиции Пьеро часто изображали женщины, в том числе и великая Сара Бернар. Не эта ли копия "Кольца Пьеро" из коллекции французской синематеки, которую мы смотрим в Болонье, вдохновила "Кроличью луну" Кеннета Энгера? И в 1917 году впервые появился на экране Конрад Фейдт, которого так любил Михаил Кузмин, – будущий Сомнамбулист Чезаре играет похитителя статуи Будды в картине Роберта Вине "Страх".

Конрад Фейдт в фильме "Страх", 1917

Жан Вальжан стал мэром японского городка

По старым фильмам можно судить о том, как менялись представления о дозволенном и предосудительном в искусстве. В экранизации "Отверженных" – снятом в 1938 режиссером Мансаку Итами фильме "Гигант" – Жан Вальжан стал мэром японского городка, подсвечники, которые он украл, не серебряные, как у Гюго, а золотые, епископ Мириэль перевоплотился в буддиста, но больше всего поразят современного европейского зрителя отношения японского Жана с японской Козеттой: забрав девочку у родителей, голый благодетель залезает с ней в горячий источник и лобызает в воде. Сегодня такая сцена вызвала бы скандал, но в невинные времена, когда снимался "Гигант", зрители и цензоры ничего возмутительного не обнаружили.

Аньес Варда и художник JR представляют свой фильм "Деревни, лица"

То ли покончить с собой, то ли убить всех вокруг

Полузабытых или вообще неизвестных, сгинувших в архивах фильмов десятки тысяч, и даже фанатичные синефилы, знающие все на свете, приезжают в Болонью и обнаруживают, что не видели ничего. Почти всегда самое интересное – это реставрация оригинальных версий, некогда изуродованных продюсерами или цензорами. Уже полгода путешествует по фестивалям не вышедшая 50 лет назад в прокат черная комедия Марко Феррери "Человек с пятью шарами", в Болонье ее показывали на главной площади. Среди обретенных шедевров – "Слепая муха" Романо Скаволини, запрещенный цензурой в 1966 году итальянский ответ на эксперименты Роб-Грийе и Годара. Сейчас трудно понять, почему этот фильм вызвал такое возмущение, в нем нет ничего непристойного, всего лишь запечатлено настроение молодого человека, чувствующего себя лишним и раздумывающего: то ли покончить с собой, то ли убить всех вокруг. Романо Скаволини, представлявший в Болонье отреставрированную версию своей картины, предчувствовал вспышку левого терроризма 70-х годов.

Реклама фильма "Деревни, лица" на ночной улице

Делон снимает повязку и разглядывает страшную рану

Грандиозная реставрация – "Непокоренный" Алена Кавалье (1964) – неудачный опыт продюсерской компании Алена Делона, сыгравшего наемника, влюбляющегося в заложницу, которую ему велели охранять. Сюжет подлинный: нечто подобное произошло в Алжире, когда похититель освободил адвоката Мирей Шатан-Глайман. Фильм Кавалье не понравился Шатан-Глайман, и суд постановил вырезать 25 минут. Ни полная, ни сокращенная (изуродованная, как говорит режиссер) версии не заинтересовали зрителей, несмотря на Делона и смелый замысел – таких фильмов об изнанке Алжирской войны еще не было. Я считаю Алена Кавалье великим режиссером, но предпочитал его поздние фильмы-дневники ранним традиционным картинам. "Непокоренного" прежде видел в сокращенной версии, на DVD, и запомнил только одну сцену: раненый Делон мучается от боли в поезде, на него с недоумением смотрят пассажиры (среди них – режиссер), он прячется в туалете, срывает повязку и, теряя сознание от боли, разглядывает страшную рану. Теперь, восстановленный Кавалье, весь фильм кажется великолепным, и это, быть может, лучшая роль Алена Делона после "Рокко и его братьев". Последний кадр – непокоренный перед смертью сам себе закрывает пальцами глаза – невозможно забыть.


Безупречно выполнена реставрация еще трех знаменитых картин. "Пепел и алмаз", "Влюбленные женщины" и "Дневная красавица" после дигитализации кажутся снятыми не позавчера, а послезавтра. Но настоящие синефилы приезжают в Болонью, чтобы смотреть не всем известные шедевры, а ради редчайших, забытых фильмов, пусть даже и посредственных. Стояли у стен и сидели на полу в зале, где шли ретроспективы Аугусто Дженина и Гельмута Койтнера. Дженина начал работать еще в немом кино, а лучшие свои картины снял через 30 с лишним лет – в 50-е годы. Его сентиментальный шедевр "Маддалена" о проститутке, которая по прихоти богатого клиента изображает Мадонну в деревенском пасхальном шествии и действительно гибнет за веру, интересно рифмуется с "Дневной красавицей". Ранние картины Дженина улучшило время, не пощадившее пленку: когда в разгар потасовки на экране возникают кипящие пятна брака, думается, что это вмешалась рука неизвестного гения.

Портрет Роберта Митчема на экране кинотеатра "Арлекино"

Хельмут Койтнер свой лучший фильм "Под мостами" начал снимать в 1944 году, еще в гитлеровском Берлине, а закончил три года спустя. Ни малейшего упоминания о войне и бомбардировках нет, это мелодрама о любви двух друзей к одной девушке, но тривиальную историю делает настоящим кино темная напряженность, тревога, напоминающая зрителю о том, что вокруг съемочной площадки разворачивается европейская катастрофа.

Когда что-то быстро движется по экрану – всадник, зверь или спортсмен – краски словно не поспевают

Каждый год синематека Болоньи выпускает к фестивалю DVD-издание редких фильмов, отреставрированных в ее лабораториях. На этот раз выбраны фрагменты, демонстрирующие одну из первых попыток создания цветного кинематографа – систему Kinemacolor, разработанную более ста лет назад. Она весьма несовершенна: когда что-то быстро движется по экрану – всадник, зверь или спортсмен – краски словно не поспевают за ним, распадаясь на лету. Зато сохранились уникальные кадры – открытие восстановленной колокольни на площади Сан-Марко в Венеции, подготовка к коронации Георга V в 1911 году, европейские туристы в Египте, виды озера Гарда и итальянской Африки.

"Замерзшее время" – так называется один из немногих новых фильмов, показанных в Болонье: режиссер Билл Моррисон рассказывает, как старые пленки положили в контейнер, которым укрепили каток в канадском городке. Несколько десятилетий спустя контейнер обнаружили и догадались, что в нем таятся сокровища. История, которую можно истолковать как подлинное чудо, вмешательство высших сил, покровительствующих кинематографу. Перед закрытием фестиваля на главной площади Болоньи показывают снимок одного из предыдущих сеансов: фотограф запечатлел падающую звезду на ночном небе прямо над гигантским экраном. Как известно из священных текстов, это знак Божьего расположения – кто-то наверху любит нашу целлулоидную вакханалию смерти.