Два прекрасно иллюстрированных тома общим объемом 927 страниц. Прочесть их от корки до корки вряд ли захотят многие – тема двухтомника интересна в основном специалистам по центральноевропейской живописи эпохи барокко. В только что вышедшем в Праге исследовании, посвященном видному представителю того времени и стиля Петру Брандлю (1668–1735), самое интересное – это судьбы, как художника, так и его биографа Яромира Ноймана (1924–2001). Сложенные, точнее, переплетенные, они напоминают притчу – о таланте, несчастье и искуплении грехов.
Брандль, сын пражского пивовара, рано обнаружил художественный талант – и тягу к попойкам. То и другое сопровождало его всю жизнь. Эта жизнь складывалась из получения художником заказов, их исполнения и немедленного веселого расставания с гонораром в кабаках и домах терпимости. Заказчики знали, что Брандль – гений, он работает великолепно и быстро даже пьяный. Пару раз при работе над полотнами большого размера художник упал с изрядной высоты, но судьба хранила, он отделался легкими ушибами.
Петр Брандль "Симеон с младенцем Иисусом" (после 1725)
К 30 годам Петр Брандль был известен по всей Богемии и за ее пределами. Писал картины на религиозные темы для костелов и монастырей, портреты вельмож и богатых горожан. Не будучи самоучкой – художественному ремеслу его учил известный в те годы живописец Кристиан Шрёдер, управляющий художественной галереей Пражского Града, – Брандль не стал и глубоким знатоком современного ему искусства. Если судить по сохранившимся сведениям, талантливый чех съездил в лучшем случае в одну ученическую поездку в Германию для знакомства с местными живописными образцами. А вот в Италии не был, имея лишь опосредованное представление о творчестве тамошних гениев Ренессанса и барокко.
При этом Брандлю удалось не остаться провинциалом и приобрести свой стиль, во многом выходящий за рамки тогдашних канонов. Его персонажи выглядели очень живыми – несчастными и страдающими, охваченными надеждой или страхом Божьим, но непременно выразительными и человечными. Возможно, потому, что в качестве моделей живописец то и дело брал выделявшихся из толпы людей, не обращая внимания на их, как тогда выражались, “подлое звание”: бродяг, уличных торговок и проституток, до которых бывал весьма охоч и в качестве клиента.
Брандль был многодетным отцом, хотя с женой расстался довольно скоро и бегал от нее через все Чешское королевство, не желая ни разводиться, ни платить за воспитание отпрысков. Отбиваясь от судебных претензий супруги, как-то нарисовал самого себя в виде несчастного узника на одной из картин, написанных для пражской иезуитской коллегии Клементинум (ныне там находится Национальная библиотека Чехии). Скрывался он и от кредиторов, но менее успешно – несколько раз пришлось посидеть в долговой тюрьме. Однако у Брандля имелись покровители, которые не оставляли его заказами, и непутевый художник снова всплывал на поверхность жизни, работал, пил, опять залезал в долги...
Петр Брандль "Богач" (после 1730)
Умер он в преклонном для тех времен возрасте (без малого 67 лет), в древней Кутна-Горе, так, как и жил – в кабаке, пропивая очередные последние крейцеры. Дома у него было шаром покати – говорили, что даже последние кисти, с которыми работал, Брандль у кого-то одолжил. На похороны художника скинулись из уважения к его таланту коллеги по цеху. Еще при жизни о Брандле шутили, что рукой, держащей кисть, он искупает грехи, которые совершает остальными частями тела.
Пражского искусствоведа Яромира Ноймана этот странный гений увлек в ранней молодости – вместе с другими живописцами центральноевропейского и венецианского барокко, в области которого Нойман быстро стал одним из ведущих экспертов. Времена, однако, были очень далекие по духу от характерной для барокко религиозной возвышенности: самая середина ХХ века. Коммунистическая диктатура только что сломала шею чехословацкой демократии и закреплялась на занятых позициях во всех сферах, не исключая искусствоведение и художественную критику. Яромир Нойман стал безжалостным карьеристом, шедшим по трупам. Пожилого католического священнослужителя, историка искусств Йозефа Цибулку по инициативе Ноймана лишили профессуры, а затем и пенсии. В начале 1950-х молодой сталинист сломал карьеру еще паре коллег.
Сам он шел в гору, удивительным образом сочетая глубокие экспертные знания живописи XVII–XVIII веков с вульгарнейшим марксизмом сталинского разлива. В его рамках Нойман умудрялся интерпретировать произведения любимых живописцев. Так, из Петра Брандля он сделал чуть ли не ярого критика “феодально-абсолютистских” порядков Чехии при Габсбургах: все это искусствовед выводил из тех самых нестандартных лиц и живых фигур на брандлевских полотнах. В таком духе была выдержана его первая монография – о чешской живописи XVII века. За ней последовали другие. В 1960 году, когда Нойману не было и сорока, он стал лауреатом Госпремии ЧССР имени Клемента Готвальда, тогда же – директором академического Института теории и истории искусства.
Петр Брандль "Крещение Иисуса Христа"
Но во время недолгой “пражской весны” он то ли не сориентировался, то ли ему самому надоели идеологические игры. Как бы то ни было, реформы в стране профессор Нойман одобрил, а советское вторжение – нет. За что и поплатился – должностью, званием, возможностью публиковаться. (Впрочем, на рубеже 70-х еще вышел его искусствоведческий путеводитель по Италии и несколько небольших работ.) Нойман затосковал: он привык к поездкам на Запад, встречам с коллегами, изучению работ любимых мастеров. За разрешение выезжать за рубеж в начале 80-х ему пришлось заплатить свою цену: он начал сотрудничать с коммунистической госбезопасностью – StB.
Но и тут сорвался, довольно любопытным образом. Будучи отличным экспертом, Нойман писал искусствоведческие заключения на художественные произведения, занижавшие их реальную цену. После чего покупал эти картины по относительно дешевой цене, а перепродавал по реальной. За спекуляцию предметами искусства профессора посадили. Однако режим “нормализации” был на последнем издыхании, и вскоре после его падения Яромир Нойман вышел на свободу. Ему уже было под 70, репутация его как ученого и человека была безнадежно испорчена, но как эксперта его многие ценили – а работать теперь, впервые в жизни, Нойман мог без оглядки на какие-либо идеологические установки. И он занялся Брандлем.
Яромир Нойман "Петр Брандль", монография
Над искусствоведческой биографией Петра Брандля Яромир Нойман работал до конца своих дней – он умер в 2001 году. Вероятно, спившийся и несколько повредившийся к концу своих дней рассудком Брандль сам не вспомнил бы всех тех подробностей своей жизни, которые включил в посвященный ему труд исследователь, родившийся через 250 лет после художника. Нойману не удалось избежать ошибок: например, он приписал своему герою несколько работ, которые при дальнейшем исследовании оказались произведениями других мастеров. Искусствовед Андреа Штекерова 15 лет дорабатывала opus magnum Ноймана, оставшийся на момент смерти автора незаконченным. Рассматривая это издание, трудно избавиться от ощущения, что перед тобой два символических надгробия – давнего живописца и его биографа. Художественный критик Ян Витвар пишет на страницах пражского еженедельника Respekt: “Возможно, в силу истории собственной жизни и ее моральных противоречий Яромир Нойман как никто другой смог понять Петра Брандля. Его монография – это не просто исследование об одном гениальном художнике, но и посмертное искупление несчастного искусствоведа”.
Национальная галерея в Праге издала двухтомник “Петр Брандль” сейчас – накануне 350-летия со дня рождения живописца.