"Я уехала от Левиафана"

История оперной певицы и бывшего депутата Госдумы Марии Максаковой, живущей теперь в Украине и похоронившей мужа, Дениса Вороненкова, убитого киллером в центре Киева, остается одним из главных сюжетов ток-шоу российских телеканалов.

"В дневных ток-шоу этого лета есть две магистральные темы – Украина и Мария Максакова, говорит телекритик Слава Тарощина. – И отношение к ним одинаковое – возмущаются и жалеют. Что бы ни произошло на Украине – даже отмена виз на въезд в Евросоюз, – это повод для жалости. И точно так же относятся к Максаковой: то жалеют, то возмущаются, что она стала "врагом". И мама идет в ход, и какие-то друзья семьи, и все эти эфиры заканчиваются тем, что ее настойчиво зовут в Россию: "Маша, приезжай, тебе здесь будет хорошо". Но вряд ли Маша после того, что почти ежедневно слышит о себе, соблазнится этим предложением".

Действительно, Мария Максакова не хочет возвращаться в страну, где, как она уверена, было организовано убийство Дениса Вороненкова. Она говорит, что связала свою судьбу с Украиной. "В Киеве – могила моего мужа. Ничего важнее для меня нет не только на ближайшие годы, но, думаю, и навсегда".

Недавно Мария Максакова стала вновь появляться на публичных мероприятиях. 14 июля она прошла по красной дорожке Одесского кинофестиваля – в белом платье и мехах.

В интервью Радио Свобода певица рассказала о том, почему она предпочитает жить в Украине и надеется, что имена заказчиков убийства ее мужа будут названы.

​– Что вы думаете о том, что происходит в Большом театре? Отмена постановки Кирилла Серебренникова "Нуреев" перед самой премьерой – неслыханная вещь!

– Очевидно, началась травля Серебренникова. Мы с ним были в очень хороших отношениях. Кирилл мне импонирует как человек, как правдолюбивый, высокопрофессиональный гражданин. У него очень ясная гражданская позиция. Он не какой-то ярый оппозиционер. Он такую всегда выбирал позицию: пока не мешали делать добро, он делал добро, сеял разумное, доброе, вечное. То, что уже за такого человека взялись, это ужасно. Помните знаменитое высказывание: "Когда пришли за коммунистами, я молчал…" Тут два фактора: равнодушие и страх, которые в совокупности порождают подлость.

– Вы имеете в виду поведение интеллигенции в этой ситуации?

– Там должна была бы собраться огромная толпа, которая бы скандировала и пикетировала! Понятно, что у нас это все запрещено, что любая такая акция носит почти геройский характер. Но в принципе необходимо защищать. Они бьют статуи, потому что они голые, "Тангейзер" отменили, "оскорбивший чувства" какого-то верующего. Это мракобесие в высшем проявлении. Я не знаю таких примеров за последние двести лет, чтобы в какой-либо стране, которая проповедовала бы христианство в любой из конфессий, происходил такой обскурантизм.

– Как правило, все эти кампании, особенно против Кирилла Серебренникова, связывают с именем министра культуры Мединского. Вы наверняка с ним знакомы, какое у вас впечатление от того, что он делает?

– Как бы вам сказать помягче… Я не злопамятный человек, чтобы это все вспоминать… Министр постоянно говорил какие-то вещи на пресс-конференциях: "Я не буду спонсировать фильмы из серии "Рашка-дурашка", например. (Еще хуже сказал, даже не буду цитировать сейчас, связанное с экскрементами.) Он вообще мидовский работник, изначально по дипломатической линии продвигался, к культуре имеет отношение едва ли. А его исторические книги не имеют отношения к истории – это просто художественные фантазии. Он абсолютно лоялен любому требованию власти. При этом надо вспомнить, что Владимир Ростиславович Мединский родился в Черкасской области, в Украине, отец у него украинец. Когда он потребовал от интеллигенции, чтобы она подписала очередное письмо пятисот в поддержку действий президента в Украине, я была просто в бешенстве. Я стала спрашивать: а зачем, если и так поддержка населения 86%? Когда-нибудь все равно изменится риторика и политика, но вы же сами себя оскопляете, вы лишаете себя тех людей, которые могли бы в дальнейшем стать послами доброй воли и быстрее это все урегулировать. Есть люди, которые способны врачевать душу, музыканты, творцы, театралы, писатели, которые никакого отношения не имели к этой политике, они бы всегда были рукопожатными. Но нет, надо обязательно 500 человек тоже вымарать во всем. Мне говорят – а вашей подписи нет, я говорю: конечно, моей подписи нет, моей подписи нигде нет, я не подписывала вообще ни одного коллективного письма, мне это просто отвратительно. А то, что делает Мединский сейчас… Была бы я, как раньше, в Комитете по культуре, я бы вам точно сказала, в чем там конфликт. Там может быть конфликт на материальной почве, может быть, хотели получить какое-то здание в управление, может быть, где-то Кирилл помешал, не согласился либо какие-то еще финансовые конфликты. Либо это генеральная линия, которую министр таким образом выполняет.

– Даже в брежневские времена интеллигенты, члены союза советских писателей, были смелее – подписывали письма протеста, выступали в защиту политзаключенных. А сейчас никто не осмеливается слова сказать против маленького Мединского. Как это объяснить?

– Такой грустный итог. Произошел большой отток пассионарных людей, способных на подобные вещи. Во-вторых, постоянный отрицательный отбор, который среди оставшихся практикуется, лояльность в обмен на непрофессионализм... Кумовство, родственные отношения, конъюнктура... Есть такой принцип Питера – это когда человек в некоей бестолковой инертной иерархии доходит до позиции своей полной некомпетентности. Пока у него есть какие-то возможности, превосходящие его настоящую должность, у него происходит карьерный рост. В какой-то момент он упирается в свой потолок, он дорос до какой-то должности, никакие его ресурсы не позволяют занять следующую ступеньку. Парадокс заключается в том, что нисходящего движения не наступает. На этой позиции, где он не может расти, он остается навечно в этих инертных системах. Это системы, которые возникают в результате монополии. Когда нет конкуренции, вырастает совершенно инертная и бестолковая система, где практически каждый сидит, занимая уровень своей полной некомпетентности, вниз он уже никуда не падает, его не увольняют, наверх он расти не может, делать он тоже ничего не может, сам всего боится – это называется паралич. То, что мы сейчас видим, – это паралич.

– То же самое было в брежневские годы. Вы в интервью Дмитрию Терешкову говорили, что "всем существом ненавидите Советский Союз". Это понимание природы советской власти когда возникло – в детстве?

– Я ее ненавидела яро. Во-первых, папа – иностранец, за ним постоянно ездил "дядя Гена" и еще один дядя, которые приезжали на дачу, ему нельзя было дальше чем на 40 километров от Москвы уезжать. Он у них под колпаком, но пытается выстраивать с ними человеческие взаимоотношения. Я понимаю, что как бы он ни старался, "наша служба и опасна, и трудна". Это все странно, когда эти люди без конца снуют по дому, надо с ними все согласовывать. Я уже понимала, что что-то здесь не так. Притом что я ужасно любила и люблю своего папу, мне все непонятно было, как же он встроится в эту систему. Когда я стала постарше и пошла в школу, мне объяснили, что советская система отличается от всех остальных тем, что, в отличие от безответственного капитализма, здесь будет выплачена достойная пенсия каждому работавшему гражданину. Я у папы спросила, какая у него будет пенсия, и когда он мне сказал, что у него не будет пенсии, у меня просто началась истерика. Я считала, что моего папу здесь так не любят, что уже дальше всё. В дальнейшем – пионерия, в комсомол я вообще не вступала, но на каждом этапе были трения, потому что я же дочь иностранца: для закрытой системы это вызов. Мама осталась, он сам даже обрусел. Самое смешное, что он со мной не согласен сейчас. Понимаете, до чего дошло?! Я говорю: папа, это стокгольмский синдром у тебя. Что ты советскую власть отстаиваешь? Во-первых, ее нет, а во-вторых, какой смысл о ней вспоминать, что там было хорошего?! Как только появляется манипуляция, неважно, газеты, телевидение, как только я начинаю чувствовать, что манипуляция пошла, у меня отторжение, не могу и всё! Наверное, человек такой.

– Стихийная диссидентка?

– В общем-то да. Не хочу себя высоко оценивать, но я стремлюсь к тому, чтобы меня назвали аристократом духа. Это такой человек, который всегда будет на стороне слабого, он никогда не будет аплодировать сильному, когда тот задавливает уже ослабевших противников.

С Денисом Вороненковым в Москве, 2015

– У вас ведь не было открытых конфликтов с режимом. Странно, что вы так резко решили с ним порвать и так откровенно о нем отзываетесь сейчас.

​– То, что я говорю сейчас, я говорила практически все время, просто это не привлекало внимания. Если бы вы посмотрели на мои интервью, которые я давала, находясь в России и даже еще в Думе, то вы бы сейчас этого не сказали. Каждый раз, когда надо было остановить какое-то очередное зло, без конца звонили мне, и сколько всего было остановлено благодаря моим усилиям такого же ужасного – это страшно вспомнить! Если мое звание пролежало пять лет сначала в министерстве, потом в администрации президента, и мне так его и не дали, вы понимаете, какие у нас с ними были отношения. Я не голосовала ни за "пакет Яровой", ни за Диму Яковлева, ни за что. Где-то я просто не успевала, и мимо моего носа они успели проголосовать за эти "оскорбления чувств верующих". Простить до сих пор не могу, что я тогда просто не сориентировалась. А так в целом я просто не старалась из этого сделать какое-то шоу. Я хотела петь, а если я ухожу в оппозицию, то получается, что это уже становится фактически основной профессией, потому что это будет привлекать внимание и затмевать любую другую мою деятельность. Поэтому мне не хотелось из этого делать какое-то крупное событие, но это и так все знали. Поэтому нет, моя позиция совершенно не изменилась. Я в принципе не люблю любые формы проявления авторитаризма. Другой вопрос, что я не виню во всем одного конкретного человека. Запрос таков, запрос общества.

– Таков запрос общества, который ему транслируют по телевидению, а если бы транслировали что-то другое…

​– Самое грустное, что они это сидят и смотрят. Это излюбленное зрелище. Они привыкли к этому. У них были замполиты, которые это все говорили, они обожают этот сорт информации, который за них переварен и выдан уже в форме готового продукта. Они это любят, они это слушают с удовольствием, им все это нравится. Любого бомжа на улице спросить, он вам про геополитику такое расскажет! Вместо того чтобы заниматься простыми домашними делами, чтобы вокруг все было чисто, аккуратно, чтобы подъезды были отремонтированы, дороги построены, вместо этого все упорно занимаются геополитикой. Это отвлечение внимания на негодный объект. И говорить, что один человек со страной может такое сделать, – это неправда. Этого страна жаждет в своем большинстве. Нет, конечно, есть 14%, которые так не хотят, хотят иначе. Но когда говорят про Сталина, что он был тиран, это понятно. Да, он был тиран, был параноик, но кто эти люди, написавшие миллионы доносов? Когда эти архивы откроются и мы посмотрим, кто на кого стучал, – что, после этого гражданская война должна начаться?

– И сейчас пишут.

– И сейчас тот же самый вопрос: кто эти люди? Их много, их миллионы.

– Я об этом думал, когда увидел, какие чудовищные комментарии пишут в вашем фейсбуке в день убийства вашего мужа.

– Они как сорвались с цепи! Зачем? Им что, делать больше нечего, кроме как изливать свой яд?! Что это такое? Уже не говоря про этику, просто мне непонятно, почему у них столько свободного времени, чтобы ко мне лезть...

На пресс-конференции в Киеве

– Они до сих пор надеются, что вы вернетесь, хотят использовать это возвращение в пропагандистских целях. Заманивают вас в Россию. Мединский намекает, что снова возьмут вас в Гнесинку...

– Здесь два аспекта. Не могу вам сказать, что в России совсем нет людей, которые мне симпатичны. Просто Россия, к сожалению... В конкретной моей ситуации, когда я ходила, просила, умоляла, у кого-то даже в ногах валялась, чтобы они спасли мне Дениса, который был абсолютно не виноват в инкриминируемой ему мошеннической схеме... Он не имеет никакого отношения к этому! Это месть, преследование, которое длится с 2007 года, там пострадали все, кто был в его отделе, все до единого. И было совершенно очевидно, что он не избежит этой участи, если кто-то не вмешается. Кого я только не просила, не умоляла вмешаться. Кому было до этого дело? Вы сейчас говорите про Серебренникова... А до Вороненкова кому-то было дело? Кто-то вообще сказал: а зачем вы приличного человека, полковника полиции, профессора, доктора наук сейчас вымарываете в этом и делаете криминальным элементом? Никто этого не сказал. Я приехала в Украину, ситуация оказалась абсолютно иной. Ему дали все, дали работу, дали гражданство: оно было у него на законном основании, но тем не менее, оно было получено в сроки. Мне то же самое. У меня сейчас будет возможность преподавать ничуть не хуже, петь, концерты у меня распланированы. Всё у меня лучше, чем там. Почему я должна думать о возвращении в ту страну, которая отправила моего мужа на тот свет? Почему я должна думать об этом возвращении, когда есть другая страна, в которой я не родилась, не выросла, но которая мне стала родной, потому что я нашла тут людей, которым не все равно. Потому что тут миллион человек выходит на площадь, три зимних месяца стоят, губят свое здоровье, а некоторые и жизни, и стоят, не позволяют, им не все равно, нет этого безразличия.

– А почему пути двух стран так разошлись: почему украинцы восстали и сбросили Януковича, а в России своих януковичей очень любят и не собираются сбрасывать?

– Чтобы ответить на этот вопрос, придется историю копать. Потому что исторически взаимоотношения двух народов были совсем не простыми. Богдан Хмельницкий, Мазепа и все остальное. Там просто разница колоссальная. Когда была Киевская Русь, были вполне себе достойные города и жизнь, а вы сами понимаете, что в это время в Москве, кроме болот, ничего не было. Это длинный процесс, как оно жило, как оно взаимодействовало, в какие моменты были ссоры. Ссор, кстати, было очень много разного типа. Нельзя сказать, что была любовь братская, как сейчас говорят. Очень много было внутренних конфликтов, начиная с Петра и Мазепы. И в Россию перетаскивали все лучшее, что было в Украине. Такое ощущение у меня всегда было, даже когда я училась, что как только возникало что-то особенное, его старались любыми способами перетащить.

В Украине – это объективная реальность – больше солнца, больше жизнелюбия, жизнерадостности. Каждый что-то на своем огороде выращивает, какие-то потрясающие штуки, вишни, черешни, малины и все такое прочее. Обожают детей, культ семьи, огромный культ семьи! Такого, как у нас – человек еще не остыл, а уже делят, что кому, – здесь не происходит. Очень религиозное общество, чтят память своих ушедших родных, близких. Отличаются сильно. Может быть, благодаря тому, что и солнца больше, и соседи другие.

– И потому что на части территории советская власть продолжалась не так долго.

– И это. И потом надо сказать, что Украина была далеко, все-таки центр далеко находился, а поступала Россия, особенно перед Второй мировой, с Украиной... Голодомор – это просто геноцид.

На месте убийства Дениса Вороненкова, 23 марта 2017

– Мария, вы сказали, что в России организовали убийство вашего мужа. У вас нет никаких сомнений в том, кто это сделал? Будет ли следствие доведено до конца?

– Я почти уверена. Генпрокурор Луценко сказал о том, что убийство почти раскрыто. Я просто очень желаю следователям мужества – это само собой, оно у них есть, – но чтобы все сложилось так, как они планируют, чтобы удача была на их стороне. Редко бывают раскрыты заказные убийства так, чтобы вплоть до заказчика. Здесь большие шансы именно на это. Поэтому я просто держу кулаки.

– Заказчик сидит в Кремле?

– Нет.

– И не согласовывал с Кремлем?

– Не уверена. Думаю, что не согласовывал.

– Вот убийство Павла Шеремета. Прошел ровно год, а нет ответа.

– Там совершенно другое, сейчас не могу комментировать, просто понимаю, что это совершенно отличающиеся две истории.

– Вы сказали в начале нашего разговора, что когда-то это кончится – то, от чего вы уехали из России...

– Я уехала от Левиафана, я всегда это говорю. Так получилось, что мой муж был им костью в горле – я имею в виду различные группы внутри Федеральной службы безопасности... Там тоже не все так однородно, но тем не менее, там есть основные группы, которые ведут экономические войны, когда должны были бы заниматься ловлей шпионов. С ними познакомившись без прикрас и без лишнего кокетства, я поняла, что дело в системе, даже не в тех, кто ее возглавляет. Я очень хотела бы, чтобы когда-нибудь возник человек, который бы хотел не царствовать в этой системе, уничтожающей собственный народ, а сразиться с этой системой и сделать ее такой, какой она призвана быть согласно Конституции Российской Федерации.