Навстречу пассивно-послушному большинству

"СССР, 1956 год, Свердловск. Борис Ельцин, предвидя свою фатальную ошибку с преемником, посылает в будущее молодого себя, чтобы ее исправить".

По социальным сетям последние дни расходится фотография молодого Бориса Ельцина – в сравнении с фотографией Алексея Навального, между которыми многие находят поразительное сходство.

Ельцин и Навальный действуют в совершенно разных исторических обстоятельствах, сравнение которых, впрочем, полезно, чтобы понять механизм прихода оппозиции к власти.

Ельцин более 20 лет продвигался по партийной линии и был частью политической системы, когда в 1987 году выступил с критикой руководства КПСС. У него начались неприятности, но из рядов номенклатуры он не был изгнан. В 1989 году Ельцин был избран народным депутатом СССР, получив в Москве более 90 процентов голосов. В 1990 году стал председателем Верховного Совета РСФСР, еще спустя год был избран президентом РСФСР. В том же, 1991 году в результате распада СССР к нему перешла вся полнота власти в России.

Навальный по сравнению с Ельциным – человек вне системы. Он никогда не занимал должности чиновника, не был депутатом. Он играл ведущую роль в массовых протестах, в 2013 году, когда его допустили к выборам мэра Москвы, он, по официальным данным, получил свыше четверти голосов избирателей, заняв второе место. Его нынешняя президентская кампания сталкивается с сильнейшим противодействием властей.

Геннадий Бурбулис, один из ближайших сподвижников Ельцина и глава его предвыборного штаба на выборах президента РСФСР, считает сравнение Ельцина и Навального искусственным:

– Была качественно другая ситуация – и историческая, и политическая, и социокультурная. Борис Ельцин был в политике уже десятки лет, он в 1989 году с триумфом победил по самому крупному округу в Советском Союзе, в Москве, как депутат Съезда народных депутатов СССР. Он был первым по количеству голосов по сравнению со всеми депутатами съезда. И дальше его карьера развивалась триумфально: через год Борис Николаевич был избран депутатом Съезда народных депутатов РСФСР по нашему родному Свердловскому округу. Мы начали борьбу за то, чтобы Ельцина съезд избрал главой республики. С этого момента началось серьезное противодействие Кремля, Горбачева. В мае 1990 года три тура были на съезде на выборах председателя Верховного Совета, и только в третьем туре Ельцин набрал плюс четыре голоса по отношению к кворуму. Его дорога к президентству 1991 года была качественно другой, чем сейчас мы могли бы даже при самых заинтересованных и доброжелательных аналогиях построить [в отношении Навального].

Еще одно важное обстоятельство. 12 июня 1990 года, то есть через две недели после этой жесточайшей борьбы [на выборах председателя Верховного Совета], съезд практически единогласно голосует за декларацию о государственном суверенитете России, принимая в принципе текст и платформу, которую выдвигал Борис Николаевич. То есть мы имели тогда уникальный консенсус и лидерство, авторитет Ельцина, влияние и доверие к нему было закреплено. Можно в какой-то мере, если уже искать вдохновляющие параллели, говорить не о политической биографии Ельцина и Навального, а сравнивать типологически: сегодняшний Навальный может казаться кому-то идентичным Борису Ельцину в нацеленности на власть, бескомпромиссности к режиму, системной борьбе с глубинным и многовековым злом в виде коррупции – что-то есть в каком-то формате. Но за пределами этого все будет, мне кажется, большой натяжкой. Совсем другая прелюдия к этим президентским испытаниям.

– Это как раз важно для понимания нынешней ситуации. Навальный находится вне системы, а Ельцин долгое время был ее частью, и потом внутри системы произошел раскол. К нынешним реалиям это неприменимо, потому что в нынешней системе раскола нет? Того, что привело Ельцина к власти, сейчас просто не существует?

– Сейчас, конечно, принципиально иная ситуация. Драматический раскол во взглядах на судьбу Советского Союза и место в нем России, наша позиция – подтолкнуть и поддержать Горбачева не в разговорах перестроечных, а в реальных реформах – это все дало энергию для создания авторитета и России, и Ельцина как лидера. Сегодня есть глубинная потребность в единстве думающей части общества в России в поиске способов вернуть Россию в конституционное пространство. Если угодно, чтобы формула, которую Борис Ельцин произнес, уходя: "Берегите Россию", стала паролем к единству активной думающей части населения. Мы находимся в тяжелом, сложном, травмированном социуме, у которого, на мой взгляд, совершенно неадекватно оценивается так называемая "воля большинства".

То, что делает Алексей Навальный, можно приветствовать. Но он преувеличивает свои возможности борца-одиночки. Потенциал интереса к нему, поддержки людей разных возрастов, понимающих, что надо принимать какие-то неотложные меры для того, чтобы у России было достойное будущее, несоизмерим с ельцинским. Поэтому аналогия очень и очень искусственная, она может иметь благородный мотив, но дезориентировать по сути сегодняшней ситуации. Все эти заклинания, что оппозиция бездарна, 10–15 человек не могут договориться между собой, – работы много, ее хватит на всех добросовестных и ответственных граждан России. У Навального уже есть свое неповторимое место, как, мне кажется, есть и некоторые наивные заблуждения как у начинающего политика, не совсем адекватно оценивающего и свою роль, и свои возможности, но он заслуживает и признательности, и благодарности за свои настойчивые усилия.

– Это сравнение, пусть некорректное, позволяет понять систему прихода оппозиции к власти. Если бы мы могли транспонировать схему прихода к власти Ельцина в современное время, это должно было бы выглядеть так: скажем, Навальный выигрывает сначала пост мэра Москвы, потом должен стать депутатом Думы, и тогда это дает ему возможность как-то бороться, находясь в системе, иначе невозможно?

– Здесь часто упускается из виду глубочайшее обстоятельство: Ельцин был частью советской тоталитарной империи, и он же был активнейшей движущей силой по трансформации этой империи в новое качество – государственное, конституционное, правовое, духовное, культурное. Империя распалась в декабре 1991 года, когда нам удалось в сложнейших условиях найти единственную возможность создания Содружества независимых государств. Этот документ мирового исторического значения провозгласил, что Союз ССР как субъект геополитической реальности прекращает свое существование.

Сегодня, 26 лет спустя, мы забываем, что находимся в пространстве постимперского синдрома. Это тот случай, когда заболевание не только не излечивается, но развивается глубинно, иногда это квалифицируется неадекватно, – как Путин, имперские амбиции, которые сегодня травмируют нашу реальность, отношения с Украиной, мы становимся изгоями глобального мира. Здесь надо исходить из тонкой диагностической позиции. Мы находимся в состоянии болезни, постимперского синдрома. Эта болезнь проявляется по-разному, от фантомных болей до пропагандистских вливаний об "опасности извне", "оппозиционерах – наемниках западных сил влияния" и так далее.

Пока мы этот диагноз не воспримем как важный инструмент для понимания того, где мы находимся, никакие подвижнические усилия никакого эффекта не дадут. Послушное большинство, о котором говорили еще на Съезде народных депутатов СССР, – знаменитая формула Юрия Афанасьева, "агрессивно послушное большинство", – мы сегодня имеем пассивно послушное большинство. Большинство людей воздерживаются от того, чтобы определять свою степень ответственности за будущее. Они переполнены страхом перед неопределенностью, они плохо понимают, какое наследство оставляют своим внукам и детям.

Это тонкий, очень больной организм ментального социокультурного характера, постимперского, его надо все время держать в уме каждому, кто берет на себя ответственность добиваться каких-то принципиальных обновлений в нашей многострадальной жизни. Большая ответственность лежит на том, что мы сейчас называем интеллектуальным классом, когда экспертных выводов и глубоких научных позиций много, но они не приобретают характер осмысленного и понятного текста для разных слоев российского общества. Поэтому возникает колоссальный риск, когда искренние добросовестные люди включаются в какие-то инициативы, будучи правыми с нравственной точки зрения, но не понимая травмы, в которой мы живем. Я думаю, Навальный тоже в ней не до конца ориентируется.

– Если следовать тому, что вы говорите, то получается, что современное общество в России и не готово, и не хочет перемен так, как хотело советское общество 30 лет назад?

– Можно так сказать, только нужно быть осторожнее в такой категоричности. Тогда запрос на перемены, на реформы действительно был системный и массовый. Для нашей деятельности это была колоссальная точка опоры, это было основание наших усилий. Что удалось, что не удалось – это второй вопрос. Сегодня, конечно, реставрационный выброс имперскости в болезненной форме определенную часть населения парализовал. Люди отказываются вдумываться в то, что происходит по существу, они боятся разбираться во всем, что их касается. И эти вспышки – дальнобойщики, реновация, фермеры кубанские – тоже признак такой симптоматики.

Но моя позиция: накопление энергии для вдумчивого конституционного изменения России 2017-18 годов идет безусловно. Но времена другие, динамика другая, другой уровень энтузиазма. Самое обидное – мы были вдохновлены образом будущего, который нас объединял. Сегодня эта самая главная составляющая жизнедеятельности каждого человека разных поколений трагически утрачена. Многие люди обескуражены, боятся неопределенности, их тревожит разнообразие, они инстинктивно тянутся к простому, доступному, якобы консолидированному безновью.

Нам надо сейчас заново осмысливать опыт Алексея Навального и многих других добросовестных и честных социальных деятелей, забыть банальные и примитивные претензии друг к другу, они совершенно неадекватны вызову, который стоит перед страной. Терпеливое накапливание разума и практического опыта для совместной консолидированной деятельности было и остается для меня сверхзадачей. Я это называю опытом обретения консенсусных практик. Они могут быть в интеллектуальной, образовательной, воспитательной, благотворительной сфере, в разных сегментах управленческого и экономического пространства. Но пора перестать относиться к этим проблемам по лекалам ХХ века и проявлять себя импульсивно, подвергая риску многих искренних добросовестных людей. Отвечать за все это надо нам.