Леонид Велехов: Здравствуйте, в эфире Свобода - радио, которое не только слышно, но и видно. В студии Леонид Велехов, и это новый выпуск программы "Культ личности", который вы также смотрите на телеканале "Настоящее время". Эта программа не про тиранов, она про настоящие личности, их судьбы, поступки, их взгляды на жизнь.
Сегодня в гостях у меня известный архитектор Евгений Асс.
(Видеосюжет о Евгении Ассе. Закадровый текст:
Евгений Асс – самый известный представитель целой династии российских архитекторов, насчитывающей уже три поколения. Архитектором был его отец, Виктор Асс, при участии которого были спроектированы в Москве такие сооружения сталинской и послесталинской эпохи, как главное здание Министерства обороны на Фрунзенской набережной, центральный военный госпиталь в Красногорске, и наконец жилой дом по Садово-Кудринской 28-30, в котором и по сей день живет наш герой. Архитектором был и дядя Евгения Викторовича, Леонид Асс, всю свою жизнь проработавший в Ленинграде и тоже оставивший там по себе многочисленную память в камне. По стопам отца пошел и сын Евгения Викторовича, Кирилл.
При такой глубокой, родовой укорененности в традициях отечественной архитектуры Евгений Асс – сторонник новых подходов к профессии и, в частности, новой модели архитектурного образования, которую он реализует на практике в созданной им пять лет назад Московской архитектурной школе – МАРШ, во многом альтернативной по отношению к знаменитому МАрхИ.
Но альтернативный взгляд на вещи присущ Евгению Ассу не только в профессии. В 2011 году он выступил с открытым письмом в адрес Союза архитекторов России, протестуя против того, что Союз вступил в Общероссийский народный фронт, не спрашивая согласия своих членов. Он же стал одним из активистов проекта «Последний адрес», увековечивающего память о жертвах сталинских репрессий.
Асс признает: специфика профессии архитектора такова, что в ней трудно оставаться гражданином и свободной личностью. Трудно, однако, не невозможно. Высокопрофессиональный архитектор и свободный гражданин, Евгений Асс доказывает это на своем примере).
Студия
Леонид Велехов: Мне кажется, что совершенно неправильно было бы разговор с московским архитектором, сыном московского архитектора, не начать с темы нашего дорогого и любимого города. Вы как-то назвали нынешнюю Москву адом. Не погорячились?
Евгений Асс: Я не всю Москву назвал адом, а некоторые определенные события, происходящие в ней. Там немножечко другой контекст был. Я сказал, что ад - это место, где царит плохой вкус. В Москве достаточно плохого вкуса. И отчасти это делает ее привлекательной. (Смех в студии). Но сейчас просто есть какая-то общая тенденция в праздничном убранстве Москвы, где плохой вкус становится назойливым стилем. И это, собственно говоря, и было поводом произнести эту фразу. Но, вообще, Москва отнюдь не ад. Я люблю Москву.
Леонид Велехов: Хотя я не упомянул контекст, в котором были сказаны эти слова, но понятно, что имелись в виду все эти нынешние реновации во всем их объеме. Я имею в виду не только снос пятиэтажек, но все это выкорчевывание мостовых, перелицовку проезжей части…
Евгений Асс: Да. Все-таки я говорил именно о проявлениях отвратительного вкуса, который все чаще появляется на просторах родного города. Это не имеет прямого отношения к мощению плиткой.
Леонид Велехов: Хорошо. А в мощении плиткой и прочем вы видите какие-то плюсы?
Евгений Асс: Несомненно, конечно, лучше, когда не спотыкаешься на тротуаре, когда тротуар сделан ровно и аккуратно. Другое дело, что в таком тотальном благоустроении исчезает какая-то самобытность, может быть, утрачивается что-то такое неуловимое, что связывает меня с образом Москвы, к которой я привык.
Леонид Велехов: Например?
Евгений Асс: Я приведу вам такой пример. Это не имеет отношения к мостовой. Это имеет отношение к улице. Например, мне очень нравились и продолжают нравиться подвешенные фонари над улицей. Мне всегда казалось очень красиво, особенно зимой, когда они качаются, идет снег. Какая-то в этом есть поэзия, которая меня согревает даже зимой. А сейчас такая тенденция, как сказал мэр, что "у москвичей над головой должно быть чистое небо".
Леонид Велехов: Безоблачное небо.
Евгений Асс: Да. Прямо прямой текст. Я, например, этим огорчен. Мне кажется, что в этом утрачивается какая-то самобытность. Это можно было бы сделать очень элегантно, по-новому, но оставить какой-то мерцающий, колеблющийся свет. Мне казалось, что это важно. Есть такие стандартные косметические операции, которые делают всех одинаковыми - укоротить нос, увеличить грудь.
Леонид Велехов: И оставить без особых примет.
Евгений Асс: Да. Здесь очень важно, мне кажется, что у каждого города есть своеобразие. Это невероятно тонкая материя. Что, собственно говоря, отличает улицы Москвы от улиц Парижа, например? Можно по пунктам разобрать, почему и чем они различаются. Сейчас этот такой общий евроремонт до некоторой степени сглаживает все различия. Эта тотальная косметика делает Москву похожей не на себя, а на какой-то другой образ. Какой-то такой силикон впрыскивается. С функциональной точки зрения это неплохо. В конечном счете, хорошо, что тротуары ровные, но...
Леонид Велехов: Но до поры до времени. Мы видим, как их вдруг вздувает...
Евгений Асс: Это технические проблемы, которые, как мы знаем, всюду встречаются. Это все поправимо. Но есть разница между косметологией и гримом. Тут есть нюанс – как сохранить черты подлинности, сохранить черты лица, которые отличают Москву от всех остальных городов.
Леонид Велехов: А вот по вашему ощущению, в самой основе замысла, для кого это делается - для людей, для начальства или для освоения бюджета?
Евгений Асс: Ну, можно сказать, что это для людей делается. Безусловно, наверное, в конечном счете, имеются в виду все-таки потребители. Но здесь очень важна некая философия городского строительства в целом. Я имею в виду не строительство зданий, а созидание города. Как сегодня понимается город? Что произошло в течение некоторого времени, ну, скажем, пяти лет, в течение которых Москва стала благоустраиваться? Это какой-то другой взгляд на город. Это взгляд на город, который был инспирирован какими-то инновациями городской жизни, которые Сергей Капков ввел. В целом такое ощущение города как праздника, ощущение города как сцены, о чем многие наши критики с восторгом пишут, что вот такой город - город-сцена, город-театр, в котором все персонажи друг у друга на виду, и они друг перед другом щеголяют. Это такой город потребительский, город, в высшей степени ориентированный на буржуазные ценности. Это город, в котором все покупается и все продается, в котором разлито благополучие. Мы прекрасно понимаем, что это такой философский тренд, который реализуется в виде мероприятий, которые осуществляются сейчас тотально по всей Москве.
Я думаю, что на этот вопрос, который вы сформулировали, не так просто ответить. Для кого? Обратите внимание, это интересная городская тема, каких учреждений в Москве на первый взгляд больше всего? Салонов красоты. Я думаю, что никакое другое учреждение в Москве не столь популярно, как всякого рода институты красоты, салоны красоты, центры красоты. Просто диву даешься. Во-первых, откуда столько взялось вдруг специалистов по красоте? И второе - откуда взялось такое количество потребителей этой красоты? Они, может быть, разоряются очень быстро, но вот в Большом Афанасьевском переулке, где я работаю, на этом протяжении не очень длинном, открылся шестой по счету институт красоты. Значит, на это есть спрос. Это к тому, какие тренды существуют. Вот тренд на красоту. И, соответственно, эта красота более-менее среднестатистическая. Понятно, что вряд ли там какие-то выдающиеся мастера работают в этих салонах красоты...
Леонид Велехов: Судя по многочисленным скандалам, вовсе не нет!
Евгений Асс: Да. И то же самое связано и с городом. Возникают какие-то представления о том, что красивый город - это вот такой город. Вот он такой должен быть. И дальше эта вся линия развивается. Она уже, предположительно, скоро захватит всю страну. Благоустройство всей России грядет.
Леонид Велехов: Это же все-таки форма, не соответствующая сути! Что, Москва это такой благополучный, процветающий мегаполис?
Евгений Асс: В этом надо уметь себе признаться. А это не так просто. Это другой тип дискурса, критический: мол, а теперь давайте посмотрим на то, что реально происходит в городе, - какое соотношение между богатыми и бедными, как устроена система обслуживания. Это все взаимосвязанные вещи, но, к сожалению, они не очень обсуждаются. К примеру, я житель Малой Бронной. У нас два года назад закрылся замечательный овощной магазин, с низкими ценами, который как-то помогал местным жителям нормально покупать какие-то обыденные вещи. Но он не выдержал арендной платы, естественно. Потому что на Малой Бронной арендная плата стремительно растет и становится совершенно недосягаемой. В результате бабушки, которые там постоянно покупали кефир, картошку, вдруг увидели, что там продается эротическое белье "Ажан Провокатер". Вот "Ажан Провокатер", куда я не видел, чтобы хоть кто-нибудь зашел в течение последних двух лет, теперь там есть, а овощного магазина нет. Когда я обратился, это было перед выборами мэра, непосредственно в избирательный штаб Собянина с вопросом о том, как же быть с овощным магазином, тополучил ответ, что "вообще, в целом в Пресненском районе с этим все в порядке. Ближайший к вам овощной магазин есть на Пресненском валу".
Леонид Велехов: Ого!
Евгений Асс: Мерси, да! Это очень приятно об этом узнать. Это какие-то взаимосвязанные вещи. Примерно то, о чем вы говорите. Как этот город устроен? Он устроен очень противоречиво. С одной стороны, у него есть такая классная косметика, с другой стороны, конечно, у него есть огромные проблемы, которые на виду, а центр занимает ничтожно малую часть относительно всего города. И живем там очень мало народу. Но центр делает город. Идентичность города определяется центром, конечно же.
Леонид Велехов: А вас привлекали к обсуждению каких-то конкретно разработок этого преображения?
Евгений Асс: Да, я участвовал в одном проекте - в программе "Моя улица". Но потом как-то благополучно ускользнул, потому что не нашел общего языка с заказчиками. Как-то это очень сложно все. В частности, с фонариками. Мы оставили фонарики, а потом сказали, что фонарики надо убрать, надо не такие, а вот такие. В общем, чушь собачья. Я в этом немножко поучаствовал и не получил от этого никакого удовольствия, признаться.
Леонид Велехов: А у вас есть какой-то, пусть он будет такой умозрительный или афористический, рецепт сочетания осовременивания города и сохранения его самобытности, его своеобразия?
Евгений Асс: Это очень творческий вопрос. У меня рецепта нет, но это предмет обсуждения и очень тонкого и глубокого исследования, причем, исследования не научного, а творческого. А почему здесь так? А почему не так, а эдак? Почему в других городах вот так? А почему в Москве вот такой бортовой камень, а не другой?
Леонид Велехов: Я помню, вы очень сокрушались по поводу бортового камня на той же Бронной.
Евгений Асс: Я очень сокрушался, потому что мне очень жаль было тот старый битый бортовой камень, гранит, который простоял там сто с лишним лет, и почему-то был вынут и куда-то увезен и, видимо, в щебень переработан. Он обладал какой-то живой исторической памятью. В нем было видно, что вот этот кусок...
Леонид Велехов: Его надо было украсить табличкой, что он тут столько простоял.
Евгений Асс: Не знаю насчет таблички, но на нем были зазубрины от каких-то, видимо, каретных колес, телег. В нем жила какая-то память. Мне очень жаль, что это исчезло. Мне кажется, что это важная часть. Вообще, память - это важная часть города. Город - это инструмент памяти, прежде всего.
Леонид Велехов: А теперь углубимся в ваше прошлое. Совершенно какая-то фантастическая родословная. С одной стороны - аристократы высшего ранга, с фантастической историей попадания в Россию. С другой - евреи из черты оседлости. И на самом деле, если бы не Октябрьская революция, то пути ваших папы и мамы могли бы и не пересечься. И мы бы не сидели тут с вами и не разговаривали.
Евгений Асс: Это, действительно, правда. Такое обстоятельство есть. Октябрьскую революцию можно упомянуть в этом контексте. Хотя, мне кажется, неизбежно происходило перемешивание, и в странах, в которых не произошло, к счастью, Октябрьской революции, тоже произошли мезальянсы. Даже в королевской британской семье Эдуард V тоже "неудачно" женился, как известно. (Смех в студии). Так что, я думаю, они бы друг друга нашли, потому что они оказались в одной компании. Ведь все-таки независимо от революции перетекания из одной социальной страты в другую происходили на каких-то культурных уровнях. Понятно, что уже Серебряный век не разводил так серьезно аристократов от мещан и разночинцев.
Леонид Велехов: Вы наверняка знаете, что Булгаков взял фамилию вашего прапрадеда Дюбрейль-Эшаппар для своего персонажа в "Театральном романе", где фигурирует Комаровский-Эшаппар де Бионкур.
Евгений Асс: Да. Про Дюбрейль-Эшаппар есть смешная, анекдотическая история. Где-то в 70-е годы я со своей болгарской женой... У меня жена болгарка.
Леонид Велехов: Я догадался по имени - Снежина.
Евгений Асс: Да, спасибо. В каком-то кафе мы вдруг встретились с каким-то человеком, который оказался испанцем. Мы разговорились. И я говорю: "А вы знаете, у меня где-то там в прапрапра- каком-то колене есть испанская кровь".
Леонид Велехов: А он все-таки испанец был, а не француз, родившийся в Испании?
Евгений Асс: Нет, он был француз. Потом попал в Испанию.
Леонид Велехов: А потом на Филиппины.
Евгений Асс: Да, на Филиппины. Он был тампослом. И я говорю: "Вот такая фамилия: Дюбрейль-Эшаппар". И этот испанец говорит: "А! Ну, это известная еврейская фамилия в Испании". (Смех в студии). За что купил, за то продаю, но...
Леонид Велехов: С небес на землю.
Евгений Асс: Ну, да как-то так меня немножечко… (Смех в студии). Леонид Велехов: Собственно, с этого Эшаппара и началась история вашей семьи российская, да?
Евгений Асс: Российская, да. Потому что братья Дюбрейль-Эшаппар появились… Родители умерли на Филиппинах, и их усыновил испанский губернатор. И когда знаменитый мореплаватель, председатель Российского географического общества Федор Литке совершал кругосветное путешествие, он остановился у губернатора. Был его гостем. Ему понравились эти мальчата. И он пригласил их на корабль юнгами.
Леонид Велехов: Классический сюжет.
Евгений Асс: Да, и вот они завершили кругосветное путешествие вместе с Литке, приплыли в Петербург, поступили в Кадетский корпус. И дальше у них судьба сложилась по-разному. Два брата погибли в кавказских войнах, а Диего…
Леонид Велехов: Он ведь большую карьеру сделал, да?
Евгений Асс: Да, большую карьеру, но еще большую карьеру сделал Николай Диегович, его сын, это мой прадед, который стал первым в России специалистом по паровым судовым машинам. Собственно, один из основоположников российского парового флота. И он, благодаря этому, получил звание камергера, высокое дворянство. Они жили на Мильонной, собственно, в Зимнем дворце практически. Есть фотография моей мамочки и моего дяди, играющих в Зимнем дворце, в Севрской гостиной. Мама вспоминала воскресные молебны с императором.
Леонид Велехов: Бог ты мой! Архитектурный ваш род сколько душ насчитывает?
Евгений Асс: Дедушка с папиной стороны был инженером, специалистом по железобетону, кстати, тоже довольно известным по тем временам. И сам проектировал, как я понимаю, и отчасти занимался архитектурой тоже. Если его считать, что тогда дедушка, папа, я, отчасти мама, мой сын, моя жена и моя невестка.
Леонид Велехов: Невестка тоже?
Евгений Асс: Невестка тоже архитектор, да. Я насчитал шесть.
Леонид Велехов: Замечательно! А вы в архитектуру пришли по призванию или, что называется, на noblesse oblige?
Евгений Асс: Ну, не noblesse. Мне кажется, что тут особо не было выбора. (Смех в студии).
Леонид Велехов: В том-то и дело. Я об этом и говорю.
Евгений Асс: В этом смысле это не noblesse, это другая немножко вещь. Я с детства обожал всю эту атмосферу архитектурной мастерской. Это надо понимать и чувствовать. Те, кто вырос в архитектурных семьях, наверное, это понимают, не сегодняшних, а тех, где была хрустящая калька, где были рейсшины на веревочках, где были изумительные готовальни с бархатным нутром, в которых лежали какие-то, почти хирургические инструменты.
Леонид Велехов: А сейчас ничего из этого нет? Только компьютер?
Евгений Асс: А кому это все нужно? Сейчас, конечно, ничего этого нет. Я знаю, что сейчас какие-то мои коллеги из молодого поколения на блошиных рынках собирают, покупают рейсфедеры просто как уже какие-то артефакты. А меня это завораживало совершенно. Карандаши, зачинка карандашей, ластики, тонкие линии – это же волшебные какие-то вещи! Не так много профессий, в которых так отчетливо эти приметы мастерства видны. Наверное, у художников это есть – запах краски. Папа очень хорошо рисовал, поэтому запах краски тоже присутствовал.
Леонид Велехов: Но все-таки ведь архитектура зависимый вид творчества, да? "В стол" проекты делать не будешь, бульдозерную выставку тоже не устроишь. В частности, отец ваш чувствовал себя стесненным какими-то заданными рамками? И вы в советское время? Или я выдумываю, высасываю проблему из пальца?
Евгений Асс: Нет, нет, вы не выдумываете. На самом деле, архитектор, конечно, зависимый человек. У архитектора есть заказчик. Но в то же время внутри этого заказа всегда есть какой-то люфт свободы, которым можно воспользоваться. Простой пример. Если объявляется конкурсы, в нем участвуют четыреста человека, все четыреста проектов – разные. То есть в рамках одного и того же задания находится четыреста разных решений. Это означает, что внутри достаточно жесткого какого-то ограничителя возможна довольная большая степень свободы. Что касается политических вопросов, то это совсем другая история. Ясно, что советский архитектор был целиком и полностью зависим от Советской власти, работал на государство и только. Там много ограничений было. И вы прекрасно понимаете, что папино поколение, которое воспитывалось сначала в классицистическом… Нет, сначала он начал в конструктивизме. Потом он переучивается, и диплом уже делал классицистический. Потом классицизм кончился: Хрущев, и теперь все крупнопанельное. И каждый раз он приспосабливался. И не он один, а все приспосабливались. Это, конечно, такая, не простая судьба.
Мое поколение в этом смысле более благополучно, потому что все-таки мы выросли уже в модернистской эстетике. Не надо было так радикально менять свои убеждения. И даже, я скажу, что мне просто страшно повезло. Я думаю, что это такое везение, отчасти обусловленное, что я сразу после института попал в мастерскую ближайшего папиного друга, Виктора Владимировича Лебедева, у которого была прекрасная молодая команда, которой он позволял делать все, что угодно. Я должен сказать, что в 70-е годы мы хулиганили довольно сильно. Какие-то работы, которые сделаны были в то время, я считаю, если бы мы имели выход на мировую прессу, могли быть достаточно известными.
Леонид Велехов: Как архитектору вам нравится дом, в котором вы живете? Это произведение высокой архитектуры, классной?
Евгений Асс: Я думаю, что это превосходный дом и в целом, и в деталях. Благодаря этому дому и папиному влиянию, будучи по убеждениям все-таки модернистом, тем не менее, у меня никогда не было никакого пренебрежения, какого-то отвержения классического наследия. Я с большой любовью и сейчас отношусь к классической архитектуре. И то, что сделано у нас в доме, мне кажется, там есть просто выдающиеся находки в планировке квартир. Конечно, понятно, что этот дом не был предназначен для массового потребления. Все-таки это был дом для выдающихся военачальников, возвращавшихся с войны…
Леонид Велехов: Там ведь и рядом генеральский дом в переулке, маленький.
Евгений Асс: Да, маленький дом. Но тот назывался маршальский, а это генеральский, хотя маршалы тоже жили здесь. Гречко жил в нашем доме. Это все-таки очень высокий статус. Я думаю, что все сделано с высочайшей тщательностью, любовью и пониманием архитектуры в ее фундаментальном значении.
Леонид Велехов: Вы не традиционалист, вы модернист. Что такое архитектор-минималист?
Евгений Асс: Мне кажется, что аскетизм и простота невероятно выразительны. Это очень глубокая и большая тема. Не думаю, что сейчас я смогу ее в двух словах объяснить.
Леонид Велехов: А вы в двух словах очень хорошо и точно сказали, что аскетизм и простота выразительны.
Евгений Асс: Да, это очень мощное выразительное средство.
Леонид Велехов: Лучшее из вами построенного, спроектированного?
Евгений Асс: Давайте, начнем с конца. Эта работа заняла большую часть последнего этапа моей жизни – это «Арсенал» в Нижнем Новгороде, который мы два года назад закончили окончательно, который, по-моему, получился почти на сто процентов так, как хотелось, что довольно редко для архитектора, чтобы так все сошлось. Потому что это классицистическое здание с абсолютно минималистским интерьером, который, собственно, и был предметом моих забот, и, на мой взгляд, мне удалось вместе с коллегами, конечно, найти какую-то правильную интонацию во всем решении этого пространства. Очень важно, найти взаимосвязь между прошлым, настоящим и будущим. За будущее никто ответить не может, но то, что там нам удалось это прошлое как-то сделать сегодняшним, мне кажется, это очень важная была и цель, и результат.
Леонид Велехов: Хочу спросить вас о вашей школе МАРШ, которая только одной буквой отличается от МАРХИ. Это какая-то такая антитеза официальной концепции архитектуры?
Евгений Асс: Вообще, можно и так, наверное, повернуть. Эта буква очень важная. Я бы сказал, что она ключевая. Слабое окончание "хи" и сильное окончание "ш" – это что-то да значит.
Леонид Велехов: (Смех в студии). Да, замечательно! То есть в аббревиатуру закладывался такой посыл?
Евгений Асс: Безусловно! Это ритм, это движение. В этом есть какой-то вызов. Сейчас я ее воспринимаю не то, чтобы как оппозицию МАРХИ, а как…
Леонид Велехов: Конкурента.
Евгений Асс: Дело в том, что конкурировать бессмысленно. Потому что моя школа очень маленькая. Это принципиальная позиция. В ней всего на всех пяти курсах сто пятьдесят учащихся. Если в МАРХИ полторы тысячи, то здесь в десять раз меньше. Мы не производим массовый продукт. Это принципиальная позиция. Это такой, как недавно кто-то сформулировал, интеллектуальный бутик. Мы знаем, что мы делаем. Я не хочу ставить себя в один ряд, но были в истории России образовательные события, которые меняли эту историю. Например, Царскосельский лицей. Двадцать девять выпускников, которые сделали для русской культуры что-то такое, чего, может быть, многие университеты не сделали. Не хочу равняться, но как некий образец для меня это существует. Задача довольно амбициозная. Потому что меня все спрашивают: "А как карьера ваших выпускников?" Конечно, мы думаем о карьере наших выпускников. Мы будем рады, если они все найдут хорошую работу. Но мы не меньше будем рады, если они найдут в себе силы для того, чтобы создавать какую-то другую профессиональную реальность. Потому что мне кажется, что это очень важно, особенно в современном мире, создавать какие-то напряжения. Все архитектурное образование в России очень одномерное. Оно от Бреста до Владивостока примерно одинакового уровня. Но мы выбрали для себя путь какого-то такого принципиально другого обучения.
Леонид Велехов: А у вас как у архитектора есть какой-то неосуществленный проект, неосуществленная мечта, замысел – построить дворец или сельскую школу?
Евгений Асс: Вот сельскую школу – да.
Потому что меня эта тема как раз очень волнует. Она волнует меня, я понимаю, что это некоторая, может быть, утопия, как ни странно, потому что уже и сел нет, и со школами непонятно. Для меня это идея очень важная, которая касается не только архитектуры, но и некоей социальной программы. Потому что я очень много и внимательно ездил по Швейцарии. Швейцария и Финляндия, может быть, это две страны, где как раз тема сельской школы является одной из ключевых. И я их объездил очень много. И для меня это образ не только правильной архитектуры, но и какого-то правильного социального устройства. Я вижу учителей, которые там работают с этими детьми, занимаются. Я захожу в эти классы и понимаю, чем они там занимаются.
Леонид Велехов: Цитаточку одну из вас себе позволю привести: "Воспитание архитектора таково, что у него в какой-то момент сознание гражданина уступает сознанию профессионала, и он перестает быть гражданином. И становится только профессионалом". Но с вами ведь этого не произошло.
Евгений Асс: Это я говорю о том, что происходит сейчас. Это не моя точка зрения, а это описание ситуации.
Леонид Велехов: Но это только сейчас или, вообще, это некая закономерность профессии?
Евгений Асс: До известной степени закономерность. Но здесь издалека можно начать. Вы уже говорили об этом, что архитектура по определению сервильная профессия, в том числе и политически сервильная. Выход за рамки некоей политической установки чреват тем, что ты теряешь заказы и вообще перестаешь существовать как профессионал. Но в то же время и противоположность чревата опасностями. Допустим, вспомним классическую историю Альберта Шпеера, который не просто так случайно попал в этот оборот, он осознанно вступил в НСДАП. И дальше он двигался, потому что для него это было важно для утверждения собственных архитектурных идей.
Воспитание профессионала, действительно, затмевает часто этическую составляющую профессиональной деятельности. Это очень тонкая грань. Например, в этическом кодексе Британского союза архитекторов или Института британских архитекторов первой строкой записано: "Архитекторы находятся на службе у общества. И они в первую очередь отвечают на запросы общества". Это такая небанальная история, смысл которой заключается в том, что если ты, выполняя поручения заказчика, волей-неволей оказываешься против общества, то ты должен отказаться от этого заказа. Ты должен остаться гражданином, прежде всего, не идя на поводу у заказчика. Это очень сильный тезис, который очень трудно соблюдать.
Леонид Велехов: Слишком много соблазнов.
Евгений Асс: Да, тут не просто соблазн. Это есть профессиональная деформация. Но в то же время хороший пример, например, дом, в котором я живу. Дом, построенный для генералов, то есть такой абсолютно асоциальный заказ. Но три хороших архитектора делают хороший проект. В нем поселяются генералы, а постепенно эти генералы куда-то рассосались, и теперь там живут люди, которые никакого отношения к этому не имеют. И большинство домов, которые были построены для всякого ЦК и прочей номенклатуры, сегодня заселены людьми, вполне себе нормальными. Была ли тут вина архитектора, что он согласился выполнить этот заказ? Архитектура живет дольше политики.
Леонид Велехов: Ну, конечно. Политика уходит…
Евгений Асс: Да, политика уходит, а архитектура остается. Высотные дома, наши небоскребы, построенные как триумф сталинизма, сейчас это неотъемлемая часть силуэта Москвы. Поэтому здесь есть очень много всяких тонких моментов. Но эта фраза особенно как-то стала, эта тема стала обсуждаться последнее время в связи с проектом реноваций. В связи с этим я тоже в каком-то одном из интервью сказал, что ежели все-таки ставится на чашу весов профессиональный успех и некоторое попирание свобод и гражданских прав, то я все-таки выбираю гражданские права. Мне кажется, что права человека все-таки оказываются существеннее, чем профессиональный успех. Это сложная позиция. В архитектуре это очень непросто. И я не готов бросить камень в любого, кто эту заповедь нарушит. Потому что, может быть, есть какие-то свои по этому поводу соображения. В связи с этим могу только сказать еще одну из важных для меня фраз, утверждений. Архитекторы часто соглашаются на какие-то этически не вполне корректные действия, говоря о том, что "я же сделаю это лучше, чем любой другой. Если не я, то кто же?"
Леонид Велехов: Старая логика, и не только архитекторская.
Евгений Асс: Да, но на это я отвечаю, что меткость не является достаточным аргументом для службы в расстрельной команде.
Леонид Велехов: Браво! Грандиозно сказано! В связи с гражданской позицией, в связи с расстрельной командой, я не могу не спросить о таком замечательном проекте, в котором вы участвуете, как "Последний адрес".
Евгений Асс: Да.
Леонид Велехов: Я сам стал его участником в минувшее воскресенье. Поэтому мне чрезвычайно это все близко и дорого.
Евгений Асс: Саму табличку в конечном счете спроектировал Саша Бродский, но я имею к этому прямое отношение, не говоря о том, что я соучредитель фонда "Последний адрес". В тот момент, когда вся эта затея возникла, Пархоменко не знал, как к этому вопросу подойти. Он говорит: "Ну, может быть, ты сделаешь? ". Я говорю: "Нет, мне кажется, это заслуживает того, чтобы сделать все более публично. Давай, я соберу команду. И мы просто поговорим, сделаем какие-то предложения". Я собрал команду звезд российской архитектуры и дизайна – двенадцать человек. И мы заперлись на сутки, и долго это обсуждали. К концу этого мы пришли к каким-то умозаключениям, но к разочарованию собравшейся публики не пришли к единому выводу. Я говорю: "Дайте нам еще неделю". И в этот момент вдруг я получаю письмо от Бродского: "По-моему, у меня что-то получилось". Я сразу понял, что это оно, разослал всем участникам нашего консилиума. И все сошлись на том, что, да, лучше этого мы вряд ли что-то сделаем.
Леонид Велехов: Мне кажется, что это тот самый проект, который при всей минималистичности этих табличек, способен изменить город и сознание людей.
Евгений Асс: Я тоже так думаю. Думаю, что есть два таких проекта – "Последний адрес" и "Возвращение имен" 30 октября. Это, конечно, какие-то такие принципиально другие общественные формы самовыражения, гражданского высказывания, которых не хватает.
Леонид Велехов: Конечно. Но преимущество "Последнего адреса" в том, что он материален.
Евгений Асс: Да, материален. Но события тоже имеют свою цену, как и спектакли, например.
Леонид Велехов: Бесспорно. У них своя материальность какая-то. А почему у вас нет своего "Последнего адреса"? Ведь насколько я знаю, повод для этого есть.
Евгений Асс: Повод есть, да. Но, вы знаете, я не нашел этот дом в Уфе, в котором были арестованы мой дед и бабушка. Я продолжаю поиски. Но пока я нашел людей, которые жили на месте того дома, в котором сейчас живу я – дом 28 по Садово-Кудринской. Там двое расстрелянных было. Сейчас я затеваю эту процедуру.
Леонид Велехов: Замечательно! Спасибо! По-моему, это было чрезвычайно интересно!
Евгений Асс: Спасибо вам!
Леонид Велехов: Спасибо!