Слушайте отчет россиянки, вышедшей замуж за американца.
«Рабы - это американцы. Они света белого не видят! У них свободны четыре недели в году - рождественские праздники и ещё две недели отпуск - все! Остальное время они в бешеной бесконечной гонке за долларом! Больше, больше, еще, еще! Половина Америки при такой гонке сидит на антидепрессантах! Американцы из штата в штат поехать не могут! Потому что в Рождество цены на все - улёт! А в отпуск тоже не все могут поехать. Они обмотаны по самое горло кредитами, живут в постоянном стрессе. Они только жить начинают, выходя на пенсию. И что это за жизнь такая?», - восклицает русская, понаехавшая в США к мужу (не сообщает, давно ли).
Точно так русские писали об американцах и сто лет назад, да, целые книги, лучшие из них изучались в советских школах. «Железный Миргород» - так назвал свое сочинение о Нью-Йорке Сергей Есенин. Это едва ли не самое хлесткое из названий во всей русской литературе от Пушкина до наших дней. Для русского крестьянского поэта, каким его одно время считали, Нью-Йорк – это что-то такое же занюханное, как гоголевский Миргород с его лужей в самом центре, брюхатой бурой свиньей, стащившей и съевшей очень важную казенную бумагу из суда, и Агафией Федосеевной, той самой, что откусила ухо у заседателя. Есенин там остался без денег и страшно злился на окружавших его американцев, которые только то и делали, что без устали работали, трудились, и все ради зеленых бумажек, которых у них было, как ему казалось, до фига и больше, а у него – ни одной. Второе место в моем конкурсе антиамериканских названий занимает «Город Желтого дьявола». Это Максим Горький о том же городе. Желтый дьявол – он же золотой телец, которому поклоняется человек капитализма, тогда как человек социализма служит только всему возвышенному. Да что там русские! Сами американцы писали и продолжают писать о своей стране еще злее, волосы поднимаются, когда читаешь, и возникает вопрос: да что они там так мучаются, никто же их там не держит – уезжали бы дружными толпами туда, где легче, проще, спокойнее, где не надо надрываться, где сиди-посапывай себе под пальмой и беспокойся только о том, как бы упавший кокос не задел твою голову, или в Россию, куда-нибудь на Алтай, под кедры… И о людях из других стран думаешь с поистине беспредельным сочувственным изумлением: ну, почему они все рвутся и рвутся в ту Америку, и ведь кто-кто, а русские знают же, какая она страшная, эта Пиндосия, телевизор с утра до вечера им это рассказывает, да и уехавшие туда друзья изнакомые подтверждают: работать, говорят, там надо, вкалывать, а жить когда?! Постоянные слушатели Радио Свобода знают мой давний совет по сему случаю. Совсем не обязательно ехать в Штаты, чтобы узнать, что там да как. Возьмите справочник. Посмотрите несколько показателей: средняя продолжительность жизни, детская смертность, расход моющих средств и горячей воды на душу населения…
Пишет Татьяна Рощина: «Мужик с большой спортивной сумкой спросил, как доехать до Ярославского вокзала. Сам из Кирова, работал в Крыму девять месяцев, едет домой. «Люди, - рассказывает, - очень расстроенные - не того они ожидали, не того. У людей отнимают землю якобы под дороги и государственное строительство, а документов на землю у людей нет, они-то думали, что так и будут при Украине жить, а тут вся эта заваруха случилась. Дают компенсации пятьдесят тысяч и три грядки, а у него гектар был! Мы на работе широко отмечали присоединие Крыма, неделю пили, начальник за голову схватился! У нас же, русских, как? То похороны, то именины, то свадьба, то крестины. А тут Крым наш! Ну, мы и дали жару! Ну, а сейчас расскажу своим, что там на самом деле». Потом стал ругать Марию Гайдар за то, что она уехала в Украину. «Родину продала! Ей же зарплату ежемесячно родина платила! Как можно?! Я вот родину люблю, хотя она мои трудовые права не защищает, но все равно! Как можно родину не любить?». Я поинтересовалась, как все-таки он ее любит. «Я не могу рассказать вам, я же ведь работяга - посмотрите мои руки. Все сбиты, все в мозолях, я не умею рассказывать. Да у меня, мать-перемать, дед воевал с сорок первого по сорок пятый, чтоб я, мать-перемать, под айн, цвай, драй не ходил! Как после этого родину не любить?! Без-ответ-но я родину люблю, без-ответ-но!». На этом мы расстались», - пишет Татьяна Рощина. На ее месте я бы тоже не спросил его, понимает ли он, что между такой его любовью и тем, что не защищаются его трудовые права, есть прямая связь.
Следующее письмо: «У подьездов в Москве и около никто не стоит, не сидит на лавочках и не разговаривает, везде железные двери. Исчезли привлекательные девицы и дамы. Полно салонов красоты, а москвички и подмосквички какие-то удивительно неказистые, ни кожи, ни рожи. Одеты аляповато, безобразно. Может, боятся? Кругом бандитизм, беззаконие, пристанут. А менты будут ржать и скажут - сами виноваты, нечего наряжаться и краситься. Вы, может, думаете, что тут все крымнашисты и страсть как интересуются политикой. Это совершенно не так! Все уже давно поняли, что власть будут делить подонки, а болеть за их команды нелепо. Джунгли, в которых все друг друга боятся. Чисто полицейская система - никто вообще не может никак сместить, вообще никак. Такого устойчивого и крепкого режима никогда не было. Как ни странно. Он полностью адекватен обществу. Его идеология и тип культуры совпадает с социумом. Сейчас народ и власть едины, как никогда. Это монолит, в котором нет никаких щелей. Приблатнённые жлобы во главе с оборотнями. Но очень скучно, доходит до комедии - назначенцы похожи друг на друга, как близнецы. Это такие циничные, сволочные технократы, без предрассудков, предельно неуязвимые. Никто ни с кем не разговаривает, Анатолий Иванович, ни о Крымах, ни о Донбассах. Концертный номер "борьба с коррупцией" оживлённо не обсуждают. Только я на форуме Каспарова месяц или два уже предложил Ксюшу в президенты. Сочли, что это шутка. А вот поди ж ты», - пишет этот слушатель «Свободы». А в противовес ему или в продолжение читаю следующее: «Вам, Анатолий Иванович, тематику надо придумать какую-то другую. Тошнит уже от тем: Путин - Россия, Россия - Путин, Украина - Россия, Россия - Украина, Америка - Россия, Россия - Украина. Что-то ещё в мире существует?». Не все от меня зависит, скажу этому слушателю. Население живет в поле кремлевской пропаганды – и те, кто впитывает ее, и те, кто отталкивается от нее. О чем слышат, что смотрят, о том и толкуют, и пишут, только с разными знаками и в разных местах.
Есть у меня и другие затруднения, друзья: что, например, делать с философскими письмами слушателей «Свободы»? Давнее затруднение… Это совсем из другой оперы – не из той, которой является наша передача. Разве что отметить их как отражение одного их русских настроений? Во времена больших разочарований, уныния, а это, как известно, большой грех, люди чаще, чем обычно, задумываются о бренности всего сущего, о пустоте земных забот и треволнений. «Осознание случайности и временности строго противопоказано человеческому мозгу. Это невыносимое сознание непричастности к происходящему», - читаю у одного слушателя. Он даже приводит известное место из писания: «Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть и вижду во гробех лежащую по образу божию созданную нашу красоту безобразих бесславну, не имущу вида!" Не все, конечно, так относятся ко всему здешнему, к земному преуспеянию. Вот пишут об одном женском монастыре в России, о его игуменье. Когда-то вчетвером – сама матушка и три послушницы – жили в одной комнатушке полуразрушенной церкви. Там не было ни стола, ни стула, ни скатерки, была, правда, печурка. Но игуменья, благословясь, взялась за дело так, что теперь ее хозяйство – это такое благолепие, такая роскошь, что ни пером описать, ни в сказке рассказать. Возведены стены монастыря, устроена котельная, восстановлен храм, возводится новый, крестильный, с мозаикой под стать итальянским. И так далее. Секрет успеха в том, что игуменья не робеет писать письма большим людям, вплоть до патриарха и президента, старается при всяком случае попасться на глаза то одному, то другому, смиренно, но и смело, можно сказать, мастерски просит: подарите нам то, помогите получить это. Ее мастерство частично восходит к одной из ее светских профессий: она режиссер-постановщик. В конце письма приводится пара строк из одного известного стихотворения: «Что нужно для чуда? Кожух овчара, / щепотка сегодня, крупица вчера»… Милая история, таких немало на Руси. Думаю, ни у одного человека не возникло бы и капли сомнения в том, что эта игуменья и ее послушницы - истинные христианки, если бы они так до сих пор и ютились в той комнатушке. Ни у одного человека! Но много ли было бы желающих посетить их в такой обители? Вот ведь вопрос.
Вспомнилось мне тут, грешному, как окоротил монахов и монашек Петр Первый, став на царство, - кроме прочего, запретил им бродить по стране, «волочиться беспутно» (его слова), изъял монастырские вотчины, земли и угодья, постоянно и весьма грубо напоминал монашкам и монахам, что им подобает отрешение от всех мирских удобств – никаких котелен. Памятно продолжила дело Петра Екатерина Великая – одним махом закрыла половину монастырей, по некоторым сведениям, даже значительно больше половины. А застала их ни много, ни мало – почти тысячу! Увидел тут как-то выразительное объявление на воротах одного православного монастыря: «Продается монастырский мед». Проник за ворота, ходил по обители, осматривался, принюхивался, прислушивался. Никаких следов пасеки. За оградой монастыря – тоже. Не гудят, не летают. Знакомлюсь с одним монахом, он из начальствующих там. Крепыш, похожий на спецназовца. Спрашиваю про пасеку. «Она в поле на медоносных посевах», - отвечает важно. «Поехали, - говорю, - сей же момент поехали на монастырскую пасеку!». – «Да ладно, - хмурится, - как-нибудь». - «Вот за это, - смеюсь, - Петр Великий и порол вашего брата». Знаете, что мне ответил этот военно-полицейского вида человек? «Всех не перепорешь». - «И то правда», - говорю.
Пишет бывший сотрудник министерства внутренних дел, еще недавно у него был процветающий, как он выражается, охранный бизнес. «В хорошие времена в Москве круглосуточный пост одного охранника обходился нанимателю в сто пятьдесят тысяч рублей, зарплата охранника составляла сорок-пятьдесят тысяч. Сейчас у предприятий таких денег нет, поэтому зарплата от двадцати до тридцати, а нанимателю пост обходится в семьдесят-девяносто. При этом все хотят, чтобы человек не ел, не спал... В Москве в настоящее время в основном неквалифицированные охранники из ближайших областей. Получить лицензию охранника стоит двадцать пять тысяч, это двухнедельное обучение, за пределами Москвы это безумные деньги. В охранники идут многие выпускники юридических факультетов и заведений, потому что другую работу найти не могут. Место охранника - это последняя ступень перед социальным падением. Совершенно отупляющая работа, ни поесть, ни поспать! Скука смертная. Я, Анатолий Иванович, не могу выразить, точнее, обосновать свою мысль правильными словами, поэтому скажу кратко: такое количество охранников в Москве и других больших городах – это социальная проблема. В чем она заключается, будем думать, когда она проявит себя так, что ее заметят все», - пишет бывший эмведешник. Когда говорят «социальная проблема», имеют в виду какую-то неурядицу, которая затрагивает очень многих людей, если не все общество. А что мы видим в этом случае? Хозяину мастерской или лавки, возле которой топчется охранник, от этого спокойнее на душе, за что он, собственно, и платит. Один платит, другой получает. В чем тут видит непорядок наш слушатель, можно догадаться. Перед ним – тысячи здоровых мужчин, не занятых производительным трудом, как это раньше называлось. Не копают землю, не дробят камни, не таскают мешки, не валят лес, не косят траву. Почему они этого не делают? У каждого свой ответ, но есть общая причина, вернее, две. Первая: не хотят. Изнывать от скуки в куртке с надписью «Охрана» все-таки легче, чем валить лес. Вторая: спрос на охранников выше, чем на физический труд. Молодой человек, который получил корочки юриста, а вынужден служить охранником, не испытывает, наверное, большого удовольствия от такой работы, но вот если его спросить, на что он рассчитывал, когда решил после школы пойти по этой части, что он ответит, положа руку на сердце? Укреплять законность собирался? Ну, вы поняли, что я хочу сказать. В работниках сейчас больше всего нуждаются три отрасли в России: пищевая промышленность, легкая промышленность и производство стройматериалов. Быстро растет спрос на специалистов-химиков, мастеров горного дела, металлургов. Всех их ждет и не дождется готовый хорошо платить Крайний Север. А Москва их не отпускает: ей охранники нужны.
Между тем, «появился новый тип молодых людей, - говорится в следующем письме, - я их назвала - арендаторы жизни. Работают они удаленно. Сидят в какой-нибудь теплой стране, на берегу океана и фрилансят. Или в двадцать три года работают в крупной компании типа Майкрософт, ГУГЛ. У них хорошая зарплата, но машину они покупать не хотят - дешевле пользоваться такси, причем, они в бизнесе разбираются, просчитали и знают достоверно, что своя машина – это не выгодно. По всему миру они ездят на такси Uber, считают, что и квартиру покупать не надо, удобнее арендовать. В этом случае нет привязки к месту жительства, проще передвигаться по миру. Яхту тоже в аренду берут. Не хотят они собственности!», - говорится в письме. Я, со своей стороны, их понимаю и приветствую, этих молодых людей, особенно за то приветствую, что они, сколько известно, не имеют ничего против тех, кто хочет собственности, кто увлекается собственностью, кто ее любит, кто ее рьяно умножает. Умножает в том числе с их помощью – с хорошо оплачиваемой помощью. Благодаря разделению труда человечество сохранилось как вид, иначе оно давным-давно сошло бы на нет. Чем дальше, тем явственнее обозначается разделение не только труда, но и склонностей, вкусов, способностей, призваний и, конечно, капризов. Мир, жизнь, быт становятся все более разнообразными, все больше красок перед нашими глазами – красок и оттенков, да, все больше оттенков, они выдвигаются все ближе к первому плану. Кому-то, правда, кажется, и давно кажется, что жизнь становится все однообразнее, серее, скучнее, упрощается, огрубляется, о чем написаны очень умные книги, давно написаны, пишутся и новые. Ну, пусть. Всем угодить Провидение, кажется, не в состоянии.
«Здравствуйте, Анатолий Иванович, - пишет господин Китаев. - Я все ждал, но так и не дождался сами понимаете чего, но столетний юбилей Октября оказался нашей власти не нужным. А между тем, споры продолжаются. Главный аргумент критиков Октября - чудовищное насилие. Как будто революционеры должны были гладить по головке всех подряд,целовать классовых врагов пролетариата в уста. Великая Французская Революция, под знаком которой прошёл весь девятнадцатый век, была не менее кровавой, а казнь последнего царя не страшнее участи королей Людовика и Карла, которым революционеры отрубили головы. Или критикам большевиков было бы легче, если бы упомянутым двум монархам Европы сначала дали наркоз? В Библии, моей настольной книге, столько насилия, санкционированного Богом, сколько с лихвой хватит на сотню революций, подобных французской или октябрьской. О Ветхом Завете говорить нет смысла. Он потонул в насилии. Но погрузимся в последнюю книгу Библии. Там говорится о битве архангела Михаила с воинством Сатаны на небе, после чего Сатана, этот носитель и распространитель всего плохого, оказался на земле. Так что же будет? Исчезнет ли когда-либо насилие? Успокою всех вопрошающих и стенающих. Исчезнет. Так утверждает моя Книга. Но кому-то в радость это не станет. С молитвой о душевном здоровье всех слушателей Радио Свобода, Китаев Владимир Сергеевич».
Не знаю, огорчится ли этот слушатель, если я назову его религиозным диссидентом, то есть, инакомыслящим. Ни одна из христианских конфессий не разрешает христианину так отзываться о революциях, да и о писании. Как бы то ни было, вековая ненависть угнетенных к угнетателям – чистая правда советских учебников с тем уточнением, что угнетенный считал угнетателем всякого, кто не был занят мускульным трудом. Почти до самой революции в стране не было людей разного достатка, положения, образования, занятий. То есть, они были, но все различия сводились к двум народам в одном: высшему и низшему. Они долго говорили на разных языках, один – на французском, другой – на русском, но и после того, как возобладал русский, с трудом понимали друг друга. В конце концов, явились подстрекатели, ватажки, вожди, вероучители «пролетариата и трудового крестьянства» – и понеслось. Когда большевиков упрекали в кровожадности, Ленин отвечал от их имени: «Массы в сто раз радикальнее нас». Это была правда. Большевики пользовались вековой народной ненавистью, но и сдерживали ее, иначе в дерьме до крыш стояли бы не только отдельные помещичьи усадьбы – самой колокольни Ивана Великого не было бы видно из кучи этой субстанции. Именно вопиющая несправедливость общественного быта в России побудила многих образованных людей приветствовать революцию. Трудно, имея горячее сердце и не очень холодную голову, не последовать призыву: «Иди к униженным, иди к обиженным – там нужен ты!». Да и позже... Это ведь было действительно захватывающее зрелище: все делалсь с чистого листа, в страшных муках рождался невиданный строй. Не все понимали, что он заведомо бесплоден.
«Дорогая редакция, - следующее письмо, - я с юности любила творчество Владимира Высоцкого, вчера стала перечитывать его стихи и наткнулась:
А в лагерях - не жизнь, а темень-тьмущая:
Кругом майданщики, кругом домушники,
Кругом ужасное к нам отношение
И очень странные поползновения
Я прям споткнулась об майданщиков! И какая несправедливость поставить майданщиков рядом с домушниками! Ведь никакого Майдана во время Высоцкого не было! Так откуда же Владимир Семёнович знал это слово? Или майданщиками называли бунтарей? В России Майданом пугают и старых, и малых, как Бабаем. Бабушка говорила: «Закрывай глаза, спи! А то Бабай придёт», или «а то дядя милиционер заберёт», а теперь вот ещё и Майдан! Все на местах так и говорят: вы хотите, чтоб Майдан сюда пришёл? Майдан значит революция, революция значит война. Все так и говорят: лишь бы не было войны. И вот теперь и у Высоцкого!», - пишет госпожа Пахомова, которая сейчас от меня узнает, что майданщик – это заключенный, промышляющий наркотой на зоне. Майдан же значит площадь. Майдан и революция породнились не в две тысячи четырнадцатом году, а почти за сто лет до того, в тысяча девятьсот восемнадцатом. Об этом говорится в лучшем украинском стихотворении о той революции, его написал лучший поэт того времени, молодой Павло Тычина. Это совсем короткое стихотворение, многие переводили его на русский, но ни один перевод не кажется мне удачным. Очень простое, сильное, красивое стихотворение, и в нем вся революция.
На майдані коло церкви
революція іде.
— Хай чабан! — усі гукнули,—
за отамана буде.
Прощавайте, ждіте волі,—
гей, на коні, всі у путь!
Закипіло, зашуміло —
тільки прапори цвітуть…
На майдані коло церкви
посмутились матері:
та світи ж ти їм дорогу,
ясен місяць угорі!
На майдані пил спадає.
Замовкає річ…
Вечір.
Ніч.
Были люди, которые предсказывали эти события за десять лет. Не вещуны и вещуньи, а обыкновенные, даже не самые образованные, но хорошо думавшие и чувствовавшие люди. С точностью до года предсказывали… Они не могли знать, что в четырнадцатом начнется Первая мировая война, в которую ввяжется царизм, чтобы попытаться захватить средиземноморские проливы и, во исполнения заветов Достоевского и других добрейших русских людей, - Константинополь. Не могли они знать и того, что в феврале 1917-го царь будет свергнут и власть перейдет к Временному правительству, которое нацелится на превращение России в демократичекую республику. Не могли знать и того, кем и как это правительство будет свергнуто. Но они знали главную, общую причину – как любой в России, кто задумывался о таких вещах. В ходе 1917-го и после, вплоть до середины века, не проходило часа, чтобы причина всех причин Русской революции не называлась на всех языках Земли. Разделение людей на умытых и чумазых, на белую кость и черную, на голубую кровь и красную, на тех, кто был всем, и тех, кто был ничем. Ах, как любовались этим разделением некоторые русские мыслители вроде Константина Леонтьева! Как огорчались они, наблюдая первые признаки смешения пород, состояний, положений, ступеней общественной лестницы,с каким отвращением думали о временах, когда каждый сверчок не захочет знать свой шесток!
На волнах Радио Свобода закончилась передача «Ваши письма». У микрофона был автор - Анатолий Стреляный. Наши адреса. Московский. Улица Малая Дмитровка, дом 20, 127006. Пражский адрес. Радио Свобода, улица Виноградска 159-а, Прага 10, 100 00. Записи и тексты выпусков этой программы можно найти в разделе "Радио" на сайте svoboda.org