В понедельник скончался Арсений Борисович Рогинский - историк, основатель и многолетний руководитель общества "Мемориал".
Масштаб его личности легко понять по тому, что о нём писали и пишут в социальных сетях!
Не стало Арсения Рогинского. Вечная память. Перелистывается страница в другую правозащитную эпоху.
Какая ужасная и невосполнимая потеря
Главная потеря этого года. И не только года
Почему-то помню его всегда улыбающимся. Так и буду помнить.
Воплощение совести и порядочности. Герой. Созидатель. Великий и прекрасный человек.
Светлая память великому, светлому и скромному человеку.
Ушёл человек из тех, на ком держатся совесть и память.
Низкий поклон.
Вечная память Арсению Борисовичу Рогинскому. Он был очень умным, смелым и порядочным человеком. Он очень много сделал для всех нас, даже и для тех, кто этого сейчас не понимает. Он строил ту Россию, которая, надеюсь, будет.
Арсений Рогинский и пафос были непредставимы рядом. Он исполнял свое великое предназначение - как дышал. Он был ироничен и негероичен.
Он был образцовым гражданином России, а значит - маргиналом и пятой колонной в сегодняшнем подлом времени. Он не отвлекался на обиды. Он возвращал имена расстрелянных, он работал на будущее, в котором, может быть, найдется место памяти и достоинству.
Тоска сегодня, конечно. Ужасная тоска.
Прощайте, дорогой Арсений Борисович.
С Арсением Рогинским я виделся всего несколько раз, но и с первой минуты было понятно - это настоящий Человек.
Покойтесь с миром, Арсений Борисович.
Вы очень много успели сделать.
Великий, несгибаемый человек.
Мы были знакомы, конечно, но никогда особо не общались. Так: здрасте, здрасте.
Сейчас думаю: какой я дурак. Надо было говорить с ним, пока была возможность. Он правда ведь великий и несгибаемый.
Светлая память. Мои соболезнования родным и близким.
Очень тяжело осознать случившееся, и совершенно невозможно с этим смириться... Последний раз, когда говорили, многое не успели обсудить... Так уж вышло...
Милейший, обходительный, всегда подчеркнуто вежливый и, кажется, такой мягкий, а на самом деле абсолютно стальной и несгибаемый... А еще удивительно точный в каждой формулировке, в каждом слове...
Прощайте, дорогой друг... Вечная Вам память...
Вечная наша благодарность и вечная наша любовь Арсению Борисовичу Рогинскому, которого мы потеряли сегодня утром.
Он был мудрый, храбрый и полный любви к людям вокруг. Он делал огромное дело день за днем, год за годом. В нем было столько терпения, столько упорства. Он помнил и знал все то, что нам всем не хватало сил помнить и знать.
Без него будет очень трудно.
Совершенно великий человек сегодня умер. Человек, построивший самую важную человеческую институцию в современной России. Невероятно жаль
Арсений Рогинский, вот я сейчас подумал, из всех наших правозащитников был самый лучший, да простят меня другие. Реально... Во-первых, никогда не лез в разборки, особенно околополитические. Во-вторых, тем самым умел людей объединять, хотя правозащитники обычно разъединяют и грызутся друг с другом за любые ресурсы. В-третьих, он был потрясающий организатор, одно "Возвращение имен" чего стоит. В-четвертых, они никогда не заискивал не перед кем, что крайне важно.
Наверное, это самая большая утрата для правозащитного движения, которая только могла быть.
Когда умирают такие люди, как Арсений Борисович, я понимаю, что всё-таки верю в бессмертие, жизнь вечную, загробный мир - назовите, как хотите. Просто потому, что вот эта мудрость, ирония, простота, лёгкость, бесстрашие, тонкость, глубина, благородство, великодушие и всё то, для чего и слов-то нет в человеческом языке, не может раствориться и исчезнуть в никуда, и только светить отражённым светом в нашей короткой памяти. Он жив.
Я с ним несколько раз общался уже в Перми. Он приезжал к нам на фестиваль Пилорама , поддерживал музей Пермь36. И деньгами Мемориал участвовал и программу круглых столов формировал.
Они с Даней Дондуреем были похожи своим таким "скорбным оптимизмом". Думаю за счёт кругозора и взгляда на происходящее с большой дистанции. Ну типа да, все плохо, но это не повод к унынию. Первый раз что ли "все плохо" в истории человечества ? Зато посмотри как люди себя в этом мраке проявляли ? Никакой ГУЛАГ не отменит любви, молодости, солнца.
Очень много и теплых, и горячих слов по поводу смерти Арсения Борисовича Рогинского в ленте. Да, день прошел под гнетом этого шока обещанной никогда невстречи. Невозможно сжиться с мыслью, что мы не выйдем покурить на крыльцо Мемориала, обсуждая очередной поворот истории и поглядывая в овсяный кисель московского неба. Вот просто один еще раз – тоже нет.
Но это все домашние эмоции и милые воспоминания у всех. А на самом деле я относился и отношусь к Рогинскому по-другому. На самом деле я видел в нем и вижу одного из самых значительных современников, с которым мне довелось общаться. Одного из самых значительных и важных людей России последних 25 лет.
Рогинский не любил броской публичности. Прятался от своей роли одной из ключевых фигур российской общественно-политической жизни. От роли вожака и организатора. Ему больше нравилась роль серого кардинала, или это была академическая скромность, или прививка конспирации.
Он рьяно настаивал на черте, напрочь отделяющей правозащиту от политики. Определенно брезгуя последней. Мы спорили об этом, когда я записывал его лекцию о правозащитном движении для курса в “Открытом университете”. Он рисовал историю правозащитного движения как изолированную от политической истории. Говорил, что диссидентство не дало ничего российской политике. И хотя это по большому счету не так, в этом есть, конечно, немало справедливого и важного для размышлений (если сравнить, например, судьбу русского диссидентства и польского).
Эта тяга к ограничению, она, может быть, мешала современникам осознавать настоящий масштаб его личности. Но, слава богу, есть ясное свидетельство, неоспоримая улика. “Мемориал”. Одна из самых удивительных, красивых и успешных институций, созданных в России в последние 30 лет. Одно из настоящих достижений ее пост-советского периода. Того, в чем смысл этого периода себя сумел проявить и запечатлеть.
Да почему только пост-советского? Если посмотреть на всю историю России - всю-всю историю России - и назвать 10 самых ярких и значительных негосударственных институций, то и сюда войдет “Мемориал”. Ключ и замок, соединивший историка, ставшего общественным деятелем, с предметом его любви – русской историей.
Сегодня умер Сеня Рогинский. Арсений Борисович Рогинский. Великий человек. Большой историк. Советский политзаключенный. Зэк. Но прежде всего — творец «Мемориала».
«Мемориал» был его детищем, хотя вместе с Рогинским «Мемориал» создавали и творили в нем множество людей.
Но именно Сеня Рогинский каждый день, каждый месяц, каждый год придумывал все новые и новые «штуки», кажется, так он называл те замечательные проекты, которые меняли климат в нашей стране. Обаяние или, как сейчас принято говорить, харизма Сени собирала вокруг него многих людей, которые пытались менять и климат, и жизнь в стране вместе с ним и вместе с «Мемориалом». Те, кто верил и любил Сеню — это не только его ровесники, это не только мои ровесники, это ровесники моих детей.
За акцию «Возвращение имен» Сене нужно было бы поставить памятник при жизни.
Это акция объединила общество больше, чем все оппозиционные митинги последних лет вместе взятые.
Сеня болел почти год, и было нестерпимо знать и понимать, что вдруг однажды его не станет, не будет его улыбки с прищуром, не будет его нежности. Не будет его. Казалось, что гении не умирают. Они должны быть с нами. Как оберег.
Жизнь несправедлива.
Сеня обещал вернуться и выпить вместе с нами «за вашу и нашу свободу».
Придется выпить без него.
Не из самого ближнего круга, но всегда где-то рядом. Эфир не считается, там все-таки разговор прилюдный. А вот экскурсию, которую он провел для нас с по лагерю Пермь-36, я никогда не забуду. Он не сидел там, у него был другой лагерь, но порядки-то, порядки - они по всем лагерям одни. Быстро перекуривал, откашливался, а потом снова: водил, показывал, рассказывал. И голос, этот его голос. Мы чуть не опоздали на важное мероприятие, бежали втроем, запыхавшись. Невозможно было остановиться его слушать.
Однажды он дал мне рекомендацию на один конкурс. Но перед тем как написать, спросил:
- Вы хоть узнали, кто еще подается, справки-то навели через своих людей?
- Нет, а зачем?
- Марина, ну что вы как ребенок, в самом деле. Как будто не знаете, как это делается...
Ругал меня еще минут пять. Но написал. Оказался прав - я не думаю, что он вообще часто ошибался. Зато у меня есть рекомендация за его подписью. Сохраню на память, как и голос.
Спасибо за всё, Арсений Борисович, дорогой. Спасибо, что были, и были такой. Простите за хаос в воспоминаниях. Друзья и соратники вспомнят другое, у меня вот так.
Я очень хорошо помню как лет десять назад когда мы с Гришей Охотным делали книжный фестиваль в ЦДХ он сконфужено подошел к нам и сказал: "знаете я вот выходил и нашел на лестнице" и протянул нам обрамленную работу Мавриной. ему было неудобно. Мы поняли ценность картинки, и он понял. Но почему-то мы не смогли ее украсть, а искали ее владельца. башенного спекулянта, способного оценить ее ценность, но не мастерство. Так я и запомню Арсения скромно дающего мне работу, которую я прикарманить не смог, потому что он мне ее дал.
Я уже когда-то здесь выкладывал эту историю, но с сегодняшнего дня она зазвучала по-новому.
Когда Арсений Борисович Рогинский решил писать курсовую у Юрия Михайловича Лотмана, то он хотел взять в качестве темы кого-нибудь великого, а Юрий Михайлович начал предлагать Рогинскому второстепенных и третьестепенных. "Но это ведь всё фон эпохи..." - попробовал сопротивляться Арсений Борисович. "Не фон, а воздух, воздух!" - ответил Лотман. "Я тут же подумал о товарищах Юр. Миха, погибших на войне", - завершил свою историю Рогинский.
Может быть, теперь Учитель и Ученик снова говорят о чем-то своем там, где нас нет...
Прекрасный, умный ироничный, доброжелательный, мужественный, веселый. Один из тех немногих, на ком завязывались и застегивались самые разнообразные человеческие отношения, через кого транзитом проходили самые разные пути и биографии. Человек, сделанный из самых ценных и самых редких материалов.
В общении с ним всегда ощущалась близкая родственность. Непонятно, чем это ощущение достигалось, но оно было, и было оно отчетливым.
Уверен, что так было для многих. Потому и потеря эта - не только потеря "выдающегося общественного деятеля". Это само собой, и это несомненно.
Но это личная родственная потеря для очень многих, кто сегодня болезненно ощутил острый укол сиротства.
Светлая память...
Про кончину Арсения Борисовича вчера вечером довольно подробно передавали в новостях DeutscheFunk (национального радио). Кто такой, почему "Мемориал" важен и т.п.
Всё таки в России многие не знают о том, что значит "Мемориал" для современной Европы, культуры памяти, культурной политики, да и для политики в отношении России в целом. Это, заботами Рогинского и небольшой группы других "мемориальцев" для европейцев была наиболее светлая и понятная сторона российской реальности, оправдывающая надежду, что в России может быть по другому.
В "Ведомостях" об Арсении Борисовиче пишет Андрей Колесников:
Он знал цену и сталинскому государству, и послесталинскому, и ельцинскому, и нынешнему. «Вы что думаете, – говорил Рогинский, – архивы вот так вот и открылись во времена Ельцина? Ничего подобного». Он принадлежал к той категории людей, которым, по его собственным словам, власть всегда «или что-нибудь приписывала, или что-нибудь прощала». Причем после короткого перерыва вернулась к этой практике сегодня. И Рогинскому пришлось продолжить сопротивление. Жизнь сделала круг. Выходя во дворик «Мемориала» с пачкой «Парламент найт блю», он рассуждал о том, как защитить свою организацию. Если называть вещи своими именами – как спасти память о репрессированных государством. Кстати, диссидентские сборники, за которые сел историк Рогинский, так и назывались: «Память». Государство, неистово сражающееся до сих пор за тотальную историческую амнезию и доведение истории до плаката и комикса, было и осталось врагом Арсения Борисовича, который эту память тихо, покуривая и иронизируя, но с железной последовательностью восстанавливал. По крупицам – размером с человеческую жизнь.
В "Снобе" о Рогинском вспоминают Светлана Алексиевич и Светлана Ганнушкина, а также близкий соратник Никита Петров:
Впервые я с ним с встретился в декабре 1988 года. Тогда я занимался историей как любитель-подпольщик. Именно он мне сказал потрясающие слова: «Старичок, хватит сидеть в подполье, пора выходить в люди!» С тех пор я в «Мемориале».
Я вспоминаю его как человека, открывшего для меня новые горизонты изучения истории. С него началась моя работа в неправительственной общественной организации, задача которой — рассказать то, о чем люди всегда молчали.
Его уход — невосполнимая потеря для «Мемориала». Он был гуманитарием в самом хорошем смысле этого слова: с классическим образованием, ученик школы Лотмана. Человек, который в недрах советского общества все свои усилия направлял на то, чтобы возвратить нам подлинную историю, и делал это тогда, когда это было делать нельзя. Тот этап работы, который привел его к диссидентству и тюрьме, стал фундаментом для общества «Мемориал».
Арсений Борисович — не просто наш друг, но и хороший учитель. Я думаю, память о нем трудно уместить в каких-то словах. Наша память о нем — это все, что он сделал. Все, что продолжает жить.
Большую подборку комментариев историков и правозащитников сделала "Медуза". Вот, например, Александр Даниэль:
Я познакомился с Арсением 21 августа 1968 года в городе Тарту — в день ввода советских войск Чехословакию. В это время я поступал в Тартуский университет, а Арсений его уже окончил и получил распределение в школу, но работать он там не хотел. Когда он туда приехал, то пошел к директору, а тот сказал ему сразу: «Ну что я тебя буду устраивать? Все равно сейчас война будет и тебя заберут в армию».
В тот же день он вернулся в Тарту, и мы оказались с ним в одной компании. Все разговоры в тот вечер были только на одну тему. Мы все были в отчаянии: пили, матерились и бились головой об стенку.
В начале 1976 года мы вместе стали работать над самиздатским историческим сборником «Память». Он был создан компанией молодых ленинградских ребят, мотором которой был Сенька [Рогинский]. Тогда мы с ним близко сошлись и больше уже не расходились. В сборнике публиковались материалы о советской истории, которые не имели шанса быть опубликованными в подцензурной печати, — о репрессиях, об истории культуры, науки, общественной и религиозной жизни. То, о чем нельзя было говорить: документы, мемуары, исследования, очерки, статьи, библиография. За пять лет было сделано пять толстых выпусков, по 700–800 машинописных страниц.
В итоге его за это посадили, но политическую статью давать не захотели. Потом он рассказывал, что эти годы в лагере ему очень многое дали. Эти четыре года он оценивал как очень тяжелые, но и очень полезные для него в вопросах понимания жизни.
В 1988 году мы вместе пришли в «Мемориал» — тогда это уже было большое движение, в которое мы зашли на огонек и остались. Продолжили заниматься тем, чем занимались, делая «Память» — советской историей.
На сайте "Открытой России" некролог из-под пера Людмилы Улицкой:
Умирает младенец или старик, мудрец или придурок, и каждый раз гаснет вселенная. Вчера погасла огромная вселенная Сени Рогинского. Она вмещала в себя кроме личных его качеств — благородства до самоотречения, упорства до упертости, бесстрашия до нерасчетливости — еще и способность быть носителем общественных качеств: в каком-то смысле он был «Мемориалом», потому что олицетворял собой то особое отношение к извечному конфликту между одиноким маленьким человеком и огромным безличным государством, между общими положительным идеями и мужественным сиюминутным действием. С годами в Сене было все меньше постороннего, не имеющего отношения к его деятельности. Это была и есть эта самая живая и чуткая к правде и совести организация в нашей стране, и Сеня всю жизнь шел по этому пути, вместе с «Мемориалом».
Вчера умер Сеня Рогинский. Но «Мемориал», в который он вложил себя настолько, насколько вообще человек может отдавать себя делу, остается. Они стали как будто синонимами. И даже не надо предлагать назвать российский «Мемориал» именем Сени Рогинского. Он и так — его имени...