Насильно в интернат

Сокращение психиатрических больниц и перепрофилирование их в психоневрологические интернаты (ПНИ) в Москве, против которого активно возражали врачи и родственники пациентов, привело к тому, что больных теперь выписывают домой недолеченными, а их близких уговаривают сдавать их в интернаты, чтобы заполнить пустующие койки.

"Жить в ПНИ, считай, как отбывать пожизненное заключение в тюрьме, но мой племянник не совершал никакого преступления, он никого не убивал и не грабил, у него есть жилье и мы готовы о нем заботиться, но вы бы знали, сколько усилий мы приложили, чтобы забрать его после лечения домой", – говорит дядя 55-летнего москвича Игоря Холина, больного шизофренией. Родственники других пациентов, с которыми пообщалось Радио Свобода, утверждают, что их родных под разными предлогами не хотят выписывать домой, уговаривая сдать их в ПНИ, поскольку интернаты выгодны государству, в то время как лечить психиатрических больных для бюджета, наоборот, накладно.

56-летний Игорь Холин может жить сам, но его родных уговаривают сдать его в ПНИ

Высокий, крепкий, очень спокойный и рассудительный Игорь Холин провел в различных психиатрических больницах почти 1,5 года и еще полгода в психинтернате, прежде чем смог вернуться домой. Все это время его близкие через правоохранительные органы и суды пытались вернуть его недвижимость, которой завладели мошенники. В только что отремонтированной двухкомнатной квартире на северо-западе Москвы уютно и чисто, в серванте стоят три банки "утро", "день" и "вечер", в которых разложены лекарства, которые Игорь принимает по графику. Он сам ходит в магазин за продуктами, может сварить себе пельмени или разогреть в микроволновке готовую еду, постирать одежду. В общем, он совсем не лежачий "овощ", за которым нужен круглосуточный уход.

Свою жизнь в ПНИ Игорь вспоминает с содроганием:

– Отношение к больным просто ужасное. Санитары чуть что – бьют, даже внутри интерната не разрешают ходить, не то что на улицу, но и на территории ПНИ. Подъем в пять утра, и нельзя прилечь до обеда, нашу палату часто закрывали на ключ и даже в коридор не пускали. Кормят когда хорошо, когда плохо. Но самое плохое, что лечить не хотят, так и говорят: пусть лечат врачи в диспансерах или больницах, а мы тут будто брошенные или бродячие животные, отданные на передержку перед усыплением.



Игорь окончил школу и техникум, работал в типографии. Однажды вечером по дороге с работы на него напали грабители и сильно избили, в том числе Холин получил много ударов по голове. Ему тогда было 18, появились сильные головные боли, после походов по врачам в итоге оказался у психиатра, который поставил диагноз – "вялотекущая шизофрения" и назначил препараты. Боли усиливались два раза в год, на это время он ложился в больницу. Сначала он жил с родителями, потом, когда мама умерла, самостоятельно, у отца была своя квартира.

Олег Сергеевич, папа Игоря, вел довольно активный для пенсионера образ жизни: пел в хоре при соцзащите, там же и познакомился с пенсионеркой Евой, которая приехала в Москву из Белоруссии с дочерью и внуками. Зимой 2014 года 75-летнего Олега Холина родственники планово положили на обследование в хорошую больницу, врачи сказали, что для своего возраста он находится в отличной форме, жить да жить. А в апреле того же года Олег женился на 69-летней Еве. Через три недели после свадьбы его в тяжелейшем состоянии увезли на скорой в реанимацию, где он умер. В реанимации Олег оказался уже с недельными пролежнями. Сразу после женитьбы квартира Олега оказалась переоформлена на Еву. Узнав, что у мужа есть не совсем здоровый сын, дочка Евы развелась с мужем и вышла замуж за Игоря, сына Олега, в течение пяти дней переоформив его "двушку" на себя. Сам Игорь вскоре оказался в психиатрической больнице. "Я помню только, что мне дали какие-то черные таблетки, похожие на активированный уголь, я их выпил, подписал какие-то бумажки, которые даже не прочитал. И больше в тот день ничего не помню", – говорит Игорь.

– О том, что Олег умер, а Игорь лежит в больнице, мы узнали от полиции, и то через несколько месяцев, после того как их объявили в розыск, – вспоминает Алексей Холин, дядя Игоря. – Трубку в квартире Олега всегда брала Ева, она придумывала причины, почему он не может сейчас подойти: то на рыбалку уехал, то моется, то еще что-то. Мы в итоге начали волноваться, приезжали к Олегу несколько раз домой, но нам не открывали. В квартире Игоря вообще жили посторонние люди, замки там поменяли. Когда новые "родственники" узнали, что мы ищем Игоря, то попытались забрать его из больницы. План, как мы узнали, был такой: бросить его в старом доме в деревне в нескольких сотнях километрах от Москвы, ну а дальше пусть сам как хочет – может, выживет, может, нет.

В ПНИ №25 Игоря перевели, чтобы он отдохнул от больниц.

Алексей Холин отстаивает интересы племянника уже три года, чтобы он снова мог жить самостоятельно

– Нам обещали хорошие домашние условия и еду, а это оказалась тюрьма, – говорит Алексей Холин. – Но жить в квартире тогда было нельзя: ее полностью "убили", вывезли оттуда всю мебель, кроме старой стенки, которую просто не смогли вытащить, забрали все вплоть до ложек-вилок, мы восстанавливали все буквально с нуля.

Пока Алексей Викторович в суде отыгрывал в интересах племянника все сделки "брачных аферисток" назад, над Игорем оформили опекунство на родственницу. Вот тут-то и начались проблемы: и врачи, и сотрудники интерната сначала по-хорошему стали уговаривать ее отказаться от опекунства и оставить Игоря на пожизненный срок в ПНИ. А не хочет добровольно – пригрозили ей, что найдут законный способ лишить ее опекунства.

– По закону 75% всех доходов пациента (это и пенсия, и деньги от сдачи его имущества, и доходы от акций, например) распоряжается интернат, который сам решает, на что их тратить, и сам же себя контролирует, – объясняет Любовь Виноградова из Независимой психиатрической ассоциации России. – В квартирах таких больных, как правило, живут сами сотрудники ПНИ, деньги больным якобы не нужны, заявляют в интернатах, потому что они и "так на всем готовом". Еще недавно у больных забирали лишь 75% пенсии, многие из них на оставшиеся деньги покупали себе хорошую одежду и технику. Молодые, но лишенные дееспособности, копили на самостоятельную жизнь в надежде, что смогут восстановить дееспособность и жить отдельно. Но закон изменили, сейчас они и этого лишены. Недееспособные пациенты по-прежнему остаются самыми бесправными членами нашего общества.

По словам Виноградовой, такого большого количество жалоб на врачей и сотрудников ПНИ, сколько появилось после начала реформы психиатрической службы, не было никогда.

– На опекунов давят, им угрожают, потому что они могут контролировать расходы ПНИ, а это, конечно, им невыгодно. Очень много жалоб на психиатров, которые оскорбляют и пациентов, и их родных, отказываются госпитализировать больных, – перечисляет Виноградова. – Вообще, тенденция сейчас – максимально ограничить родственников в правах, чтобы заполнить больными интернаты, часть из которых срочно переделывают из бывших психиатрических больниц, которые весь прошлый год сокращали вместе с медицинским персоналом. Конечно, в Москве есть и хорошие ПНИ, и иногда положить туда больного – это единственно правильное решение, потому что один он жить не может, а присматривать за ним некому, родители умерли, другим родным он не нужен. Но дело в том, что в Москве, в отличие от многих других регионов, никогда не было особых проблем с помещением больного в ПНИ, места для них всегда находились, на родственников прежде так не давили. Особенно много претензий от родных и больных, которых теперь направляют в расформированную недавно психиатрическую больницу №15, в которой было около тысячи коек, перепрофилированную в психоневрологический интернат.

Елене Ломановой 59 лет, ее сыну Сергею 27, он лежит сейчас в психиатрической больнице №14, в рамках реформы присоединенной к ПКБ №1, и отдавать его домой матери врачи не хотят.

Сергей инвалид по психиатрическому диагнозу с детства, во время родов из-за врачебной ошибки он на несколько часов остался без кислорода. Сергей учился в коррекционной школе, регулярно лежал в психиатрической больнице. Но теперь, сказали его матери, больше двух раз в год на строго определенной срок в больницу никого класть не будут, даже если такое лечение показано больному, лучше отправьте его в интернат, а вы, мол, уже старая, сами с ним не справитесь. "У Сергея вследствие родовой травмы бывают проблемы со сном, на это время он и ложится в больницу", – поясняет Ломанова. "Буйным он никогда не был, и держать его взаперти бесчеловечно", – считает она.

Видимо, в ПНИ никто не хочет добровольно, поскольку уже знают, что ничего хорошего там нет, и теперь вот такой бесплатной услугой туда заманивают

– Мне дали бумажку, написанную от руки, сказали, что я должна написать такое же заявление – мол, прошу оказать содействие в оформлении документов для помещения моего недееспособного сына в ПНИ. А перед этим сказали, что нужно заплатить 30 тысяч рублей, чтобы мне все оформили. Я отказалась платить, но, видимо, в ПНИ никто не хочет добровольно, поскольку уже знают, что ничего хорошего там нет, и теперь вот такой бесплатной услугой туда заманивают, – рассуждает Елена Федоровна. – Я, конечно, сказала, что никуда сына не отдам, он будет и дальше жить со мной, ходила в департамент здравоохранения, к юристам, правозащитникам, мне подтвердили, что против воли опекуна, то есть меня, сына в ПНИ забрать не могут, поскольку это незаконно.

Та самая рукописная бумажка, которую предлагают написать родственникам пациентов

Вере Михайловне, матери еще одного больного, которого хотят забрать из той же больницы №14 в интернат, 69 лет. Ей не только заявили, что она "старая", но и что "скоро умрет". Вера Михайловна, хоть и ходит с тросточкой, но умирать пока не собирается, так же как и отдавать сына на пожизненное содержание под замок и государево око.

– У меня есть еще один сын, который, конечно же, случись что со мной, Артема никогда не бросит, – не сомневается женщина. – Артем заболел в 17 лет, у него поднялась температура до 40 градусов, он нес какой-то бред. Заболевание оказалось наследственным, то же самое было у моего брата. Болеет Артем уже 20 лет, все время лечился в 14-й больнице. Иногда он сам туда ложится, иногда я вызываю врачей, обычно он лежит два раза в год по два месяца. Этим летом он вернулся с лечения раньше обычного, на вид совсем больной, – как же его такого отпустили, не могла поверить я своим глазам. Через пять дней он разбудил меня рано утром и спросил: "Ты кто?" Из больницы его выписали без лекарств, за ними надо было ехать в ПНД, куда сам он в таком состоянии добраться не мог. Поехала я, но мне никаких препаратов не дали, поскольку Артем не лишен дееспособности и должен в ПНД за терапией приезжать сам. Вот такую вот реформу психиатрической службы у нас проводят, может, она и в интересах государства, но только явно против больного.

6 сентября 2017 года Артем снова оказался в больнице. Вера Михайловна говорит, что он давно уже находится в нормальном состоянии и мог бы жить дома, регулярно посещая диспансер. Но его не выписывают. Она уже подала несколько заявлений, что хочет забрать сына из больницы, но ей ответили, что состояние Артема пока не позволяет это сделать. Сына ей не отдают, требуя подписать бумаги на его перевод в ПНИ. Ей выдали точно такое же заявление, написанное от руки, как и Елене Ломановой.

Это установка сверху – заполнить больными интернаты, чтобы показать разумность и востребованность проводимой реформы психиатрической службы

– Устно врач мне сказал, что это установка сверху – заполнить больными интернаты, чтобы показать разумность и востребованность проводимой реформы психиатрической службы, – говорит пожилая женщина. – А еще мне сказали в больнице, что сопротивляться этому бесполезно: что хотим, то и напишем в его документах, и ничего вы сделать не сможете.

По состоянию на 2013 год в России насчитывалось 220 психиатрических больниц, а ПНД, имеющих в своей базе стационары, было 75. В Москве обеспеченность психиатрическими койками на 2013 год составляла 118,1 на 100 тыс. населения, в 2016 году их уже стало в два раза меньше – 62 койки на 100 тыс. населения. После проведения оптимизации общая коечная мощность составит 3112 коек, это около 12,5 коек на 100 тыс. населения, то есть фактически произошло снижение в десять раз в сравнении с 2013 годом. После реформы психиатрической службы на всю Москву, включая присоединенные территории Новой Москвы, осталось лишь три психиатрических больницы – ПКБ №1, №4 и №13, в которых пациенты могут находиться не больше 30 дней, отправляясь потом в дневные стационары (ПНД) на долечивание. По замыслу авторов проводимой реформы, до 40% психбольных должны в итоге перейти на амбулаторное лечение.