10 студентов ГИТИСа приняли участие в выставке "Образ врага" на "Винзаводе", в галерее "Старт". В этом проекте педагог, режиссер и художник Дмитрий Крымов не помогал своим ученикам. Он уже успел научить второкурсников мыслить небанально и самостоятельно. 10 работ выставки – это 10 высказываний молодых авторов о самых разных ипостасях образа врага.
Куратор выставки Вера Трахтенберг говорит, что "Образ врага" – это, по большому счету, исследовательский проект:
Инсталляция Лизы Гусевой. Выставка "Образ врага" на Винзаводе
– Изначально у нас была идея, чтобы ребята сделали одну большую инсталляцию, а не десять отдельных работ. Однако они привыкли работать индивидуально. В результате получилась такая разносторонняя история о том, что такое образ врага для современной творческой молодежи. Для одних это связано с какими-то личными историями. С семейными проблемами или психологическими травмами, полученными у кого-то в детстве, у кого-то в юношестве. Для других это более глобальные проблемы. К примеру, есть видеоинсталляция про СМИ, которые в последнее время опять начинают муссировать конфликтную риторику. Но в большой степени эти же самые СМИ образ врага размывают и делают его настолько неузнаваемым, что возникает определенный парадокс. Образ врага в 2017 году в России практически невозможно конкретизировать. Это нечто очень размытое и эфемерное. Врагом может стать кто угодно за пять секунд. После перепалки на Фейсбуке, к примеру. Или врагами становятся государства после каких-то политических или социальных событий.
– Мы даже знаем названия этих двух государств. На российских телеканалах о них рассуждают куда чаще, чем о внутренних проблемах.
– Это так. Но не хотелось бы делать на этом акцент. Как куратор я не старалась склонить ребят к политическому высказыванию. Всего этого мы очень много видим в акционистском искусстве и в протестном искусстве, – говорит Вера Трахтенберг.
Я хотела сделать автопортрет, потому что я сама себе враг
Инсталляции преобладают на выставке. Единственная живописная работа принадлежит Александре Дыхне. Впрочем, живописной ее можно назвать с некоторыми оговорками. Дело в том, что к женской фигуре на холсте приставлены реальные башмаки. Это замечаешь не сразу, а когда замечаешь, становится весело, хотя само по себе изображение грустное. Можно предположить, что такая игра с плоской живописью и объемными предметами связана с театральной жизнью. На сцене подобные вещи давно в ходу, а автор в ГИТИСе все-таки учится на сценографа. Александра Дыхне признается, что изрядно потрепанная обувь оказалась под портретом едва ли не случайно:
– На самом деле, у меня оказался холст чуть короче, на 10 сантиметров меньше, чем я. А я хотела сделать автопортрет в полный рост. Я просто поставила башмаки, чтобы посмотреть. Чтобы фигура была такой же высоты, как я в зеркале, и мне это понравилось. Тогда я решила так и оставить. Я не хотела при этом, чтобы возникали какие-то дополнительные смыслы. Кроме того, эти башмаки уже совсем изношены, и в тот момент, когда я писала автопортрет, мне подарили новые ботинки. Так что эти уже не нужны. А с портретом они неплохо смотрятся.
– Вы очень грустная на этом портрете. Это как-то связано с образом врага? Со страхом перед ним?
Выставка "Образ врага" на Винзаводе. Александра Дыхне. Автопортрет
– Дело в том, что когда я пишу автопортреты, они всегда у меня получаются очень хмурые, намного серьезнее и грустнее, чем этот. Этот жизнерадостнее. У него почти человеческий цвет лица. Обычно же они хмурые, наверное, это потому, что я очень напряжена и сосредоточена.
И еще. Когда я писала этот автопортрет, я столько разных этапов переживала, что, наверное, в каком-то смысле он стал для меня врагом. Мы в какой-то момент были друзьями, а в какой-то момент врагами. Так получилось. Но я хотела сделать именно автопортрет, потому что все мои размышления о том, кто для меня враг, приводили к тому, что я сама себе враг.
– А вы не слишком к себе строги?
– Не знаю. Да, я критична по отношению к себе, но мне кажется, это нормально. И я так давно живу.
– Ваша работа узкая, длинная и расположена она на самой кромке стены. Дальше – угол, за которым темный зал, где демонстрируется видеоинсталляция про врагов народа. Возникает некая драматургия. Вы на грани абсолютной черноты. Такое размещение было изначально задумано?
– Нет. Это мы придумали, когда вешали работы. Вообще, свобода толкований может возникнуть из-за того, что мы не написали сопроводительные тексты. Думаю, это большая ошибка. К примеру, столб из книг, который сделала моя однокурсница Лиза Гусева, – это не просто абстрактная штука. Нет, это целая история. Но без контекста, боюсь, ничего не понятно.
– Кое о чем все же можно догадаться, благодаря тому, что к книгам прикреплены наушники. Если их надеть, то услышишь, как стариковский голос монотонно перечисляет названия книг. Перечень, пожалуй, длинней, чем гомеровский список кораблей. И чего там только нет! И Библия с иллюстрациями Гюстава Доре, и пособие "Лечение пиявками". И альбом "Архитектура Томска". И стихи Ахматовой. При этом старик сообщает, что свою домашнюю библиотеку он собирал много десятков лет.
– Это Лизин дедушка. Он всю жизнь собирал книги и ставил их почему-то корешками внутрь. В итоге в его комнате выросли гигантские столбы из книг, и этой большой библиотекой нельзя было пользоваться. Нельзя и потому что, где какая книга, не разобрать, ведь они стояли корешками с внутренней стороны. И потому что было очень трудно вытащить любой экземпляр. Книги пылились. От пыли дедушка заболел бронхитом. Так что в конце концов книги стали его врагом. Лиза решила спасти своего дедушку и привезла эти книги на выставку, – говорит Александра Дыхне.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Студенты ГИТИСа об образе врага
Евгения Ржезникова – автор видеоинсталляции, собранной из архивных кадров кинохроники. На самых ранних – Ленин. Поздние – почти наши дни:
Я никогда не произношу слово "враг". Потому что это странное слово
– Слово "враг" достаточно сильно идеологически окрашено. Его чаще произносят в какие-то определенные эпохи. Например, в 1937 году это слово постоянно звучало. Потом поменьше. Потом снова была волна, связанная с входом танков в Чехословакию, когда у нас опять появились как бы враги. После это опять ушло и почти совсем прекратилось в девяностые. А где-то в 2014 году слово "враг" у нас снова стало популярным.
Первая часть моей работы – документальная. Там молодой Хрущев (это запись 1936 года). Там Микоян и все остальные – они на самом деле говорили о врагах народа. А вторая часть – это, в общем-то, фейк. Это сфабрикованная мною часть. Потому что в эфире слово "враг" практически не произносилось, но в то же время подразумевалось. Вряд ли на телеканале "Спорт" звучало слово "враг", но важно ощущение, что это могло тогда произноситься. Собственно, я в этой работе совместила изображение с другими голосами. Я нарезала из архивных видео какие-то куски, которые мне были нужны. Первая часть чисто документальная. Во второй я под куски подкладывала другой голос.
Делая эту видеоинсталляцию, я сама работала как СМИ, в общем-то, фабрикуя этот материал. Точно также как его до меня фабриковали в хрониках. Мой враг – это СМИ. То есть те, кто произносит слово "враг".
Для меня было важно проследить настоящую зависимость между политической ситуацией в стране и частоту употребления этого слова на экранах в хрониках.
– Строго говоря, вас не само по себе это слово интересовало, сколько навязываемое ощущение того, что страна в кольце врагов.
– Да, и меня волновали те люди, которые произносят это слово. Я лично никогда не произношу слово "враг". И многие в обычной жизни его тоже не употребляют. Потому что это странное слово. Оно сильное, и оно всегда идеологически окрашено.
– Если обратиться к нашим дням, вас не пугает, что населению вновь навязывается мысль о том, что страна снова в кольце врагов?
– Конечно. Собственно, моя работа про это. Про то, что нам бесконечно навязывают: кругом враги. Будьте осторожны. Будьте бдительны. Правда, такого бума, какой был в 2014 году, сейчас уже нет. Тогда это было связано с Майданом и с другими событиями на Украине. В наши дни эта тема потихоньку сходит, – говорит Евгения Ржезникова.
Автор другой инсталляции Мария Плавинская оставляла в людных местах черный пластиковый пакет с невнятным содержимым и тайно снимала на видео реакцию прохожих. Провокация удалась лишь отчасти:
В метро пассажиры вызвали машиниста, после чего пакет забрали сотрудники подземки, остановив поезд
– Мой проект – это исследование. Нам постоянно говорят в метро, что ни в коем случае не трогайте забытые предметы. Это такой зацикленный круг, ты все время это слышишь. Мне было интересно, работает ли это на сознание людей. В общем, частично работает, частично – нет.
Эти пакеты рано или поздно забирали, в основном полиция, но у обычных людей не было никакой бурной реакции. Им не казалось, что рядом что-то опасное. Я снимала в разных местах – на Красной площади, в Пушкинском музее, на Курском вокзале. Например, на вокзале я сидела два часа в машине на парковке. И никакой реакции вообще не было. Люди проходили мимо. При этом кто-то видел, что лежит забытый пакет, и все! Проходили дальше.
– У вас не было никаких неприятностей? Вас не вычисляли?
– Нет. Я старалась не привлекать внимание, потому что когда человек видит, что это какая-то подстроенная вещь, то он по-другому на это реагирует. Мне было важно, чтобы это был чистый эксперимент. Ты же не знаешь, что происходит с вещами, которые ты забываешь. Ты просто их не находишь и не видишь больше. А с ними же что-то происходит. Несколько раз пакет забирали какие-то люди, которые просто шли мимо. Они видели, что это ничье, и просто забирали. Но никто ни разу не звонил ни в какие службы.
Впрочем, в метро пассажиры вызвали машиниста, после чего пакет забрали сотрудники подземки, остановив поезд. При этом некий мужчина успел его забрать. У него просто отобрали этот пакет. Смешно, что есть люди, которые просто забирают вещи, понимая, что они ничьи.
– У вашего видео есть бегущая строка, там постоянно идут сообщения про "Аум Синрикё". А они-то тут при чем? В России, в частности в Москве, было немало своих драматических событий, связанных с терактами. Тем не менее вы обратились к зарубежной истории. Почему?
– Я размышляла, что вообще подходит под мое понимание слова "враг". Год назад у нас был семестр, посвященный музыке. Мы делали образные макеты на тему музыки. Я выбрала Сёко Асахару как музыканта, потому что мне был интересен контраст его террористической деятельности с музыкой, которую он пишет. Потому что музыка, которая на выставке доносится из пакета, – это он написал. Он ведь был еще музыкантом. Про это мало кто знает.
– Надо сказать, что это очень нежная мелодия, совершенно не агрессивная.
– Да, абсолютно наивная и нежная музыка. И абсолютно в контрасте с его деятельностью. Мне было интересно сделать какую-то работу, посвященную контрасту внутри человека, зафиксировать какое-то несоответствие. Тогда я не успела сделать эту работу, взяла оперу Генри Пёрселла. Но когда Вера Трахтеберг задала нам тему "враг", я решила, что это моя возможность додумать то, что я хотела сделать с Сёко. Теперь нашелся ход, как это можно сочетать – музыку и опасность от музыки. За нежностью и искренностью в этой музыке кроется что-то другое, гораздо более серьезное и опасное. Я решила просто взять Сёко как ориентир в теме врага, – говорит Мария Плавинская.