В Московском областном суде начался беспрецедентный процесс о так называемых массовых беспорядках в Можайской колонии для несовершеннолетних. Восемь подсудимых в стеклянных клетках, даже в клетке с них не сняли наручники. Причина: обвиняемые заявили, что могут на суде "вскрыть себе вены".
Два года назад, 21 февраля 2016 года, после ужина, около 60 "малолеток" забаррикадировались в одном из бараков и, протестуя против унижений и избиений, которым их подвергали сотрудники колонии, устроили бунт. Несколько часов, пока не приехали родители пяти воспитанников, они ломали мебель, инвентарь, срывали нагрудные бирки, выкидывали в окна тумбочки и спинки кроватей. Требовали, чтобы "их не провоцировали", чтобы придали гласности случаи избиений и издевательств со стороны сотрудников. Сотрудники по рации сообщили бунтовщикам, что приехали их родители, просили их выйти. Один из осужденных спустился со второго этажа по пожарному "рукаву", чтобы поговорить с мамой. Через некоторое время и остальные согласились выйти из барака. Постепенно бунт сошел на нет.
Спустя два дня в колонию приехали правозащитники, члены Общественной наблюдательной комиссии Московской области. Почти все участники бунта (а в нем участвовала вся колония, кроме нескольких осужденных, которые находились в штрафном изоляторе) написали заявления, в которых подробно рассказали, как их унижали и били сотрудники колонии. Когда читаешь заявления подростков, не возникает ощущения, что все те издевательства, о которых они пишут, – плод их воображения. Напротив, кажется, что они еще недоговаривают.
Вот некоторые из примеров "воспитательной" работы в Можайской колонии:
"Сотрудники колонии из дежурной смены обещали окунуть головой в туалет, если я не помою полы, на следующий день 13.04.2015 в карантинное отделение пришел Чернявский А.В., сотрудник колонии и спросил, кем я являюсь по жизни, я сказал, что я человек, он сказал, не включай дурака и ударил кулаком в область лица и сказал, что если я открою рот, он меня сломает…"
"Майор внутренней службы за расстегнутую пуговицу или оторванную бирку бил резиновой дубинкой по жопе или когда ему становилось скучно, он специально приходил в отряд и искал, до кого можно докопаться, находил их и вызывал в дежурную часть и бил дубинкой".
"Кравченко Василий Николаевич, когда к нему подходили за чем-нибудь, к примеру, за скотчем, он говорит: "Обмотай себе член и сдерни резко скотч", и ржет сидит…"
"Меня запугали на вахте и избили за то, что я приехал сюда со спичками и стихами, стихи были не про зону и не про тюрьму. Меня заставили их съесть и сказали, что если я не съем, то меня окунут в унитаз, и я их съел".
После бунта допрашивали всех осужденных, обвиняемыми – участниками массовых беспорядков – "назначили" восемь человек. За три дня до бунта в Можайском суде рассматривалось ходатайство об условно-досрочном освобождении одного из осужденных – Максима Ершова. Суд ему отказал, приняв во внимание мнение пострадавших. Максим осужден за нанесение тяжких телесных повреждений, в результате которых скончался человек. По сути, за убийство. Некоторые сотрудники колонии вскоре после бунта говорили, что недовольство осужденных могло быть вызвано именно тем, что суд не отпустил Ершова условно-досрочно. Но никаких доказательств этой версии во время следствия так и не было было найдено. Тем более странно, что в результате расследования главным обвиняемым по делу о массовых беспорядках – организатором этих беспорядков и был "назначен" именно Максим Ершов.
Если осужденные поверят в то, что общество не отвернулось от них, несмотря на ранее совершенные ими преступления, то, быть может, они смогут доказать в суде свою невиновность
14 февраля на первом заседании суда из восьми обвиняемых вину признал лишь один. На судебном процессе почти не было публики: несколько журналистов, девушка одного из подсудимых, и ни одного родителя. Такое впечатление, что семьи "махнули рукой" на этих "бедовых" мальчишек: только у трех подсудимых адвокаты по соглашению, у остальных государственные. Устоят ли бывшие "малолетки" в своем решении не признавать вину? Найдут ли они в себе смелость рассказать на суде, почему решились на бунт? Будут ли рассказывать, как их унижали в колонии? Ведь они сидят в СИЗО, значит, во власти коллег тех сотрудников, на которых они будут жаловаться. Во время следствия многие из них отказались от тех заявлений, которые они написали сразу после бунта.
Ситуацию на этом беспрецедентном процессе, который в настоящем суде мог бы стать судебным процессом над сотрудниками, которые довели подростков до бунта, а не судилищем над малолетними осужденными, сможет переломить лишь отношение общества и прессы к этому процессу. Если осужденные поверят в то, что общество не отвернулось от них, несмотря на ранее совершенные ими преступления, то, быть может, они смогут доказать в суде свою невиновность. Или, во всяком случае, добьются того, что судебная "тройка" не будет карать их по максимуму.
Чтобы понять, кто эти "малолетки", выросшие за решеткой, почитайте их рассказы. Максим Ершов, сирота, написал "историю своей жизни" по просьбе правозащитников. "Всем большой привет, меня зовут Максим, я хотел бы рассказать, о своей немного прожитой жизни, и так начну. Родился я в небольшом городке, в городе Волгореченске, находится в Костромской области. До десяти лет я жил с родителями, потом их лишили родительских прав из-за того, что они выпивали, я хулиганил, плохо вел себя в школе, отдали меня под опеку моей крестной тете, родной сестре моего отца. У нее я прожил недолго, года два и она от меня тоже отказалась все тоже из-за проблем в школе. Еще я начал выпивать в 12 лет, и красть у нее деньги. Потом меня взяла под опеку второй опекун Елена, моя тетя, сестра моей мамы. У них я тоже прожил не очень-то и долго, всего год. В итоге от меня она тоже отказалась из-за того, что я воровал, гулял по ночам, частые приводы в милицию. Взял меня третий опекун, тоже моя родная тетя, Таня, моей мамы родная сестра. С ней я прожил достаточно много – три года. Живя у тети, я тоже неоднократно попадал в полицию, но тетя все терпела, не хотела, чтобы я оказался в тюрьме или в интернате. Когда я жил у тети Тани, я честно перестал воровать, но однажды я вышел вечером погулять, встретил своего приятеля, он предложил мне выпить, погулять, и я не смог отказаться. В итоге мы выпили и совершили преступление, особо тяжкое, мы убили человека, о чем я очень жалею, соболезную, раскаиваюсь. Нас осудили, моему подельнику дали 10 лет лишения свободы, а мне дали 5 лет, так как я – малолетка. На данный момент я отбываю наказание в воспитательной колонии, сижу 1 год 6 месяцев. Хочу выйти по УДО. Хочу пожелать всем всего хорошего, чтобы вы не попадали в тюрьму, а если попали, то отсидели достойно. Всем до свидания, всего доброго! С уважением к вам Ершов Максим".
У остальных обвиняемых по "делу о бунте" – свои истории. У кого-то папа с мамой разошлись, у мамы появился новый муж, родились еще дети, у нее не было времени заниматься старшим сыном, а он тем временем нашел друга, которого воспитывала бабушка, и они с другом угнали машину, за что и сели. Третий парень – из цыганской семьи, с родителями не жил с детства, жил с родственницей матери, которой, собственно, был не очень-то и нужен. В школу пошел только в десять лет. Скитался по приютам. В тюрьме оказался в 14 лет, паспорт оформили в колонии. Впервые узнал о том, что такое нежность и забота, когда познакомился с правозащитницами, которые посещали их в колонии.
"Я хочу открыть большой аквапарк, – пишет Михаил Вешняков в сочинении "Что я буду делать, когда освобожусь". – Хочу, чтобы люди веселились в нем и радовались, получали один позитив от того, что там будет много интересных водных горок, много развлечений для детишек, уголок для отдыха. А еще хочу в нем открыть одно помещение, которое я назову "Дельфинарий". В нем можно будет не только посмотреть на дельфинов, но и поплавать с ними и покормить. Я хочу от этого бизнеса подарить людям много позитива и много добра. Хочу подарить своему скромному городу все, чтобы он чувствовал себя хоть чуточку лучше. Деньги, которые я буду получать, я буду тратить на улучшение своего аквапарка. А потом со временем я открою еще второй аквапарк в городе Киров и буду дарить добро и в том городе. Что мне нужно? Большое здание, бассейн, лежаки, водные горки, дельфины, деньги. И самое главное – уверенность в себе".
Когда они решились на бунт, им не было 18. Теперь они – совершеннолетние. И им грозят новые сроки. Отбывать наказание они будут во взрослых колониях. Учиться жизни будут у взрослых осужденных. И выйдут на свободу такими же никому не нужными, как и сейчас.
Зоя Светова – журналист mbk.media, бывший член Общественной наблюдательной комиссии города Москвы
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции