"Вменили презервативы". Как выживают в России "иностранные агенты"

В Петербурге Клуб юристов НКО опубликовал исследование о том, как российские некоммерческие организации выживают в статусе "иностранного агента". В этом исследовании дан анализ действия закона об "иностранных агентах" за пять с половиной лет, на примерах десяти НКО рассказано, как существуют организации, оставшиеся в этом списке, какие перестали существовать и как это сказалось на российском обществе

Издание Клуба юристов НКО "Хроника выживания. 10 иностранных агентов" приурочено к выходу Меморандума НКО к позиции правительства России по закону об "иностранных агентах", представленной в Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) в сентябре прошлого года. Его авторы утверждают: "закон об "иностранных агентах" фактически направлен на уничтожение независимых и эффективных организаций, его цель – подавление гражданской активности в России". Они доказывают это, напоминая, что с 2012 года, когда был принят закон об "иностранных агентах", давление на независимые НКО стало повсеместным. Оно выражается в непомерных штрафах за то, что НКО не регистрировались в качестве "иностранного агента" или не указывали этот статус на своих изданиях, в нескончаемых проверках с затребованием огромного количества документов, в разнообразном давлении на руководителей организаций.

За 5 с лишним лет существования закона в реестр "иностранных агентов" было внесено 170 организаций, более четверти из них прекратили свое существование. В докладе Клуба юристов НКО представлено десять историй некоммерческих организаций, которые выжили в новых условиях. Но цена выживания в большинстве случаев была велика – теперь эти организации, как правило, не могут выполнять свою работу в прежнем объеме, многим пришлось отказаться от своих важнейших проектов. Все эти годы НКО, оказавшиеся "в зоне обстрела" на территории всей страны, от Сахалина до Калининграда, защищает Клуб юристов. По словам члена Клуба Максима Оленичева, истории выживания НКО со времени принятия закона об "иностранных агентах" – очень разные.

– Одни НКО приняли решение о самоликвидации, чтобы не работать с клеймом "иностранного агента", другие кое-как приспособились и живут в новых условиях, третьим удалось выйти из этого списка. Среди тех, кому выжить не удалось и о ком одна из наших десяти историй – Некоммерческое партнерство по поддержке социально-профилактических программ в сфере общественного здоровья ЭСВЕРО. У этой организации были проекты в 34 регионах России по профилактике ВИЧ-инфекции. Они финансировались Глобальным фондом по борьбе с малярией и туберкулезом, куда и Россия вносит свой вклад за счет федерального бюджета, и их обвинили в том, что они занимаются политической деятельностью. Мы – Клуб юристов НКО – отбивали штрафы, которые на них накладывали, но, к сожалению, они поняли, что все равно не могут работать с ярлыком "иностранного агента", и решили закрыться.

В качестве политической деятельности им вменили, в частности, распространение презервативов: нашлись эксперты, написавшие в своем заключении, что это пропаганда западных ценностей, что это не соответствует нашим традиционным российским ценностям. Поэтому распространение презервативов было признано политической деятельностью в интересах западных доноров. В итоге, хотя в регионах и появились другие организации со сходными целями, все равно объемы программ по профилактики ВИЧ-инфекции сильно сократились. В условиях, когда количество ВИЧ-инфицированных в стране растет, это, конечно, ударяет непосредственно по нашим гражданам.

– А какие традиционные ценности противопоставлялись презервативам?

– В Мосгордуме прозвучало предложение со стороны одной религиозной организации бороться с распространением ВИЧ с помощью молитвы. Мне кажется, торжество таких реакционных взглядов просто отбрасывает нас на 100 лет назад, свидетельствует о том консервативном повороте в политике наших властей, который начался в 2012 году, когда и был принят закон о "иностранных агентах". С тех пор на первое место ставится распространение консервативных ценностей, а все остальные ценности и всякая деятельность в области общественных интересов почему-то признается антигосударственной, всякая гражданская инициатива подавляется.

Есть и другие примеры. Самый восточный "иностранный агент" – это "Экологическая вахта Сахалина", их включили в реестр в 2015 году, тогда же они получили грант от фонда Ди Каприо, это американские средства – 150 000 долларов. К сожалению, они были вынуждены отказаться от этих денег, чтобы поскорее выйти из реестра "иностранных агентов". Но это им не помогло, а потеря денег не позволила реализовать их многочисленные программы по сохранению уникальной природы Сахалина. Им пришлось сократить свои инспекторские проверки, а ведь проблема Сахалина – это браконьерство, там множество нерестовых рек, и люди пытаются ловить там рыбу в промышленных объемах. Да, организации удалось перестроиться, она сейчас получает небольшое финансирование от западных нефтяных компаний, которые чувствуют свою социальную ответственность, но это уже не та работа, что была до включения в реестр "иностранных агентов".

Еще один пример – молодежная экологическая организация "Этас", которую включили в список "иностранных агентов" в прошлом году. Их тут же исключили из всех общественных советов при органах власти, запретили читать в школах лекции по экологическому просвещению, власти устроили им полную изоляцию, и они сейчас – на последнем этапе ликвидации своей организации. И такой выход оказывается очень частым для многих организаций, которые не знали, что делать с ярлыком "иностранных агентов", и предпочли закрыться, чтобы не претерпевать негативных последствий этого закона. Ведь, кроме клейма "иностранных агентов" и отрицательного отношения в обществе, на них накладывается ряд дополнительных обязанностей – например, аудит, даже если организация вообще не получает никаких денег. А он стоит от 40 до 150 тысяч в год. Кроме того, раз в год Минюст может проводить у них плановые проверки, а внеплановые – сколько угодно, по заявлению любого гражданина.

Таким образом, все время и силы уходят на защиту от государства, а вся работа оказывается парализованной. И за любой пост в соцсетях без указания на то, что они – "иностранные агенты", их могут оштрафовать на значительную сумму, от 300 до 500 тысяч рублей. Такая история была с организаций "Экологическая вахта по Северному Кавказу", это самый южный "иностранный агент" из города Майкопа в Адыгее. Против ее руководителя возбудили семь дел об административных правонарушениях, общая сумма штрафа могла быть 2 миллиона 700 тысяч рублей, хотя денег у организации нет, она работает практически на волонтерских началах. Шесть дел нам удалось закрыть, но целый год организация только и делала, что отбивалась в судах – вместо того, чтобы проводить экологические инспекции по Северному Кавказу и заниматься созданием особо охраняемых природных территорий.

– Проблема с тем, что называть политической деятельностью, так и не решилась?

– Да, это остается большой проблемой. Закон об "иностранных агентах" – уникальный закон для всего мира, что бы ни говорили российские власти, такого больше нет нигде. В этом законе – два ключевых признака: для попадания в реестр "иностранных агентов" организация должна получать иностранное финансирование и заниматься политической деятельностью. Связи между этими двумя пунктами не требуется, а под политической деятельностью, как показывает практика, может пониматься все. Даже простая информация на сайте признавалась политической деятельностью. С иностранным финансированием тоже большая проблема: российский закон считает, что если вы получили средства от российской организации, а та имеет средства иностранного происхождения, то вы получили средства из иностранных источников.

Так было с самым западным "иностранным агентом", калининградской организацией "Мир женщины": она получала деньги от двух российских организаций, а те – из иностранных источников, и "Мир женщины" включили в реестр "иностранных агентов". Руководителя исключили из совета при губернаторе, даже создали специальное уникальное положение о том, что представители организаций – "иностранных агентов" не могут входить в совет при губернаторе Калининградской области. Это же явная дискриминация. А вообще, те организации, которые сразу стали включать в реестр "иностранных агентов", – это лидеры гражданского общества, как правило, они были созданы в конце 80-х – начале 90-х годов и наработали уникальные технологии, в частности, решения социальных проблем.

После включения в реестр "иностранных агентов" часть организаций закрылась, часть отказалась от реализации тех или иных программ – и в итоге российские граждане недополучили их помощь, в ряде случаев весьма существенную, и общество не получило того развития, на которое могло рассчитывать без этого закона. Цель Клуба юристов НКО – чтобы этот закон был отменен, хотя и в этом случае вред, нанесенный обществу, уже не исправить: многие НКО погибли, многие под давлением сократили свою деятельность, гражданское поле зачищено, и вернуть его в прежнее состояние невозможно, – рассказывает Максим Оленичев.

Одна из десяти историй об НКО – "иностранных агентах" посвящена Автономной некоммерческой организации "Центр независимых социологических исследований", которая попала в реестр "иностранных агентов" одной из первых. Ее исполнительный директор Оксана Карпенко согласна, что урон, понесенный обществом от принятия закона об "иностранных агентах", очень велик.

– Мы тоже публиковали в своем журнале социальных исследований Laboratorium подборку статьей о стратегии выживания со статусом "иностранного агента". Клуб юристов НКО в своем исследовании подробно разобрал, как именно НКО попадают в реестр "иностранных агентов", что ставится им в вину. В частности, они выделили 70 оснований для признания деятельности организации политической и сделали вывод, что фактически любое публичное действие может быть описано как политическое. Но все же важнейшим фактором для включения в реестр является получение иностранного финансирования. Я согласна с этими выводами – политической деятельностью может быть признано абсолютно все. В нашем случае это были выступления на научных конференциях в контексте совершенно академических дискуссий, издание вполне академических книг. В реестр попали многие экологические организации, исследовательские, в том числе социологические, и многие были вынуждены закрыться. Так, например, закрылся самарский Центр гендерных исследований.

Все это очень печально, но для социологов это открывает дополнительные поля исследований, потому что мы оказываемся внутри неких общественных процессов и можем их изучать. Понятно, что одним из негативных последствий попадания в список является административная нагрузка: теперь мы ежеквартально сдаем финансовые отчеты, содержательный отчет – раз в полгода, по определенной форме. Она дурацкая, со временем ее научаешься заполнять, это становится рутиной, но все равно это нагрузка, этим надо заниматься. Ежегодный аудит выключает у меня главного бухгалтера из нормальной работы на полтора месяца, и стоит это дорого. Обычные НКО делать этого не обязаны, а мы должны. А когда начинаются проверки – идут затраты на копирование документов, которые у нас запрашивают. Хорошо еще наш партнер, Клуб юристов НКО бесплатно помогает нам в судах.

Нельзя сбрасывать со счетов и психологическую нагрузку, например, ожидание проверок – это тяжелое испытание. Мы сами вынуждены бюрократизироваться, готовить заранее к проверкам множество документов, хотя наш собственный принцип – минимум бюрократии, решение вопросов ситуативное и гибкое. Вместо этого нам приходится обрастать лишними документами – на всякий случай, чтобы эта бумажка была. Это очень нерациональный расход ресурсов и сил сотрудников.

– По вашим наблюдениям, в таком положении оказываются и другие организации, попавшие в реестр?

– Да, просто все реагируют по-разному. Например, "Мемориал", который занимается реабилитацией репрессированных во время сталинского террора "врагов народа", просто не может согласиться с тем, что он должен теперь самого себя назвать по сути тем же самым "врагом народа". Для них это очень важный символический момент. Мы относимся к этому несколько по-другому: хотя мы считаем, что закон репрессивный, и его надо отменять, но, с другой стороны, мы видим, как к нам относится молодежь – для нее это своеобразный знак качества. Если ты не в реестре, если ты не "иностранный агент" – значит, что-то не так, наверное, ты что-то в жизни делаешь неправильно. Это такой клуб достойных людей, само нахождение в нем определенной частью населения с активной гражданской позицией воспринимается как позитивный маркер.

– Что же потеряло наше общество из-за принятия закона об "иностранных агентах"?

– Это, прежде всего, атака на независимую мысль, на независимое действие. Людей запугивают, они начинают сомневаться, делать что-то или нет, стоит ли ввязываться. НКО начинают вводить самоцензуру – никому не хочется попасть в реестр. Для других НКО, на которых вроде закон прямо не нацелен, тоже начинают что-то изменять в своей деятельности, чтобы не попасть под прицел. Мы занимались в основном экологическими организациями, и вывод, к которому пришли наши исследователи, таков: этот закон не только усложняет жизнь НКО, он снижает качество государственного управления, потому что открывает возможность для неформальных интерпретаций, расширительных трактовок, сведения счетов. Ведь под политической деятельностью можно понимать все, что угодно, можно сделать кого угодно "врагом народа", и этим пользуются, например, бизнес-структуры, чьи интересы задевает критика экологов. И все эти неформальные практики снижают качество государственного управления. Так что этот закон действует разрушительно не только на общество и на НКО, но и на сознание чиновников, которые перестают пользоваться четкими формальными инструментами, а включают разные интерпретации для исполнения политического заказа.

По мнению Оксаны Карпенко, НКО, в кооперации с государством решавшие разные социальные проблемы, теперь от этого фактически отстранены, а они были очень важными посредниками, налаживавшими диалог между местным бизнесом, чиновниками и местными сообществами. Теперь таких площадок в стране почти не остается.