ДЕМОКРАТИЯ, А НЕ "ОСОБЫЙ ПУТЬ"
Леонид Велехов: Здравствуйте, в эфире Свобода – радио, которое не только слышно, но и видно. В студии Леонид Велехов, и это новый выпуск программы "Культ личности", которую, помимо нашего интернет-канала вы можете смотреть на телеканале "Настоящее время". Эта программа не про тиранов, она про настоящие личности, их судьбы, поступки, их взгляды на жизнь.
Вновь мы начинаем нашу передачу на улице. Новая Басманная. Несмотря на название, одна из самых старых и хорошо сохранившихся улиц Москвы. За моей спиной замечательной красоты и гармонии особняк: часть городской усадьбы, построенной в конце позапрошлого века по заказу купца Ивана Карловича Прове. Теперь здесь после много лет длившейся реставрации нашел прибежище знаменитый хор Владимира Минина.
К народному артисту Советского Союза, руководителю всемирно знаменитого Московского академического камерного хора мы сегодня и пришли в гости.
(Видеосюжет о Владимире Минине. Закадровый текст:
В январе будущего, 2019 года Владимиру Николаевичу Минину исполнится 90. Поверить в это не то что трудно, а невозможно, глядя на этого энергичного, подвижного, с молодыми реакциями, человека.
Всю жизнь он последовательно, упрямо, преодолевая множество препятствий, шел к воплощению своей мечты – возрождению русской хоровой культуры, связанной прежде всего с церковью и с духовными произведениями русских композиторов – Бортнянского, Танеева, Рахманинова. Все это было в советское время под запретом, и Минин, наряду и одновременно со своим однокашником Александром Юрловым, был первым, кто сумел эти запреты преодолеть. В частности рахманиновские "Всенощное бдение" и "Литургия Иоанна Златоуста" впервые после многолетнего прозвучали со сцены в исполнении мининского Камерного хора.
Между нашей первой встречей с Владимиром Николаевичем и второй мининский хор дал в своем небольшом зале на Новой Басманной концерт, посвященный Рахманинову и составленный исключительно из его произведений. Мининские артисты выступали не только в своем основном амплуа: они пели арии из рахманиновских опер, романсы, вокализы, народные песни в рахманиновской обработке. Сказать, что это было замечательно, значит ничего не сказать. Рахманинов с его измученной ностальгией по России душой, простите за высокопарность, действительно как будто незримо присутствовал в зале этого старинного особняка.
С Рахманинова и впечатлений от концерта, ему посвященного, и начался наш второй разговор с руководителем Московского государственного академического камерного хора Владимиром Николаевичем Мининым…)
ДЕМОКРАТИЯ, А НЕ "ОСОБЫЙ ПУТЬ"
Леонид Велехов: Владимир Николаевич, мы вновь встречаемся, и на этот раз особый у нас был промежуток между нашим первым и нынешним разговором – это совершенно, на мой взгляд, замечательный концерт рахманиновский в вашем зале.
Владимир Минин: В нашем доме. (Смех.)
Леонид Велехов: В вашем доме! О доме я еще обязательно спрошу, но это я под завязку хочу оставить. С рахманиновской темы я хочу начать.
Что такое Рахманинов для вас? Он вам чем-то особенно близок? И если да, то чем?
Владимир Минин: Если говорить о близости Рахманинова, то это, пожалуй, необыкновенное ощущение русскости в его мелодизме. Что бы вы ни взяли, вы всегда чувствуете за этой мелодией поля, просторы, масштаб. Вот это глубоко национальное, не европеизированное. И, конечно, этому человеку нет равных потому, что равновелик как композитор, как дирижер и как пианист. Эти три его ипостаси настолько спаяны!..
Леонид Велехов: Второго случая, по-моему, просто нет в истории.
Владимир Минин: По крайней мере, на русской почве точно нет! Рубинштейн – и пианист, и композитор, но пианист остается в веках, а композитор – нет.
Звучит музыка Рахманинова.
Леонид Велехов: И такая русскость, о которой вы говорите, и такая трагедия всей жизни, что он оказался от России оторванным.
Владимир Минин: Да, к сожалению, случилось так. Он не вовремя родился. Лучше бы раньше родиться, вот тогда было бы все нормально, и прожить жизнь до 1917 года.
Леонид Велехов: То, что у Горького называется "не на своей улице родился". Не в географическом смысле, а в историческом.
Владимир Минин: Да, да, да.
Леонид Велехов: А вы можете себя представить в коллизии Рахманинова? Что вы оказались бы вне России? Были ли когда-нибудь у вас такие мысли? Потому что ведь всякие бывали в жизни периоды, и очень трудные. Вы сами говорили, что будь здоров как жизнь пробовала на зуб.
Владимир Минин: Вся моя профессия связана с языком. Поэтому мне думать о бытии вне России не приходится.
Леонид Велехов: Я понимаю.
Владимир Минин: И надо сказать, что долго вне России… Ну, что значит – долго? Месяц, два месяца, два с половиной. Вот самое длительное мое пребывание за рубежом – два с половиной месяца. Но я вам должен сказать, что места не находишь себе, потому что когда я не говорю на своем родном языке долго, то ощущаю некое такое некомфортное состояние.
Леонид Велехов: Чем она вас питает, Россия, в первую очередь: своей ли природой, своей ли убогой жизнью в материальном смысле слова, своими ли постоянными политическими, общественными дрязгами? Чего говорить – в этом смысле адреналина в России столько будет, как ни в какой другой европейской заводи благополучной...
Владимир Минин: Вы все перечислили, поэтому мне ничего не осталось. Но главное, должен сказать, это то, что где родился, там и пригодился. Потому что и замечательно все там, но не свое, но не родное: и лес не тот, и квашеная капуста не та, и соленые огурцы не те и так далее. Всегда думаешь: ну, что бы нам не перенять у немцев любовь к чистоте, к порядку? Но тогда бы не было России. (Смех.) Была бы еще одна Германия.
Леонид Велехов: Хотя, вместе с тем, не мне вам рассказывать, но Россия до исторического катаклизма тоже была другой. И сами вы в прошлый раз вспоминали, как шли люди с покоса, как они пели…
Владимир Минин: Это не наша вина, а наша беда, когда выкошен был лучший генофонд. Первая мировая война. Кто шел в первых рядах? Да всегда шли лучшие люди, не подонки же шли. Революция. После революции что происходило, всем известно. Гражданская война, Вторая мировая война, 1937 год, 1947 год, 1948 год – это же ушли лучшие люди. Приезжаешь в какой-нибудь Ижевск, заходишь в музей. Там портреты людей, которые способствовали просвещению, совершенствованию уклада жизни, становлению медицины в городе. Это лица, конечно, замечательные. Но рядом лица крестьян. И это тоже замечательные лица, совсем другие, чем теперь!
Леонид Велехов: Абсолютно! Я про это и говорю. Я и говорю не про аристократические лица. Понятно, что аристократия была уничтожена, и неоткуда ей больше взяться. Но крестьяне, рабочие – это другие лица и другие глаза.
Владимир Минин: Я понимаю, что жизнь не стоит на месте, но то, что мы потеряли, сказывается сегодня во многих областях. Я вам приведу пример. Не далее как сегодня я выхожу из дома, мне навстречу идет ответственный за наш двор. Я его благодарю: "Вы знаете, Анатолий Сергеевич, так все расцвело. У нас так замечательно!" – "Так вы не волнуйтесь, будет реконструкция". Я говорю: "А что, это обязательно?" – "А так сказал начальник". Я говорю: "Что, деньги девать некуда?" – "Ну, возможно. Вот в правилах этой реконструкции написано, что должны быть установлены осветительные столбы высотой не менее четырех метров". Я говорю: "У нас полтора метра – это так уютно, для глаза приятно". – "Ну, так написано в постановлении". Вот вам и все. Очень многое направлено против человека.
Леонид Велехов: И это при том, что все как бы было приватизировано и так далее. Но мы не чувствуем себя хозяевами, нам не дают себя почувствовать хозяевами этой земли, даже клочка земли вокруг нашего дома. Почему все решается за нас и помимо нас?
Владимир Минин: Тут можно говорить сколько угодно, но ничего не изменится до тех пор, пока не будет сменена сама система экономическая, хозяйственная. А до тех пор так все и будет: будет просящий и соизволяющий.
Леонид Велехов: Да, абсолютно. И человек не будет в центре всего процесса, какие бы красивые слова не говорились, а это все-таки главное. Это, как мне кажется, главная беда России: то, что человек здесь букашка.
Владимир Минин: Конечно. Но надо начать тогда с Хартии вольностей. И хотя, как сказал Черчилль, демократия не самая лучшая форма правления, но, безусловно, конечно, демократия в полном ее объеме должна быть во всякой цивилизованной стране.
Леонид Велехов: Ну, конечно. Именно демократия, а не какая-то там суверенная, не какой-то там особый путь, о котором нам любят голову морочить.
Владимир Минин: У всех путь один.
Леонид Велехов: Да, и, с другой стороны, у всех он особый: все страны, все народы не похожи один на другой, у каждого своя история.
Владимир Минин: Национальная особенность – это национальная особенность, но есть какие-то фундаментальные вещи. И эти фундаментальные вещи у всех одинаковые должны быть.
Леонид Велехов: Вернемся к вашему хору. Хор – это же даже не ячейка общества, это общество в миниатюре, со всеми присущими обществу противоречиями и поисками гармонии и решений. В этом концерте ваши артисты, певцы, выступают и в качестве солистов, причем не только солистов хора, замечательно звучат арии рахманиновские, рахманиновский вокализ, народные песни, Рахманиновым обработанные. Что такое для вас артист хора? Это потенциальный певец-солист или, может быть, это в силу тех или иных обстоятельств несостоявшийся певец-солист, которому вы ищете гармонию творческого существования? Или правильнее сравнить его с музыкантом в оркестре? Или вообще не надо ни с кем сравнивать? Где тут своя собственная творческая специфика и особенность человека, поющего в хоре? Это ведь, наверное, очень важно? И наверное, в зависимости от ответа на этот вопрос, и хор получается либо таким, либо сяким?
Владимир Минин: Он получается либо таким, либо сяким от двух вещей: от того, что исповедует руководитель хора, и от контингента хора. Что я имею в виду? Приезжал недавно сюда на гастроли в Москву Литовский государственный хор. Он состоит из выпускников дирижерско-хорового факультета. Это означает, что в нем все хормейстеры поют. У них нет выдающихся голосов. Но они поют с редчайшим пониманием содержания и смысла той музыки, которую они исполняют. Культура звука, культура музицирования, культура ансамблирования – это все у них в совершенстве. Кроме одного – голосов. В России такого хора нет ни одного. Наш хор состоит из профессионалов-певцов, которые готовились на скамье вуза или училища к сольной работе, но волею судеб оказались в данном коллективе. Хорошо это или плохо? С одной стороны, это очень хорошо, потому что у них есть голоса. С другой стороны, им приходится многому учиться для того, чтобы уметь ансамблировать.
Леонид Велехов: Из ваших слов следует, что много какого-то неудовлетворенного самолюбия, тем более что все-таки артист хора все равно не получает такого признания, такого количества званий, наград, как певцы-солисты, другие артисты. Это, наверное, очень сложный в этом смысле коллектив, которым надо дирижировать во всех смыслах слова, и это очень непросто?
Владимир Минин: Я начну издалека. На скрипке человек играет и поступает в Консерваторию. На втором курсе он прекрасно понимает, что из него Ойстраха не получится. И он начинает себя готовить к игре в оркестре. У вокалиста этот процесс самообольщения заканчивается тогда, когда он, окончив пятый курс, не может поступить в качестве солиста в театр. Он приходит в наш коллектив. И, конечно, я, понимая это, даю возможность ему выступать в качестве солиста.
Леонид Велехов: Я про это и говорю.
Владимир Минин: Поэтому, конечно, приходится мне, если хотите, в какой-то мере удовлетворять эту его потребность в сольном пении. И я поощряю это в коллективе. Более того, после концерта я скажу: "Всем мужчинам к 30-му числу принести мне романс Рахманинова, который вы будете исполнять в следующем концерте". Это уже второй вопрос – выпущу я его или не выпущу, но дать возможность я должен обязательно.
Леонид Велехов: Все-таки ваша роль – это еще и роль такого отца родного.
Владимир Минин: Ну, конечно, роль отца родного, который должен поощрять и стимулировать.
Леонид Велехов: И тут я вспоминаю, как Юрий Петрович Любимов говорил, что он – пианист, а его артисты это клавиши, на которых он играет. И ничего в этом нет зазорного, потому что сам он вполне может себя сопоставить с Рихтером, а уж дальше все зависит от того, на какого класса инструменте он играет: на "Стенвее" или на пианино "Заря". Вам близко это сравнение или нет?
Владимир Минин: Мне скорее понятно, но не близко. Потому что я как раз противник того, чтобы артисты хора были клавишами. Вы сами сказали после концерта, какие у них были одухотворенные лица.
Леонид Велехов: Да, там не было никого из массовки!
Владимир Минин: Совершенно верно. Поэтому я и стремлюсь к тому, чтобы каждый артист получал свою меру удовлетворения от содеянного в концерте вместе со всеми.
Леонид Велехов: Раз уж мы упомянули Любимова, все мы помним, как на самом деле при таком великом его пути, при таком долгом пути жизнь в каком-то смысле закончилась трагически. Потому что она закончилась разрывом с его родным детищем. Я знаю, что у вас тоже бывали разные времена в коллективе, и сложные, но вы из них вышли победителем и с честью. Вы более жесткий, более деспотичный руководитель, чем Любимов или, наоборот, более пластичный, более хитрый, более умный?
Владимир Минин: Пожалуй, я бы сказал так. Что, на мой взгляд, является первопричиной сложности? Я на примере Любимова думаю, что произошло следующее: Любимов кого-то пестует, кого-то воспитывает. И вот этому кому-то вдруг кажется, что он может обойтись без Любимова, потому что он уже теперь сам с усам. Отсюда возникает коллизия. Такая же коллизия возникла у меня в коллективе, помноженная еще на то, что актер – человек, как мне кажется, более умный, потому что он сталкивается с определенными характерами в исполнительстве в течение своей профессиональной жизни. Что касается вокалиста, он немножечко более податлив на какие-то вещи, на которые его можно подбить.
Леонид Велехов: Наверное, больше ребенок, более наивен. Нет?
Владимир Минин: Более наивен, наверное. Я вам скажу такую вещь. У нас в коллективе, давно еще, работал замечательный тенор с довольно редким голосом – типа тенор-альтино, такой, я бы сказал, русский тенор высокого диапазона. Пел замечательно в "Перезвонах" Гаврилина. Имел успех. Я ему подбирал, естественно, репертуар, который показывал его в лучшем свете. Наконец, ему показалось, что он способен обойтись без меня. Пожалуйста, иди! Он подал заявление об уходе и ушел. Знаете, чем он кончил? Он работал вахтером. Это я не в осуждение этого человека, а в качестве примера того, как легко можно подбить артиста на неверный шаг. Вот такой же шаг был в моем коллективе. Но к моему счастью, другое было время, и другой был руководитель Московского департамента культуры. Был уже пример Любимова. И департамент культуры понимал, чем может кончиться увольнение руководителя. К чести руководителя, он мне сказал: "Идите и наводите порядок".
Леонид Велехов: Это единственно правильное решение.
Владимир Минин: Вот я пришел и стал наводить порядок. И кончилось тем, что вы видели в концерте.
Леонид Велехов: Потому что это ваш дом, вы глава семьи, только из этого и можно исходить.
Владимир Минин: Это верно. Но я вам скажу, что те люди, которые затевали здесь бучу, уже поделили и место директора, и место художественного руководителя, и место хормейстера. Они уже все поделили!
Леонид Велехов: Ну, дурачье!
Владимир Минин: Совершенно верно, но это не я сказал.
Леонид Велехов: Это я сказал! (Смех.) Получился бы крыловский квартет и больше ничего.
Владимир Минин: Совершенно верно.
Леонид Велехов: Вчитываясь в вашу биографию, я вижу, что вы, с одной стороны, человек конфликтный. Было много мест, откуда вы уходили, стукнув кулаком по столу или не сработавшись в силу тех или иных обстоятельств. С другой стороны, вы, как показывает пример этого хора, прирожденный руководитель. Недаром ведь Фурцева вас хотела назначить директором Большого театра. Это правда?
Владимир Минин: Был такой момент, да.
Леонид Велехов: Не жалеете, что отказались?
Владимир Минин: Ой, господь с вами! (Смех.) Что же мне браться за то, в чем я не понимаю ничего? Это не мое. Вот мое – этот коллектив.
Леонид Велехов: Екатерина Алексеевна была яркий персонаж, необычный.
Владимир Минин: Ну, конечно! Я счастлив, что так легко отделался. Это был бы неверный с моей стороны шаг, абсолютно!
Леонид Велехов: Вы экспериментатор, ваш хор участвует в оперных постановках, в постановках мюзиклов. Я знаю, что в "Вестсайдской истории" ваш хор участвовал. Пели со Стингом. Это что? Это вы ищете какие-то новые пути, какие-то не открытые ниши? Или просто не хватает материала для работы, не хватает сочинений для хорового исполнения?
Владимир Минин: В русской музыке для хора написано очень мало интересного, настоящей музыки. Потому что русская хоровая музыка, условно говоря, началась с 90-х годов 19-го века. Потом грянул 1917 год, революция. Хор стал инструментом большевистской партии и пел "Смело, товарищи, в ногу". Потом начали появляться довольно ремесленные поделки, потому что хор был зажат в определенные тиски, а не потому, что были плохие авторы. Зажат идеологией. А потом появляются Щедрин, Свиридов, Гаврилин, Рубин: вот такая плеяда, которая пишет для хора, и хор становится более полноправным членом музыкантского сообщества. Все равно, не так много. Это первое. И второе – нельзя все время одну и ту же стилистику употреблять. Превращается в штамп твоя работа. Поэтому ты невольно ищешь какие-то другие сферы для того, чтобы не заштамповаться.
Леонид Велехов: А как со Стингом получилось? Расскажите, это ведь очень интересно.
Владимир Минин: Это был его приезд. К его приезду я отобрал песню Fragile. Мне очень понравилась эта песня.
Леонид Велехов: Изумительно ее хор поет. Я видел в любительской записи, но поет чудесно.
Владимир Минин: Да! Такая хрупкость в этой песне! Эта музыка, на мой взгляд, заслуживает того, чтобы ее не только один голос спел, но еще что-то такое обволакивало его, такое же хрупкое вещество.
Леонид Велехов: Еще, конечно, не могу не вспомнить другой ваш эксперимент: я имею в виду спектакль с Валентином Гафтом, который вы играли. Как он назывался? "Скажи, он – дьявол или бог?"
Владимир Минин: Да, да, да.
Леонид Велехов: По-моему, это была очень интересная проба.
Владимир Минин: Это была интересная работа. Потому что, во-первых, это поэма Валентина Иосифовича сама по себе интересна, но и потом мне было интересно подобрать музыкальные иллюстрации к этому тексту, от "Песни о Сталине" до сочинений Канчели, Шостаковича, Прокофьева… Много там было всего.
Леонид Велехов: По-моему, увлеченность и Гафта, не говоря уже о хоре, была очень большая.
Владимир Минин: Да, ему очень нравилось.
Леонид Велехов: Как он этим горел просто! Поясним для наших зрителей, что речь в спектакле идет о Сталине. "Скажи, он – дьявол или бог?" – этот вопрос поставлен как раз в отношении Сталина. И вы ведь уже один из немногих, кто Сталина видел воочию.
Владимир Минин: Да, это верно.
Леонид Велехов: В очень хорошем фильме, который снял Первый канал, "Минин и Гафт", Валентин Иосифович говорит, что какая-то притягательная сила была в этом дьяволе, говорит он Сталине, хотя он, по-моему, Сталина так близко, как вы, не видел. А вот ваши собственные впечатления и воспоминания?
Владимир Минин: Есть конкретные воспоминания, и есть размышления.
Леонид Велехов: Да, конечно.
Владимир Минин: Первое воспоминание – это была Декада ленинградского искусства в Москве. Это был 1940 год. Мы были участниками концерта в Большом театре. И Сталин сидел в ложе со сцены справа от нас. Тогда я впервые увидел Сталина, но рассмотреть его не мог, потому что полутемная была ложа, света там не было. Это было такое детское впечатление. Потом хор Свешникова был приглашен на концерт в Кремль в 1949 году в честь 70-летия Сталина. Был у нас концерт в Колонном зале. После концерта фельдъегерь прибыл и вручил Свешникову конверт с пятью сургучными печатями. "Вскрыть немедленно", – было сказано. Свешников вскрыл: там было приглашение ему персональное и всему хору для участия в концерте. Открывать концерт надо было в 12 часов ночи. А наш концерт закончился где-то в девять вечера. Ну, вот мы проехали через Боровицкие ворота в Кремль. Пели несколько произведений – это была русская народная песня "Ах, ты, степь широкая" и "Однозвучно гремит колокольчик". Я стоял в партии вторых теноров. Сцена была в Георгиевском зале. Были накрыты столы. Сцена была сделана поперек зала. Сталин сидел в центре стола. Справа от него сидели приглашенные гости: Мао Цзэдун, Долорес Ибаррури, Морис Торез, Тольятти... Я уже всех не помню. А слева – члены Политбюро. Вот такой довольно длинный был стол. Сталин сидел к нам вполоборота, и я довольно с близкого расстояния его видел, мог рассмотреть.
Что же касается размышлений, я бы сказал только одно. Не все способы хороши для достижения цели. И цена, которую заплатил наш народ за те достижения, которые были, несоизмерима с этими достижениями.
Леонид Велехов: Я и хотел вас об этом спросить. Как вы можете объяснить нынешнюю ностальгию по Сталину, возродившуюся неизвестно из какого пепла любовь и поклонение ему? Это что, народ не может без такого деспота, русский народ?
Владимир Минин: Я думаю, что, во-первых, это испытывают те, кто не пережил это время. Начнем с этого. Уже сменилось три поколения. Это первое. Второе. Повторяют мантру, которая повторялась уже много раз, – лишь бы не было войны. Мы все стерпим, лишь бы не было войны. Это эмоция, не подкрепленная ни анализом, ни знанием. И, наконец, я думаю, есть третья категория людей, которым так не нравится, что происходит сегодня, что они считают:лучше вернуться к тому, что было. Что тут говорить, мы и так возвращаемся! (Смех.) Возвращение это происходит от того, что у нас нет головы, которая могла бы знать, как и куда двигаться дальше с учетом всех наших национальных особенностей.
Леонид Велехов: Я ошибаюсь или это так, что официальная запись гимна Российской Федерации в исполнении вашего хора?
Владимир Минин: Я не знаю, какую запись сейчас дают. Я обычно в 6 часов утра еще почиваю, но мы принимали участие в эталонной записи гимна.
Леонид Велехов: Положа руку на сердце, вам нравится этот гимн?
Владимир Минин: Так как я уже на этой музыке слышу третьи слова, то мне нравиться это не может, потому что я никак не могу их выучить.
Леонид Велехов: Глинковский больше вам был по душе или тоже не совсем?
Владимир Минин: Вы знаете, однажды я был в Америке, это место называется Чатакоа, недалеко от Ниагары. И там есть разные церквушки, в том числе и православная. Вот иду я утром и слышу: "Боже, царя храни!.." И знаете, на душе моей стало как-то очень уютно! (Смех.)
Леонид Велехов: Замечательное воспоминание. А теперь вот о чем. Вы ведь работали в Молдавии, в изумительно музыкальной стране. Ваш хор поет изумительные украинские народные песни: украинский народ – певун. Как вы относитесь к происшедшему, а в последние годы просто резко усугубившемуся распаду связей, отношений? Будет ли это когда-нибудь преодолено? Есть ли в культурной основе, связывающей наши народы, все-таки какое-то цементирующее начало или это все вторично?
Владимир Минин: Вы знаете, поссориться легко, помириться очень трудно. Что же касается нашей общности... В сущности народы-то мы разные. Как бы ни говорили, что мы один народ – нет, мы не один народ! Похожие языки, но психология и менталитет у нас разный. Жаль, что мы находимся в ссоре. Я не берусь сейчас судить, кто виноват, почему и как, но жить с соседями в ссоре очень неуютно.
Леонид Велехов: Вы всего добились, чего хотели, в творчестве?
Владимир Минин: Были какие-то вещи, которые я не сделал, и не сделал не в силу лености или не в силу неспособности, а в силу невозможности. Но считаю ли я себя счастливым человеком? Да, считаю! Потому что мне удалось создать собственный коллектив с собственным художественным почерком.
Леонид Велехов: Это бесспорно совершенно. Но! Опять мы тут вспомним и Любимова, и не только его, а и других людей, создавших свои коллективы со своим почерком. Я здесь вспомню и Сергея Владимировича Образцова, и Валентина Николаевича Плучека, многолетнего режиссера и создателя фактически Театра Сатиры, и еще можно назвать имена…Вот когда перед ними вставала проблема преемника, при всей своей творческой гениальности, мудрости человеческой и творческой, они ее решить не смогли. Они боялись, что, как только они кого-то объявят своим преемником, все переориентируется на него, и этот человек начнет потихоньку их выдавливать и выталкивать. Они ушли, и театра, увы, не осталось – ни великого Театра Образцова, который просто создал театр кукол как художественный феномен и жанр, ни Театра Сатиры, не говоря уже о Таганке, это совсем печальная судьба. Как вы для себя решаете эту проблему? Она для вас болезненная?
Владимир Минин: Проблема для меня это очень болезненная, потому что все мои попытки пока что не приводили к желаемому результату. Что же касается самой постановки вопроса... Для меня, пожалуй, я бы сказал, это проблема нерешаемая. Почему? Потому что Таганка все равно будет только в первом издании. Второго издания Таганки не будет. В музыке проще. Был оркестр Мравинского – стал оркестр Темирканова. Для малосведущего человека разницы нет никакой. Думаю, что так же и в хоре: после того, как я отойду от дел, вряд ли малосведущий человек что-либо заметит. А может быть, заметит, может быть, я ошибаюсь. Но, я еще раз повторяю, второго издания индивидуальности не существует в природе!
Леонид Велехов: Я с вами согласен! Это действительно не клонируешь. Теперь вот о ч м. Говорят, что такое долголетие это результат прежде всего жизни положительными эмоциями, положительными переживаниями. Я знаю, что в вашей жизни полно было всяких конфликтов. Мы упоминали, что вы человек, в силу своей принципиальности, достаточно конфликтный и все прочее. В чем тогда ваш секрет вашего творческого долголетия поразительного? Хотя, на самом деле, ничего поразительного. Гляжу на вас – все кажется естественным и закономерным.
Владимир Минин: (Смех.) Спасибо папе и маме! Гены!
Леонид Велехов: Только гены, да?
Владимир Минин: Думаю, что – да!
Леонид Велехов: Никаких особенных секретов нет?
Владимир Минин: Никаких!
Леонид Велехов: Вы по-прежнему за рулем?
Владимир Минин: Нет, это я уже не могу. Зрение уже не позволяет.
Леонид Велехов: Мы передачу начали во дворе этого вашего замечательного особняка и с рассказа об этом доме не только с большой, но и чрезвычайно символической судьбой. Он был создан, как райское гнездышко, для успешной семьи. В советское время он превратился в кожно-венерологический диспансер. А теперь вы стали его хозяевами, ваш хор. И это, конечно, совершенно новая его сущность. А вас эти стены, помимо того, что вам в них комфортно, тут удобно работать, все чисто, красиво, еще как-то питают этой своей какой-то исторической памятью? Что-то еще они дают такого дополнительного? Или это уже я фантазирую?
Владимир Минин: Когда вам подают обед в чулане или в ресторане, вы ощущаете разницу?! (Смех.)
Леонид Велехов: Браво! (Смех.) Владимир Николаевич, вы грандиозный совершенно собеседник! Я чрезвычайно вам благодарен. Я просто получил колоссальное наслаждение!
Героем этого выпуска нашей программы был народный артист Советского Союза Владимир Минин. Первую половину своей долгой жизни он шел к осуществлению своей мечты, а вторую половину – эту мечту осуществляет. Эта мечта – хор, возродивший традиции русского хорового пения, исполнение русской и зарубежной духовной музыки, ныне всемирно знаменитый Государственный академический камерный хор под руководством Владимира Минина. Через толщу запретов пробивался и пробился, как вон те березки...