Балет "Нуреев" постановки Кирилла Серебренникова с трудом пробивает себе дорогу к зрителю. МХТ может остаться без спектаклей Константина Богомолова. Чем лучше – тем хуже – принцип современного театрального мира? Обсуждают театровед Григорий Заславский, театральный критик Алла Шендерова и музыкальный критик Артур Гаспарян.
Елена Рыковцева: К сожалению, приходится принести соболезнования всем, кто болел за немецкую сборную, только что она вылетела из чемпионата мира. Чемпион мира вылетел с чемпионата мира, не дойдя до следующих кругов. Мы начинаем программу, никак не связанную с футболом, а связана она с театром.
ПОЛНАЯ ВИДЕОВЕРСИЯ ЭФИРА
Елена Рыковцева: Вы видите, что речь пойдет о балете "Нуреев". Большой театр показывает его своей аудитории в час по чайной ложке, я бы так это обозначила. Представляю гостей нашей программы: с нами Артур Гаспарян, музыкальный критик газеты "Московский комсомолец", очевидец этого спектакля, Григорий Заславский, ректор ГИТИСа и тоже очевидец, Анна Шендерова, театральный критик. У нас, к сожалению, есть еще одна тема, которую надо обсудить, – это некоторые изменения в судьбе хорошего режиссера Константина Богомолова.
Итак, балет вышел еще раз. Два спектакля в декабре, три сейчас. Прошел почти год с того момента, как его запретили, то есть не запретили, а сняли премьеру. Стало ли яснее для вас, почему его в тот момент в июле прошлого года сняли с показа?
Артур Гаспарян: Во-первых, очень смешно, мне так понравилось, как ты нас представляла. Я так представляю, что людей, которые просто видели этот спектакль, их уже выставляют как в зоопарке на всеобщее обозрение: они видели "Нуреева". Я так отбивался от этого эфира, считая, что может быть не имею особого морального права рассуждать о балете, потому что все-таки я веду музыкальную рубрику, посвященную пуху и перьям поп-музыки, Николаю Баскову и Филиппу Киркорову, не к Нурееву будет помянуто, хотя там эстетически очень много общего иногда можно найти. Тем более что Басков загубил свое оперное будущее возможное, потому что у него были некие попытки, он мог развиваться либо в одном направлении, либо в другом. Он решил одним местом сесть на оба стула, и получилось то, что получилось. Что касается "Нуреева", для меня было совершенно понятно все с самого начала. Для меня было понятно, что Кирилл Серебренников был выбран мальчиком для битья. Весь тренд развития нашей страны после 2000 года, несмотря на все заверения ныне действующих политиков о том, что свобода – это лучше, чем несвобода, дрейфует от той свободы, которая у нас была в 90-е годы, к какой-то форме несвободы. Каждый раз с этой свободой как-то разбираются, как-то ее пытаются удушить, отщипнуть кусочек какой-то, еще одну крошечку от этого пирога свободы, которым мы в свое время наслаждались. На каком-то этапе парадигмы современной действительности те или иные люди, которые слишком собой воплощают некоторый дух свободомыслия и становятся по каким-то причинам неугодны режиму, мы все можем быть неугодны режиму, но пока мы можем что-то говорить, а Кирилл Серебренников в какой-то момент перестал быть угодным этому режиму, режим решил с ним расправиться каким-то способом. Этот способ мы сейчас наблюдаем – это долгоиграющая получилась история, растянутая во времени, не удалось прихлопнуть сразу, как назойливую муху навозную. Тут эта история с балетом, с балетом скандальным даже не потому, что что-то там режиссерское, неординарное, революционное и прогрессивное мысль режиссера могла изобразить и чем-то потрясти устои. В конце концов, мы помним открытие Большого театра, предпремьерный спектакль "Руслан и Людмила", где голые дамы носились по сцене. А здесь мало того что один неугодный несвободным трендам человек решил что-то сделать, еще и символ, Нуреев – это символ. Этот прыжок к свободе, ради которого я и пошел смотреть этот спектакль, был очень разочарован тем, что я этого прыжка к свободе там не увидел. В этом прыжке нужно было собрать столько энергии, а получился такой вялый, дохленький.
Елена Рыковцева: Может быть, в июле он прыгал, а в декабре уже нет. А сейчас мы видим еще более сокращенный прыжок.
Артур Гаспарян: Возникла эта паника где-то там. Мы не знаем где, нам же ничего не говорят, мы можем только догадываться, у нас же византийщина, я так думаю, что просто решили: мы сейчас еще и эту премьеру придушим чуть-чуть. Там, видимо, возникло какое-то сопротивление, мы же постоянно слышим про борьбу каких-то кланов, видимо, одна фракция, которой Кирилл Серебренников или судьба Большого театра были ближе, чем другой фракции, произошла мышиная подковерная борьба, Урин сказал свое слово и как-то зубами, так как у нас еще не полностью несвобода победила свободу, а этот процесс вялотекущий, очень протяженный во времени, то как-то выгрызли этот кусочек в том необработанном, угловатом, недоделанном, абсолютно сыром виде, решили, раз это пока возможно, каким-то образом это выкинуть, как в свое время выкидывали дефицитные финские сапоги в ГУМе в советское время.
Елена Рыковцева: Вы выдвинули очень интересный тезис – в сыром, необработанном. Это вы так эту постановку оцениваете?
Артур Гаспарян: К сожалению, я ее так нашел. Я, может быть, ошибаюсь, будучи специалистом по Филиппу Киркорову и Николаю Баскову. Мне показалось, что Кирилл, если бы он в тот момент не был под домашним арестом, имел возможность в нормальном рабочем режиме довести эту работу до ума, мне кажется, что там очень много акцентов было бы по-другому поставлено, какие-то визуальные вещи были бы по-другому решены. Я так думаю даже, вмешалась цензура. Это же настолько яркая история, в этой истории столько, извините меня, с точки зрения духовных скреп пошлого и похабного, в истории жизни Нуреева я имею в виду, его сексуальная ориентация, любовники. Зная Кирилла, он не мог пройти мимо всего этого. А это все какими-то непонятными полунамеками было представлено в спектакле, мне показалось, что сам режиссер как будто бы стеснялся, то есть он касался этой темы и потом как-то отбегал в сторону, где, казалось бы, надо было эффект усилить каким-то визуальным или драматургическим, режиссерским ходом, а этого ничего не было. У меня в какой-то момент сложилось впечатление, что были сделаны некие зарисовки, которые требовали потом дальнейшей проработки режиссерской, но человек не смог этого сделать, потому что ему просто связали руки, заломили за спину и в таком виде сказали: а вот теперь давайте мы сделаем премьеру.
Елена Рыковцева: Давайте для справки скажем, сколько и чего было вокруг этой премьеры. Зрителю приходится выгрызать буквально по кусочку право посмотреть эту постановку. Сначала ее отменяют, нам всем возвращают билеты. Кстати говоря, разница в билетах состоит в том, что на том билете было написано "Балет Кирилла Серебренникова", на этом уже написано "Балет Ильи Демуцкого". Тоже правомерно, потому что он композитор, тот постановщик, но уже сместился акцент – чей. Билеты сдаются и объявляют, что ваши билеты не будут действовать. В сентябре или в октябре вы должны каким-то образом достать билеты на две постановки, которые случатся в декабре. Две постановки, на которые попали единицы. Теперь снова в марте клич. Берите билеты на июнь. Но не в интернете, нужно приехать лично.
Григорий Заславский: Вы говорите про то, что приходится каждый раз чуть ли не выхватывать и так далее. Премьерные серии спектаклей в Большом театре часто очень расходятся на полгода, и здесь ничего необычного нет. Три спектакля в декабре и три спектакля в июне – здесь нет ничего такого, что бы было сверхъестественно. Когда балет сняли год назад, то там было много разных версий. Большой театр, надо отдать ему должное, умеет хранить свои секреты. Они даже когда объявляют планы на сезон, то до самого момента пресс-конференции им удается хранить это все в тайне, хотя мы понимаем, сколько человек в этом задействовано, в другом театре были бы утечки, здесь нет. Одна из довольно правдоподобных версий, что буквально накануне сдачи год назад режиссер заменил состав и выставил второй. То, что было показано руководству Большого театра, действительно не совпадало с теми выложенными потом в интернет фрагментами, которые производили очень сильное впечатление, по которым судить о спектакле невозможно. Когда известный балетный критик пишет рецензию на видео, несколько фрагментов по 5 минут – это, конечно, не очень профессионально. Поскольку мы сегодня говорим не только о Большом театре, но и о Художественном, я считаю, что мы не совсем вправе судить сегодня о балете "Нуреев". Когда Олег Николаевич Ефремов умер, то Олег Павлович Табаков, возглавив Художественный театр, одним из первых спектаклей выпустил "Сирано Де Бержерак", спектакль, который начинал репетировать Ефремов, но в какой-то момент, к сожалению, ушел из жизни. Тогда я позволил себе написать, что если бы Ефремов был жив, то этот спектакль мог быть и таким плохим, но когда Ефремова уже нет в живых, такой плохой спектакль нельзя было выпускать, чтобы не подставлять и не омрачать память добрую об Олеге Николаевиче Ефремове. Я не хочу сказать, что спектакль Серебренникова плох, хотя он мне не понравился, но судить об этой премьере всерьез, мне кажется, мы не имеем права, потому что не было окончательной режиссерской версии. Мы не видим спектакль, который бы режиссер посмотрел и сказал: да, здесь не так станцевали. Понятно, что режиссер всегда недоволен.
Елена Рыковцева: Вы имеете полное право судить то, что вы увидели.
Григорий Заславский: Я повторю, я не балетный критик. Мне некоторые моменты в этом спектакле кажутся странными и неубедительными. Что касается гомосексуальности Нуреева, я не увидел здесь никаких недосказанностей, мне кажется, все вполне определенно. Когда спектакль сняли год назад, то сказали, что премьера переносится на 2018 год, потому что нет никаких возможностей показать его раньше, все в графике Большого театра расписано. Поэтому появление декабрьской серии как раз было неожиданным. Что касается июньской, она сразу была известна в декабре. Вы сказали, что в интернете не продавалось, очень часто Большой театр не все продает через интернет. Очень часто люди хотят купить через интернет, но продается все только вживую. Ажиотаж на "Нуреева" был таким, что когда мы с женой шли на сдачу, перед Большим театром, тогда это были не именные билеты, нам предлагали по 250 тысяч за билет.
Елена Рыковцева: Это правда. Я смотрела для интереса цены на сегодняшний спектакль, под 250 доходит у перекупщиков.
Григорий Заславский: Что касается самого балета, мне очень нравится балет "Герой нашего времени" Кирилла Серебренникова и того же Демуцкого, очень интересное их сотрудничество, мне кажется, началось. В "Герое нашего времени" было оправданно совершенно убедительно появление танцовщиков в инвалидных колясках. Но здесь, мне кажется, этому спектаклю не хватает немножко балета, в нем очень мало танцев. В начале, когда идет сцена аукциона, то на сцене человек 50. Естественно, для балета любая массовка – это возможность какую-то пластическую партитуру расписать. Может быть, режиссер не успел и хореограф, мы забываем, что это балет не только Кирилла Серебренникова, но и Юрия Посохова тоже, хореографа. В этой массовке абсолютно нет пластики. Есть еще некоторые вещи, которые вызывают довольно серьезные вопросы. Например, там есть такой танец, у меня это была не Захарова, а Екатерина Шипулина, тоже выдающаяся балерина, такой партнерши Нуреева. Они читают письма двух партнерш Нуреева и читают письма Наташи Макаровой и Аллы Осипенко. Это две разных совершенно партнерши, тональность писем совершенно разная, а танец Шипулиной абсолютно не меняется. Такого быть не может в балете, на мой взгляд.
Елена Рыковцева: Давайте посмотрим, как встречала публика вчерашнее представление.
(Видео смотрите в видеоверсии эфира)
Елена Рыковцева: Это было пять минут бесконечных оваций, бесконечного счастья и уважения, которое оказывала публика исполнителям. Алла, вы ведь рецензии читали, я читала невероятно хвалебные, у меня великолепное впечатление от этого спектакля, вы как отнеслись к сумме отзывов об этом спектакле, какое вы для себя составили впечатление не по спектаклю, а по оценкам, которые ему давали?
Анна Шендерова: Я была, к сожалению, не в Москве, я преподавала студентам в другом городе, когда в декабре была возможность это посмотреть, так же была не в Москве в июне. Действительно я читала многие рецензии. Более того, у меня дома есть человек, который видел этот балет, совсем молодой человек, который видел этот балет и плакал, мало что зная про Нуреева, но поняв, что происходит на сцене. До сих пор полгода спустя хранит колоссальные впечатления, которые этот балет дает. Вместе с тем я хочу сказать, что Кирилл не делает балет или оперу, Кирилл делает спектакль. Современный театр – это искусство синтетическое, он вбирает в себя все, все лучшие достижения современного искусства. Поэтому мало балета или нет, не могу судить, как не видевшая. Но Кирилл делает спектакль, делает спектакль не только как режиссер, но и как художник. Безусловно, и тут не нужна никакая конспирология, совершенно понятно, когда человек на суде несколько раз поднимается и просит доснять кино, дорепетировать "Маленькие трагедии", отпустить его на репетицию в Большой театр и его не пускают, совсем не нужно конспирологию поднимать, чтобы понять, что не пускают его, чтобы он не мог доснять кино, доделать спектакль и дорепетировать в Большом театре. Почему это показывают во время чемпионата, тоже совершенно очевидно. Вчера великий футболист Роналдо там был, кто-то с ним фотографировался – это тоже абсолютно было, мы это проходили. На спектакли Юрию Петровичу Любимову приводили специально всех иностранцев, они даже могли на стене у него в кабинете написать, и автографы эти остались, чтобы иностранцы убедились, что у нас есть свобода слова, расцветают все цветы, все можно, полная демократия и счастье. Остается только спросить, почему Кирилл при этом сидит под домашним арестом. Это как "все хорошо, прекрасная маркиза".
Елена Рыковцева: Я предлагаю выслушать мнения зрителей, которые посмотрели спектакль. По поводу башен Кремля, здесь в этой книжечке, которую мы вчера покупали, написано, что этот проект осуществлен при поддержке Романа Абрамовича финансовой. Может быть, это как раз была та башня, которая смогла этот проект все-таки спасти.
Елена Рыковцева: Есть немного людей, которые могли бы сказать, что изменено в этом спектакле. Это, например, Игорь Верник, но сегодня он работает и не может быть у нас в эфире. Это Роман Абрамович, с которым связаться еще сложнее, чем с Игорем Верником. Есть ли у вас какие-то сведения о том, что изменилось в этом спектакле? Мы знаем, что вызвала дикий протест эта фотография Ричарда Аведона, которая стояла на полсцены – это убрали. Мне показались абсолютно стерильными танцы.
Артур Гаспарян: Вообще непонятно, почему не должно быть в спектакле чего-то оскорбительного для чьих-либо чувств. Чем больше такого революционного, прогрессивного режиссер, как Кирилл Серебренников, будет делать, оскорбительного для чьих-то чувств в своих произведениях, тем больше он будет самореализовываться. А если он начнет думать, как бы мне не оскорбить вот этого, вот этого, а вот тут духовные скрепы, а вот здесь этого нельзя, здесь кто-то возмутится, разрушается творческая личность режиссера.
Григорий Заславский: Мне кажется, мы должны исходить из некоей презумпции невиновности, что уж точно, когда режиссер ставит спектакль, Кирилл Серебренников или Константин Богомолов, они не руководствуются тем, чтобы оскорбить чьи-то чувства, нет такой цели.
Елена Рыковцева: Интересно очень, была ли цензура танца. Спрятали портрет – это цензура сценографии.
Артур Гаспарян: Я знаю, что делает Кирилл, я знаю, какая энергетика в его спектаклях, я знаю, когда ты видишь, что это идет от души, это чувствуется, когда ты веришь. Нельзя до этого смотреть "Героя нашего времени" и всему верить, и тут прийти, сидеть и думать: что-то я не очень-то верю.
Григорий Заславский: С другой стороны, мне кажется, для нас может быть что-то неизвестное во внутренней жизни Большого театра, но представить себе, что Владимир Урин, генеральный директор, до последней минуты ничего не знал, а потом пришел на генеральный прогон и сказал: давайте вот это поправим, это поправим…
Елена Рыковцева: Конечно, он знал. Но дело в том, что на генеральный прогон пришел не он один, пришли другие люди. Может быть, кто-то не пришел, а услышал о том, что там слишком откровенные танцы.
Григорий Заславский: Я все-таки исхожу из презумпции невиновности не только Кирилла Серебренникова, но и Владимира Георгиевича Урина. Он достаточно не только опытный, но и смелый театральный менеджер. Он очень много что впервые сделал, каких хореографов и какие имена. Не забудем, что это именно он выпустил спектакль "Сон в летнюю ночь" в музыкальном театре Станиславского и Немировича-Данченко. Когда он считал нужным проявить жесткость как менеджер, как директор театра, он это делал. И потом он не тот человек, который держится за эту, в общем-то, очень приятную, очень почетную, но очень нелегкую должность. Если бы он считал, что вмешательство в дела театра настолько велики, что лучше, чтобы спектакль вышел таким, а не другим, я уверен на сто процентов, что он бы сказал: да, мне нравится работать, я умею работать, но я ухожу, потому что мне не нравится. Поэтому я абсолютно уверен, что та версия, которая вышла, она вполне устраивает не только театр, но и режиссера.
Елена Рыковцева: Режиссер ее не видел, получается. Вы имеете в виду сейчас Кирилла Серебренникова?
Григорий Заславский: Кирилла Серебренникова, с которым, как сказал Урин, все согласовано.
Артур Гаспарян: Извините, Серебренников нигде не сказал, что с ним все согласовано, он не делал ни одного публичного заявления. Нам приходится только верить словам Урина.
Григорий Заславский: Я уверен, что он выйдет и скажет. Когда Алла говорит, что его не отпускали доснять фильм, выпустить спектакль и так далее, но все-таки, как бы нам ни не нравилось то, что сегодня он находится под домашним арестом, все те, кто находится под домашним арестом, у них есть возможность ходить на прогулки. Насколько я знаю, Кирилл на все эти прогулки имеет право. И когда у него в семье случилась трагедия, слава богу, что его отпустили на прощание. Но не отпускают. Да, мне это не нравится. Мне кажется, что для него и для некоторых других участников этого дела вполне хватило бы подписки о невыезде.
Елена Рыковцева: Мы совершили очень жестокую вещь по отношению к нашим корреспондентам, мы попросили их пойти к болельщикам на Никольскую и спросить, знают ли те Нуреева. Давайте посмотрим, что получилось из этого.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Понравилась ли вам постановка балета "Нуреев"?
Елена Рыковцева: Среди людей, которые гнобили этот спектакль, а была такая довольно мощная кампания против него, звучала тема, что это балет о предателе. Я даже слышала интервью одного радиоведущего с ведущим российского государственного канала Константином Семиным, которые как раз обсуждали, что и все, кто пришел тогда в декабре, на премьеру, тоже предатели родины. Это сквозной нитью, что и Большой театр тоже предатель родины, потому что он делает героя из предателя родины.
Артур Гаспарян: Да всех сжечь на большом костре на лобном месте на Красной площади и успокоиться. И Абрамовича, который дал денег на этот предательский спектакль предательскому балету и предательскому театру.
Григорий Заславский: Какое-то немножко странное понимание театра, его природы. Есть же спектакли, которые посвящены выдающимся злодеям, и мы ходим.
Артур Гаспарян: Понимаете, получается какая злая ирония судьбы: режиссер, которого гнобят, извините за это слово, преследуют, держат взаперти, в застенках кровавого режима, ставит спектакль об артисте, которого гнобил совок. С одной стороны, благодаря тому, что он уехал, он стал звездой балета, но личная драма, мама, вся семья, которая осталась здесь, приезд сюда в позднее время, когда невозможно было ничего изменить. В этом есть, в фигуре самого героя балета и постановщика балета, то, что это все переплелось, – это вообще чудовищная, злая ирония судьбы.
Елена Рыковцева: Очень странно, что они не ставят запятую, не говорят, что он бежал на Запад и сдал имена всех русских мастеров танца их разведкам. Сегодня у нас еще одна новость из театрального мира, она неприятная: руководство МХТ подтвердило, что больше не будет продлевать контракта с Константином Богомоловым. Это режиссер, который поставил там много спектаклей, он очень популярный и очень кассовый, я бы сказала, режиссер, потому что если вы сейчас хотите пойти на его спектакли, вот только что "Три сестры" он выпустил, вы билетов не возьмете. Это как раз тот случай, когда интернет говорит вам "нет" не потому, что их в принципе не продается в интернете, а потому что они давно закончились. И так случается со всеми его постановками. Как правило, хорошо принимает его спектакли критика, совершенно определенно его спектакли отлично принимают зрители, потому что об этом говорит касса. Но теперь театр заявляет, что у нас эстетические разногласия, мы больше не работаем вместе. Алла, почему это случилось, как вы это объясняете?
Алла Шендерова: Во-первых, они еще не расстались. С Богомоловым не продлили контракт, контракт истекает буквально через считаные дни. Когда нам средства массовой информации говорят, что Богомолов еще не написал заявление об уходе, то заявления об уходе в данном случае не надо. Второе: на сегодня в репертуаре МХАТ шесть названий Богомолова, на самом деле даже на сайте семь, седьмой "Дракон" с ушедшим Олегом Павловичем в одной из главных ролей, который Костя собирался возобновить, поговорив с близкими Табакова, с другим исполнителем. Но, видимо, теперь это не состоится. Шесть живых спектаклей, которые действительно делают очень неплохую кассу, билеты трудно купить. Причем это спектакли совершенно разные, есть "Карамазовы" по Достоевскому, куда не попадешь, а есть вполне коммерческий "Мужья и жены" по Вуди Аллену, тоже очень тонко сделанный, туда и туда не попасть. Действительно убрать из репертуара театра сразу шесть названий – это очень лихо и это невозможно. Поэтому я думаю, это сразу сделано не будет. Сам Костя в своем выступлении в Фейсбуке написал, что его спектакли пока останутся под его присмотром и не подвергнутся вымыванию. Если вы спрашиваете меня, то я считаю, что это колоссальный и очевидный административный прокол.
Елена Рыковцева: Как вы это объясняете? Вы же наблюдатель, вы видите их взаимоотношения, вы видите их подход, стиль. Женовач все-таки достаточно современный человек, режиссер, способный на постановочные подвиги.
Алла Шендерова: Наша передача достаточно символична. Есть два крупных режиссера новой формации – Кирилл Серебренников и Константин Богомолов, то что, они встретились таким образом в одной передаче, – это очень правильно и очень знаково. Они последние годы везде в разных плоскостях встречались, судьба их сталкивала и так далее. Сейчас они не могут встретиться лично по определенной причине. Все это очень показательно. Это формация режиссеров, которой наша страна может гордиться, наверное, вы знаете, что именно с ними связан очень большой успех русского театра в последние годы за границей. Сначала лет пять последних мы говорили о том, что у нас начался театральный бум, а потом это заметили во всем мире, опять о нас стали говорить очень серьезно и с придыханием. Спектакль Кирилла ездил в Авиньон два раза, а до этого была стоячая овация в Вене. А спектакль Богомолова, который на несколько лет младше, начал он позже, одно поколение, но все-таки он моложе, "Идеальный муж" тоже ездил в Вену на Венский фестиваль, там было что-то невероятное. Олег Табаков даже писал по этому поводу письмо, потому что он видел своими глазами. Притом что спектакль стоил крови Олегу Павловичу, его просили закрыть, подкидывали свиную голову. Олег Павлович как-то мужественно, не то что он так любил этого "Идеального мужа", но он понимал, что это для чего-то надо. Вот это его изумительная мудрость и талант продюсера выдающегося.
Елена Рыковцева: Вы видели спектакли и того, и другого, какова ваша версия, в чем уж такие непримиримые противоречия между этими режиссерами, почему не могут существовать постановки Женовача и Богомолова на одной сцене?
Григорий Заславский: Вы забываете, что в Художественный театр пришел новый художественный руководитель. Вообще новый художественный руководитель имеет право на какую-то новую и политику, и стратегию. Дело в том, что Богомолов был не только режиссером, в списке сотрудников он значится помощником художественного руководителя. Предыдущему художественному руководителю этот помощник был нужен, новому художественному руководителю нужны другие помощники. Мы все очень часто ориентируемся на Европу, на Германию…
Елена Рыковцева: Я уточню: он может отказаться от функции помощника, но остаться режиссером-постановщиком.
Григорий Заславский: Он оставляет его спектакли, но будущее он связывает с другими спектаклями, с другими режиссерами. Когда в Берлине Франка Касторфа отправили на пенсию в 65 лет, выдающегося режиссера, то новый интендант, который выиграл в конкурсе, он просто снял все спектакли вообще с выдающимися актерами, и никто почему-то не возмущается по этому поводу или возмущается не так громко, как сейчас в связи с Богомоловым. Алла говорит о том, что успех русского театра за рубежом связан с именами Серебренникова и Богомолова, я все-таки с этим точно не соглашусь. Потому что успех русского театра за рубежом в последние годы больше связан с именем Римаса Туминаса, который, выезжая за границу со своими спектаклями, выдерживает настоящий коммерческий прокат в течение недели, полные залы, стоячие овации, больше 80% – это местные англоязычные, франкоязычные, американская, лондонская публика. Вот это настоящий успех. Когда ты ректору Королевской академии лондонской говоришь Римас Туминас, он говорит: да, я видел, это действительно выдающийся спектакль. Поэтому это право нового художественного руководителя.
Елена Рыковцева: Никто не спорит, я спросила только ваше мнение...
Григорий Заславский: Как все восхищались, когда Серебренников пришел в "Гоголь-центр", выбросил все, что до этого было, и сделал свой интересный очень театр, но сделал это очень грубо по отношению ко всему, что было до этого. Сегодня Женовач намного нежнее, мягче.
Елена Рыковцева: Конечно, я не оспариваю право нового режиссера прийти и распрощаться. Но я прекрасно помню, с чем была связана чистка Серебренникова, я помню старый "Гоголь-театр" тоже. И кстати не факт, что он не закрывает спектакли. Мы с вами встретимся через полгода и посмотрим, что сохранится. Он не дает ему дальше ставить новых. В чем ваша состоит гипотеза, почему с ним хотят расстаться, что не устраивает в его эстетике театр?
Григорий Заславский: Представление Женовача о будущем Художественного театра, его художественная программа, с которой он пришел в театр, и он имеет на это полное право. Богомолов точно не пропадет. Можно мы дадим право Женовачу какое-то время делать то, что он считает нужным? Когда Олег Табаков пришел, он снимал спектакли очень жестко, никто не говорил: а почему он снимает спектакли? Правильно делал, что снимал. Он новый художественный руководитель.
Елена Рыковцева: Вы говорите: он снимает спектакли – правильно делает. Конечно, есть масса спектаклей, когда их снимают, мы говорим: правильно сделал, молодец. Я вас спрашиваю: вы как критик были бы согласны с тем, если бы были сняты шесть или три его спектакля? Вы бы не удивились, если бы их сняли?
Григорий Заславский: Мне какие-то спектакли Богомолова нравились, большинство, которые поставлены в Художественном театре, не нравятся. Когда я был на спектаклях, люди очень сильно скучали. На "Драконе" в партере, где я сидел, все во время второго акта сидели, уткнувшись в телефоны. Вроде бы модный спектакль, надо досмотреть до конца. Если бы он сказал, что спектакль должен остаться, я бы сказал: да, это право нового художественного руководителя.
Артур Гаспарян: А может быть, он не мог сказать, что он должен остаться?
Григорий Заславский: Нет, я так не думаю.
Артур Гаспарян: А я думаю.
Григорий Заславский: Женовач не тот человек, который приходит и говорит: что вы мне скажете? Я буду делать так, как вы скажете. Он вполне самостоятельный человек.
Артур Гаспарян: Два человека, которые категорически не вписываются в концепцию духовных скреп.
Григорий Заславский: Вы читали интервью Богомолова с Софико Шеварднадзе? Нормально он вписывается.
Артур Гаспарян: Ничего он не вписывается. С "Идеальным мужем" он хорошо вписывается?
Григорий Заславский: То, что режиссер ставит, и то, что он говорит, очень часто не очень соотносится друг с другом.
Артур Гаспарян: Неважно, что он говорит, важно, что он ставит.
Елена Рыковцева: Я с Артуром абсолютно согласна. У меня была тоже такая предательская мысль, когда я вышла с "Идеального мужа", я подумала, что Табакову все время инкриминируют это письмо, крымское письмо, и я тогда подумала: господи, да пусть он подписывает – если это цена за то, чтобы такие постановки появлялись на этой сцене. Мне это казалось настолько смелым, невероятным актом театрального мужества, я подумала, что, наверное, он и рассчитался своей подписью за возможность давать Богомолову ставить такие вещи.
Алла Шендерова: Безусловно, Сергей Женовач может и имеет право разрушить все, что сделал Табаков, ему на это даны полномочия. Мы можем жалеть, говорить, что это слишком быстро, что это неуважение, что угодно, но он имеет право. Меняется все, должна быть новая художественная программа. Но на сегодняшний день, я уверена в этом, никакой полнокровной большой художественной программы у Сергея Женовача нет. Несколько дней назад был закрытый сбор труппы, актеры мне рассказывали, что Женовач говорил, что вот я 30 лет преподаю на кафедре режиссуры в ГИТИСе и так далее. Между тем мы знаем, что за 13 лет существования Студии театрального искусства Женовача молодые режиссеры выпускали спектакли дважды. Намерение Женовача привести в театр молодежь, молодых режиссеров, оно похвально. Я пока не понимаю, кого он приведет. Потому что режиссеры этой формации – Серебренников, Богомолов, они есть, но их по многим причинам сейчас уже нет.
Григорий Заславский: Только что Богомолов поставил премьеру в музыкальном театре Станиславского и Немировича-Данченко.
Елена Рыковцева: И в БДТ он сейчас ставит. Дело не в том, что он останется без работы.
Алла Шендерова: Мы совершенно не собираемся жалеть Богомолова. В данном случае я собираюсь жалеть только зрителей и артистов. Богомолов прекрасно устроится. Не устроится Художественный театр, потому что одна формация сменяет другую, но кто туда придет – это пока непонятно. На сегодняшний день оттуда выгнан даже такой совсем молодой Александр Молочников, которому 25 лет, который поставил один спектакль в этом сезоне на большой сцене и два идут на малой. Его привел Олег Павлович, его взяли в театр как актера, потом он стал ставить спектакли.
Елена Рыковцева: Предлагаю собраться еще через полгода и посмотреть, что происходит во МХАТе.