Название книги французского писателя и журналиста Филиппа Лансона Le Lambeau можно перевести как "Тряпка" или "Ошметок", ибо наиболее адекватный перевод "Лохмотья" не имеет в русском языке, как мы знаем, единственного числа. Итак, оставим в качестве заголовка слово "Тряпка", то, что осталось от нижней челюсти Лансона, снесенной пулей автомата Калашникова утром 7 января 2015-го года, когда два джихадиста, братья Шериф и Саид Куачи, расстреляли редакцию сатирического еженедельника "Шарли Эбдо". Вся операция длилась меньше трех минут. В помещении редакции были убиты восемь человек, в числе которых старейшина французских карикатуристов, восьмидесятилетний Жорж Волынский, и 11 человек были ранены.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Во время бегства с места преступления братья Куачи убили полицейского, а сами были застрелены два дня спустя бойцами специального отряда французской полиции. 8 января, после нападения на редакцию сатирического еженедельника, сообщник братьев Куачи, Амеди Кулибали, застрелил женщину-полицейского и убил четырех покупателей еврейского магазина кошерной еды в предместье Парижа.
Таковы события начала января 2015 года, ставшие заметной вехой в истории современной Франции. Убийство сотрудников редакционной коллегии "Шарли Эбдо" было местью джихадистов за карикатуры на пророка Мухаммеда.
Вот как описывает расстрел редакции Филипп Лансон в своей книге "Тряпка":
Раздался непонятный шум, и я увидел, как полицейский по имени Франк, находившийся в помещении редакции, схватился за пистолет, и я, сам не зная почему, начал его заклинать: "Быстрее, Франк, быстрее!" И в следующий момент я увидел тело Франка на полу, а через секунду наступил мой черед. Некто, шагавший к противоположной стене комнаты, выпускал пулю за пулей из автомата и кричал "Аллах акбар", затем еще одна пуля, и опять "Аллах акбар". Я открыл один глаз и увидел лежащее рядом тело Бернара Мариса, а также две штанины черных брюк и автоматный ствол. Еще не осознав, что я ранен, я решил притвориться мертвым, как в те времена, когда, играя с другими ребятами в ковбоев и индейцев, мы притворялись мертвыми, чтобы избежать жестокой расправы. В этот момент вся моя голова была уже залита кровью, и крови было столько, что стрелявший, видимо, решил, что я уже мертв и нет нужды меня добивать. Я слышал надо мной дыхание стрелявшего, и, как мне показалось, момент его колебания: выпустить еще одну пулю или нет. Он медленно пошел дальше. Я чувствовал себя живым и в то же время, как ни странно, мертвым.
Автоматная пуля снесла нижнюю челюсть Филиппа Лансона, превратив ее в ту самую "тряпку", которая дала название книге.
Как ни странно, но Лансон не потерял сознания и в первые минуты даже не испытывал особой боли, четко регистрируя все, что происходило вокруг. Он лежал на теле убитого коллеги, а на нем лежало другое тело, а рядом лежал Бернар Марис: ему снесло черепную коробку, и мозг вытек на пол.
Филипп Лансон потерял сознание в момент, когда прибывший на место врач скорой помощи сделал ему первый обезболивающий укол. "Мы, писатели, журналисты, карикатуристы, которых можно назвать "профессионалами фантазии", не могли представить себе того, что произошло в реальности", – замечает автор книги, сам себе напоминая с долей самоиронии, что за четыре года до описанных событий редакция "Шарли Эбдо" получила четкий сигнал предупреждения, когда редакцию подожгли, и до окончания восстановительных работ сотрудников журнала приютила у себя левая газета "Либерасьон". Поджог здания никак не повлиял на редакционную линию журнала, и Лансон вспоминает, как за четыре года до расстрела на экстренном заседании редколлегии была вынесена следующая резолюция:
"Если мы начнем уважать тех, кто нас не уважает, то лучше вообще закрыть лавочку..."
В книге "Тряпка" 510 страниц, и большая часть увесистого тома посвящена пребыванию автора в двух больницах, в первой из которых, "Питье-Сальпептриер", ему сделали 17 операций по восстановлению снесенной челюсти, а во второй, больнице для военных ветеранов при Соборе Инвалидов (том самом, где находится гробница Наполеона) пациент приходил в себя и писал книгу, о которой мы ведем разговор.
Тяжелое ранение заставило его пристальнее вглядеться в собственную жизнь, задуматься над причинами столь многих срывов и неудач
Чем, собственно, отличается "Тряпка" от документального повествования, несмотря на четкую хронологию, на указание конкретных людей, мест и событий? Дело в том, что эта книга-документ читается как роман. Здесь не грех вспомнить Виктора Шкловского и его "литературу факта", но вещь идет гораздо дальше и глубже, ибо речь идет о настоящем "романе становления", и, если сформулировать замысел Филиппа Лансона в нескольких словах, то в книге "Тряпка" он прослеживает этап за этапом трансформацию личности, показывает, как жестокая травма ("я лежал в большой луже крови на трупе, а на моей спине лежало тело убитого товарища"), как тяжелое ранение заставило его пристальнее вглядеться в собственную жизнь, задуматься над причинами столь многих срывов и неудач.
Филипп Лансон "не жалеет, не зовет и не плачет", но, с другой стороны, и не строит из себя героя, лишь мимоходом вспоминая о своей работе в качестве военного корреспондента газеты "Либерасьон" в Афганистане и в Сомали.
Его герои – не военные, идущие по приказу убивать. Его герои – высокие профессионалы, владеющие ремеслом и прекрасно делающие свое дело, и здесь речь идет в первую очередь о врачах и медицинском персонале больниц, в которых провел два с лишним года Филипп Лансон. Мне трудно представить себе человека, прочитавшего книгу "Тряпка" и не влюбившегося в женщину-хирурга по имени Клоэ, которая, вместе с коллегой по фамилии Мендельсон, с интервалами в несколько недель, наращивала снесенную пулей нижнюю челюсть, заимствуя ткань из других частей тела пациента. С хирургом Клоэ связана одна из самых смешных историй этой книги. Только что закончилась очередная операция, и доктор Клоэ заглянула в палату, чтобы убедиться, что ее пациент в порядке, как вдруг открылась дверь и в палате появилась целая группа людей, среди которых был и тогдашний президент Франции Франсуа Олланд. Президент, как водится, справился о здоровье пациента, обменялся несколькими словами с медицинским персоналом, а потом ушел в сопровождении свиты продолжить обход других палат. Среди людей, сопровождавших президента, был и главный редактор газеты "Либерасьон" Лоран Жоффрен. Когда дверь за президентом закрылась и Лансон и Жоффрен остались вдвоем, Жоффрен с хитрой улыбкой промолвил: "А ты знаешь, Филипп, мне показалось, что наш президент положил глаз на твою врачиху".
Лансон, сам влюбленный в доктора Клоэ, ничего подобного не заметил и промолчал.
Прошло несколько месяцев, Филиппа Лансона выписали из больницы Питье-Сальпетриер, и прежде, чем переехать в больницу-санаторий при Соборе Инвалидов, его, вместе с другими ранеными в результате нападения на редакцию "Шарли Эбдо", пригласили на прием в Елисейский дворец. Прием как прием.
Хозяин дома прогуливается среди своих гостей, чокается шампанским и, подойдя к Лансону, после двух-трех дежурных вопросов, вдруг спрашивает его:
"Скажите, мосье Лансон, а эта женщина-хирург, доктор Клоэ, она все еще присматривает за вами?" – "Да, господин президент", – ответил Лансон, на что Франсуа Олланд с улыбкой заметил: "Вам сильно повезло!", а Лансон тут же вспомнил слова своего друга Лорана Жоффрена о президенте, "положившем глаз на доктора Клоэ".
Доктор Клоэ, женщина сорока с лишним лет, чей рабочий день в среднем длится 14 часов, в каком-то смысле идеализированный образ (Лансон даже называет ее "богиней своего ремесла"), она хороша собой, но в то же время для Филиппа Лансона принадлежит к числу людей, хорошо делающих полезное дело, к числу праведников, благодаря которым наш мир еще не провалился в тартарары...
С человеком хорошим не бывает ничего плохого ни при жизни, ни после смерти
"Тряпка" – это "роман становления", причем роман с четко очерченными временными границами: до 7 января 2015 года и после этой даты. Как во всяком романе становления, герой становится тем, чем ему суждено стать, не только в результате тех или иных драматических переживаний, но и под влиянием прочитанных книг, повлиявших на его мироощущение. (Вспомним хотя бы "Вильгельма Мейстера" Гёте, считающегося моделью данного жанра.) У Филиппа Лансона три таких книги: в "Поисках утраченного времени" Марселя Пруста, "Письма к Милене" Франца Кафки и "Волшебная гора" Томаса Манна. Три книги, которые он читал и перечитывал на своей больничной постели.
Все описанное в книге "Тряпка" напомнило мне прочитанную много лет назад "Апологию Сократа", который – после вынесения ему смертного приговора – обращается к своим ученикам с такими словами:
"С человеком хорошим не бывает ничего плохого ни при жизни, ни после смерти, и боги не перестают заботиться о его делах. Настоящее же зло – нравственная порча, которая проявляется в трусости и несправедливости".
Предсмертные слова Сократа "С человеком хорошим не бывает ничего плохого ни при жизни, ни после смерти", произнесенные две с половиной тысячи лет тому назад, способны озадачить и вызвать понятный протест: разве мало мы знаем примеров обратного?! Но здесь речь идет не о декларации принципов, а о чем-то весьма конкретном: 7 января 2015 года джихадисты убили почти всех друзей Филиппа Лансона, а его самого тяжело ранили, и в результате этой травмы Лансон научился понимать, что по-настоящему важно в жизни, и написал незабываемую книгу под странным названием "Тряпка".