Сотрудники Русского музея обратились в прокуратуру в связи с планами реконструкции внутреннего двора Михайловского дворца и временного переезда многих подразделений музея. Музейные хранители уверены, что возведение новой стеклянной крыши и лифта только испортит архитектурный ансамбль авторства Карла Росси, а срочный перенос целых музейных залов, фондов и хранилищ может навредить драгоценным экспонатам.
Ситуация, связанная с намерением руководства Русского музея перекрыть один из внутренних дворов Михайловского дворца, продолжает развиваться. 96 сотрудников музея, написавших директору Владимиру Гусеву письмо с протестом против планов перекрыть двор стеклянной крышей и построить там лифт для инвалидов, считают полученный ответ формальной отпиской. Поэтому был сделан следующий шаг – обращение в прокуратуру Центрального района Петербурга с просьбой провести прокурорскую проверку и принять меры прокурорского реагирования.
Сотрудники музея считают, что перестройка внутреннего двора – это нарушение Федерального закона РФ №73-ФЗ “Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов РФ”. Обращение подписали шесть человек, в нем они цитируют 73-й Федеральный закон, в котором прямо сказано, что “в границах территории объекта культурного наследия… запрещаются строительство объектов капитального строительства и увеличение объемно-пространственных характеристик существующих на территории памятника или ансамбля объектов капитального строительства; проведение земляных, строительных, мелиоративных и иных работ, за исключением работ по сохранению объекта культурного наследия или его отдельных элементов, сохранению историко-градостроительной или природной среды объекта культурного наследия”. Далее авторы обращения объясняют, что “устройство перекрытия, лифтовой шахты, лектория означает внедрение в конструкцию здания, а отсечение дворов от естественной вентиляции может повлечь за собой необратимые процессы (изменение влажности), недопустимые в условиях музейного хранения”.
Сотрудники Русского музея, обратившиеся в прокуратуру, также уверены, что задуманное в связи с реконструкцией двора перемещение музейных ценностей из прилегающих ко двору помещений невозможно осуществить, не причинив этим ценностям огромный урон. В своем обращении они четко обосновывают свою позицию, указывая, например, что для временного перемещения фондов научной библиотеки в Белый зал Мраморного дворца, в его отреставрированном интерьере предполагается выстроить стеллажи и проложить рельсы. Сроки освобождения и подготовки помещений названы абсурдными. Авторы обращения обвиняют руководство Русского музея в пренебрежении к его истинным нуждам, ведь в музее есть фондохранилища, не видевшие ремонта 70 лет и снабженные оборудованием, сделанным из подручных материалов по возвращении коллекций из эвакуации после снятия блокады Ленинграда.
Михайловский дворец
Несмотря на всю обстоятельность обращения в прокуратуру, одна из подписавших его сотрудниц, хранитель отдела икон Ирина Сосновцева не надеется на то, что оно поможет остановить проект.
С одной стороны, мы написали обращение в прокуратуру, с другой – мы в бодром темпе и со всей возможной тщательностью готовимся к переезду
– Это очередной крик SOS, и единственное, на что мы можем рассчитывать, – что нас услышат люди. Ведь эта история длится уже много лет, было много обсуждений на разных уровнях, КГИОП одно время пытался объяснить очевидные вещи – что подобная серьезная реконструкция, строительство и внедрение в замечательный комплекс [спроектированный знаменитым архитектором Карлом] Росси совершенно не является реставрацией или ремонтом, которые только и позволено с этими памятниками производить. А сейчас ситуация у нас противоречивая: с одной стороны, мы написали обращение в прокуратуру, с другой – мы в бодром темпе и со всей возможной тщательностью готовимся к переезду. Ведь всем нам придется минимизировать безумные последствия этой безумной затеи – и для произведений, и для оборудования, и для нас самих – все это будет делаться нашими силами и нашими нервами.
– А что вас беспокоит в первую очередь?
– Во-первых, очень жалко Росси. Ему вообще не везет – перекрыли один двор в Главном штабе (комплекс зданий, входящих в ансамбль Дворцовой площади, также спроектирован Карлом Росси. – РС), теперь тут перекрывать собираются. Одна наша старейшая работница когда-то сказала замечательную фразу: наш первый и главный экспонат – это Михайловский дворец, его надо беречь. Есть вторая сторона – это вопрос доверия, точнее, недоверия. Мы же все тут работаем очень долго, включая господина Гусева и его заместителя по капитальному строительству Баженова, они и есть движущие силы этого проекта со стороны музея. Понимаете, ведь у нас текут крыши, и с этим никак не могут справиться. Сейчас у нас кое-где уже есть небольшие стеклянные колпаки, и некоторые помещения вокруг них годами не могут привести в порядок, потому что течет. А когда у нас будут стеклянные крыши, еще больше помещений будут страдать от протечек. То есть мы не можем справиться с крышами даже безо всяких стеклянных колпаков и сложных систем вентиляции, которые там должны быть. И ведь Гусев с Баженовым еще лет десять назад, если не раньше, широко объявили, что у нас создана доступная среда для инвалидов, построены лифты в корпусе Бенуа и в Михайловском дворце. Но, как я понимаю, они не работают. Так почему мы должны поверить, что новое, гораздо более масштабное и опасное для дворца мероприятие получится лучше, чем все то, что было сделано до этого? Значит, на самом деле эта доступная среда не создана. Может, лучше тогда починить то, что уже было построено, чем затевать нечто грандиозное с непонятными последствиями для здания? Вот это меня очень беспокоит. Но, прежде всего, безумно жалко Росси – его просто нельзя трогать, ему можно только помогать.
– Зачем вообще затевается реконструкция дворов, как вы считаете?
– Все предъявленные основания для этого кардинального вмешательства мне не кажутся убедительными. Зачем нам дополнительный, совсем небольшой конференц-зал, к которому фактически все свелось, если не считать лифта, когда у нас огромный лекторий в Михайловском замке, а в Михайловском дворце – малый конференц-зал и еще один конференц-зал в Мраморном дворце? Такое впечатление, что все это – не для музея, что музей – только повод для грандиозных свершений. И ведь затевают это те самые люди, которые нанимают нам такие замечательные строительные фирмы, после которых все нужно переделывать, – где гарантия, что они теперь все сделают хорошо? Нет, это все будет еще страшнее по своим последствиям. Взять хотя бы перемещение коллекций. Вот, например, бронекладовые. Когда распределялись музейные помещения, это было сделано с умом: бронекладовые расположены так, что они выходят в никем не посещаемые внутренние дворы, других таких помещений у нас больше нет. И ведь это не просто переезд – тут надо перевезти все оборудование, должны быть стеллажи, сейфовые двери. Я боюсь, что главное сражение разыграется вокруг того, что нас будут заставлять делать то, чего мы просто не имеем права делать. [Придется] смиряться с нарушениями и недоделками. А ведь инструкции по хранению драгметаллов очень сложные, и нам придется сражаться – элементарно за то, чтобы их не нарушать. Я уверена, что никакой Владимир Александрович Гусев не даст нам при этом письменных приказов – делайте то-то и то-то, и виновными в нарушениях останемся мы, сотрудники. Наша задача – не поддаваться ни на какое давление, уговоры делать что-то быстро, небрежно и приблизительно по отношению к правилам. Но это будет трудно.
– Проблема только в бронекладовых?
– Нет. Про библиотеку я вообще думать не хочу, она у нас огромная и востребованная, для нее тоже в Мраморном дворце нужно строить специальные стеллажи, потом собирать все в коробки и все опять систематизированно раскладывать, это же гигантский труд! При этом вся остальная работа музея никуда не девается – сверки, выставки, погрузки, разгрузки, и если мы чего-то не сделаем, то же Министерство культуры нас будет наказывать. Как все это можно совместить с переездом, я не понимаю, и боюсь, наше начальство тоже не понимает. Для перемещения музейных ценностей у нас есть специальная бригада, совершенно замечательная, пожилые люди, которые работают в ней давно, это абсолютно надежные люди, наши сотрудники, которым мы доверяем, как себе. Но они же не могут одновременно перемещать несколько фондов, продолжая монтировать и паковать текущие выставки. Понятно, что бронекладовые никто, кроме них, не перенесет, а все остальное, та же библиотека или рамы, кто это будет паковать – чужие люди? Начальство нас ни во что не посвящает, и среди нас это сеет еще большую панику.
Один из залов Михайловского дворца
Писатель, журналист Михаил Золотоносов с самого начала полагал, что сотрудники Русского музея должны жаловаться не своему директору Владимиру Гусеву на него же самого, а в прокуратуру. Сам он тоже написал заявление по поводу планов реконструкции дворов Михайловского дворца, но уже в Генеральную прокуратуру. В нем он обратил особое внимание на роль Министерства культуры в этой истории.
Фактически речь идет о зачистке половины или трети помещений Михайловского дворца, включая залы Сурикова, Репина, Верещагина
– Министерство культуры находится исключительно в компетенции Генеральной прокуратуры. А ведь именно от Министерства культуры исходит инициатива по подготовке к капитальному строительству в Сервизном дворе, которое затрагивает и сам Михайловский дворец. Самое главное – нам до сих пор не известна позиция КГИОП – что они разрешили. В начале июля я подавал заявление в прокуратуру города с просьбой разобраться. Они мне ответили 23 июля, а кроме того, направили мое заявление в КГИОП и в районную прокуратуру, чтобы они выяснили все обстоятельства: каковы приказы Гусева и как они соотносятся с разрешениями КГИОП. Мы пока не знаем, что разрешил КГИОП. Но знаем, что на запрещенную законом реконструкцию двора отпущено 20 миллионов долларов. Для одной стеклянной кровли это многовато. Судя по всему, они ходят устроить там два междуэтажных перекрытия, а не только одна кровля, как это было решено на совете по сохранению культурного наследия при правительстве Петербурга. КГИОП должен ответить. Если выяснится, что он разрешил им два междуэтажных перекрытия, значит, надо писать в прокуратуру, подавать в суд на КГИОП, не имевший права давать такое разрешение. А если КГИОП не разрешал, а музей к этому готовится, то виноват музей. В Сервизный двор выходит огромное количество залов, фондов – 4 этажа выселяют. Ясно, что если бы речь шла только о кровле, освобождать полмузея не требовалось бы. Фактически речь идет о зачистке половины или трети помещений Михайловского дворца, включая залы Сурикова, Репина, Верещагина и другие – 7 экспозиционных залов на первом этаже, с 30 по 36, о чем сказано в приказе Гусева от 9 августа. При этом по срокам планы зачистки абсолютно нереальны – они хотят все зачистить к 1 декабря. Перемещать все это фактически некуда. Думали про Михайловский замок, потом Мраморный дворец, потом это все отпало, да и сроки такие экстренные – разве что все это покидать в самосвалы, как дрова, и куда-нибудь увезти. На служебные записки, которые пишут хранители, никто не обращает внимания. Похоже, что такая авральная быстрота перемещения коллекций нужна только для того, чтобы никто не успел ни понять, что происходит, ни оспорить действия руководства Русского музея в прокуратуре и в суде.
– Такая спешка может быть связана с финансированием?
– Да. Дело в том, что из 20 миллионов долларов 2,5 – это кредит Всемирного банка. Странно – Минкульт дает 17 миллионов, а еще 2,5 дать никак не может. И вся быстрота и скорость упирается именно в условия кредита банка. Причем, что интересно, в 2016 году тоже фигурировал этот банк, только тогда обсуждались 2 двора и 30 миллионов долларов, теперь один двор и 20 миллионов. Тогда в двух дворах планировалось сделать 7 межэтажных перекрытий. Из сопоставления этих сумм понятно, что снова идет речь о межэтажных перекрытиях. Тогда тоже были истерические крики, что если все не утвердить до 31 декабря, банк нас бросит и уйдет навсегда. Прошло 2 года – и снова этот банк, который никуда не делся, опять из-за его условий надо делать все быстро-быстро, не глядя на то, что музейные экспонаты, входящие в реестр музейного фонда Российской Федерации, перемещаются в запрещенные хранительскими инструкциями условия, либо – как научная библиотека – вообще неизвестно куда. К тому же по музею прошел слух, что где-то 15 сентября Гусев собирается то ли на больничный, то ли еще куда-то – в общем, исчезнуть из музея. Возможно, он понимает, что все это незаконно. Говорят, его обязанности будет исполнять новый главный хранитель Бабина, которая, видимо, согласна сунуть голову в петлю. Бабина, приехавшая из Барнаула, до этого занималась виртуальным музеем, то есть картинками на сайте. И после этих картинок она стала заместителем директора. Главное, что надо помнить: все, что они там собираются строить, является прямым нарушением закона. Коллектив из последних сил борется с Бабиной и приказами Гусева, побуждающими их паковаться и уезжать – или в никуда, или в негодные помещения. То есть коллектив Русского музея, вернее, его заинтересованная часть фактически ведет с руководством музея гражданскую войну. А руководство почуяло запах миллионов.
– Как вы считаете, изменит ли ситуацию обращение в прокуратуру?
– Не думаю, что прокуратура сразу все остановит или кого-то арестует. Русский музей подчиняется Министерству культуры, которое находится в федеральном подчинении. Но прокуратура на местах, по крайней мере, должна провести надзорное производство, собрать документы, исчерпывающие материалы о том, что они там делают. И, по идее, передать в Генеральную прокуратуру, а вот она может все это остановить через представление министру культуры. Захочет она это сделать или нет, я не знаю. Вместе с тем надзорное производство районной прокуратуры позволит заявителям ознакомиться со всеми документами, которые будут истребованы в Русском музее. И появится исчерпывающая картина, в том числе и по проекту, который там собираются реализовывать, – рассказал Михаил Золотоносов.
Директор Русского музея Владимир Гусев на вопрос о его отношении к обращению сотрудников в прокуратуру заявил, что они, по его мнению, занимаются ложью и подтасовками, но пояснить под запись, в чем же состоят эти подтасовки, отказался.
Ведущий научный сотрудник отдела древнерусского искусства Ирина Шалина считает, что обращение в прокуратуру – это последняя надежда добиться хоть какой-то справедливости и понимания ситуации.
– Планируется капитальный ремонт двора с еще какой-то стройкой, но никто в музее, вплоть до администрации, кроме самих зачинщиков, не понимает, как это будет. Как это возможно? Музей находится в историческом здании начала XIX века, творении Карло России. Как же можно – затевать там даже минимальные переделки, не оповестив сотрудников музея и всю общественность? Это ведь не просто памятник, здание Михайловского дворца решением правительства занесено в число особо ценных объектов. И по закону никакие перестройки в таких зданиях недопустимы. Почему этот проект тайно продвигается за спиной сотрудников музей уже много лет, мы не знаем. Это первая причина обращения в прокуратуру. Вторая состоит в том, что мы писали подробное коллективное письмо Владимиру Александровичу, там было 96 подписей, но он не соизволил даже официально – на бланке и с подписью – ответить на него. Он выдал нам некую таблицу: слева кусок нашего письма, справа объяснение, что все это не так, голословное и бездоказательное. Да, кое-где говорится, что какой-то фонд получает даже большее помещение, чем имеет, но что это за помещение? Площадь у него большая, а высота – поместятся ли там наши полки, стеллажи? Или вот бронекладовая – это ценнейшие экспонаты с драгметаллами и драгоценными камнями по времени от Х века, все это стоит на учете не только в Министерстве культуры, но и в Министерстве финансов. Для нее подыскали помещение с достаточной площадью, но работать там невозможно из-за невероятной духоты, а вентиляцию в такие короткие сроки провести невозможно. Окна по инструкции открывать строжайше запрещено – они должны быть за сетками и железными решетками. А там люди работают с утра до вечера, проводят длительные ювелирные экспертизы. Ничего этого в письме не объясняется – и так можно идти по каждому пункту.
Выставка Казимира Малевича в Русском музее
– А что будет с залами, которые закрываются?
Как мы будем переезжать – с утра до вечера носить экспонаты, а потом ночью делать свою обычную работу?
– Они закроются как минимум на полтора года, залы зашиваются, и туда ставятся части каких-то других экспозиций. В один из залов сажается научный отдел – значит, потом эти залы нужно будет реставрировать. И почему мы должны лишаться научной библиотеки – непонятно, на сколько лет? Это уникальная библиотека по искусству, там есть номерные фолианты, они хранятся в исторических шкафах по 5 метров высотой – как их будут перевозить? И как мы будем переезжать – с утра до вечера носить экспонаты, а потом ночью делать свою обычную работу? И еще: в музее только один выходной, вторник. Инструкцией запрещено носить экспонаты во время рабочего дня, не говоря уже о вещах из бронекладовой. И как мы все это перенесем на 2 месяца – в которых всего 8 выходных дней?
Татьяна Свенторжецкая, старший научный сотрудник отдела рисунка, тоже подписала письмо в прокуратуру.
– Его подписали в основном хранители отделов, которые находятся вокруг двора, а я не хранитель, хотя была им 28 лет, но я один из тех сотрудников, которые тут работают дольше всех. Я поддерживаю это обращение в прокуратуру, только мне кажется, напрасно там напрасно сделан такой акцент на переезде, упаковке и на времени, которое на это понадобится. Да, все это так, и помещения не подготовлены, и это ужасно, но все же меня больше всего беспокоит то, что будет разрушен двор Росси. Я считаю, что в первую очередь надо думать о дворе внутри самого прекрасного здания в Петербурге. Нельзя внедряться в старую архитектуру и портить ее – Росси не так просто сделал эти два двора, они – для проветривания и для освещения помещений, чьи окна туда выходят. Впереди 2000-летний юбилей дворца в 2025 году и 125 лет музею, а мы к этим годовщинам собрались ломать создание Росси.
Еще одна сотрудница Русского музея, Зоя Перскевич также считает, что новый проект принесет музею одни проблемы:
– Мы не понимаем, откуда это желание – разорять сердцевину дворца. Почему просто не приставить лифт к Сервизной лестнице, как это делается всегда в старинных домах? Выходы из лифта были бы как раз на ее площадках. У меня подозрение, что наша дирекция просто хочет вернуться к своему старому облюбованному проекту, который у них не получилось провести в 2016 году.
В обращении сотрудников Русского музея в прокуратуру содержится, среди прочего, просьба затребовать у музейной администрации ”рабочий проект реконструкции внутренних дворов Михайловского дворца с экспликацией и объяснительной запиской к нему на предмет установления возможных рисков повреждения объекта культурного наследия”.