Давай налог! Михаил Румер-Зараев – о крестьянских бедах

Уходящее лето принесло новую парламентскую инициативу: в Госдуме находится на рассмотрении предложение депутатов-единороссов приравнивать личное подсобное хозяйство сельских жителей к предпринимательской деятельности. Это влечет за собой патентное налогообложение и разные другие отягощающие жизнь крестьянина обязательства. Российское село может вернуться к ситуации 65-летней давности, казалось бы, навсегда изжитой после смерти Сталина.

В конце 50-х я землемерил в нижегородской деревне, стоя на квартире у нестарой еще, бойкой крестьянки по фамилии Лапочкина. Односельчане звали ее Нинонька, почему-то произнося это имя с недоброй ухмылкой.

– У кого живешь?

– У Лапочкиной.

– У Ниноньки? Хм-м.

Старик-возчик, с которым я ездил разыскивать некогда установленные межевые столбы, при упоминании этого имени ожесточенно сплюнул.

– Все село ненавидело эту суку.

– За что?

– Налоговым агентом она была. Моталась по селам с портфелем. Из-за нее мы сады рубили. Молочных поросят резали.

– Из-за нее ли?

– Да разве мы не понимаем? Ведь и другие были. Но ладили с народом. А она, не успеешь куст смородины посадить, тут как тут стрекочет: "Давай налог, давай налог!"

Он довольно точно изобразил частый сорочий говор моей квартирной хозяйки и без всякой надобности хлестнул кобылу.

С тех времен прошло более шестидесяти лет. Страна миновала разные эпохи – хрущевскую, брежневскую, горбачевско-ельцинскую и сейчас медленно дрейфует в путинском плавании. И каждый этап жизни, начиная со сталинского, отмечен особым подходом к крестьянству.

В послевоенные времена сельскую семью от голодной смерти спасало лишь приусадебное хозяйство – клочок земли (не более полугектара) около дома, на котором обычно выращивались картошка да овощи. Правда, и продукция личного подсобного хозяйства обкладывалась налогом, о чем с горечью вспоминал в конце 50-х старик-возчик. Учитывалось все: сколько яблонь в саду, сколько шерсти может дать овца, мяса – поросенок, молока – корова. И со всего полученного, казалось бы, предназначенного на твои личные нужды, – сдай государству половину или четверть, но обязательно сдай. Тем не менее, набив подпол картошкой на прокорм себе и поросенку, накосив травы по лесным полянам да неудобьям (с колхозного луга травинки тронуть не моги!) и сметав на подворье стог сена для коровы, крестьянин чувствовал себя в относительной продовольственной безопасности.

Но вот умирает Сталин, к власти приходит Хрущев, который, если судить по его мемуарам, так печалился о судьбах крестьянства. Начинается снижение, а потом и отмена сельскохозяйственного налога на продукцию приусадебного участка. Казалось, железная рука государства, сжимающая крестьянское горло, ослабила хватку. Но период иллюзий был недолгим. Личное крестьянское хозяйство в очередной раз объявили пережитком капитализма. Считалось, что сельской семье не нужна корова, что молоком ее снабдит колхоз. И опять, как в печально памятные годы коллективизации, крестьянин вынужден вести свой скот на колхозный двор.

После очередного дворцового переворота началась 18-летняя брежневская эра, которая принесла более разумный подход к личным приусадебным хозяйствам. Эти хозяйства давали более трети сельскохозяйственной продукции страны. Активный трудолюбивый человек, умело построивший свои отношения с колхозом и не жалеющий сил на своей усадьбе, мог чувствовать себя материально состоятельным.

И вот новый политический поворот – распад колхозной системы, безработица, повальное обнищание села, в особенности в Нечерноземье. В трехукладной системе современной сельской экономики, этой русской тройки, которая мчится неизвестно куда, коренником служит коллективно-корпоративный сектор, а фермерство, на которое возлагалось столько надежд, играет ничтожную роль. Пристяжной же по-прежнему остается малотоварная сельская усадьба с ее 40–50 сотками придомовой земли, которая едва ли не столетие являлась основой существования крестьянской семьи.

Но почему личные приусадебные участки не превратились в фермерские хозяйства, на что многие аналитики надеялись в девяностые годы? Я не раз задавал этот вопрос моим давним знакомцам в поволжских селах. Да, работы сейчас нет, рассуждал я, но на подворье – две коровы, бычок, поросята, подпол полон луком – главной товарной культурой местных крестьян, картошкой, овощами и всякой другой огородиной, так почему же не двигаться дальше? Взять свои 10-гектарные земельные паи, вместе с женой так это 20 гектаров, прикопить денег от продажи лука и молока или кредит взять для покупки пусть и подержанного трактора, выращивать на этих 20 гектарах хотя бы и овощи, и в путь – к фермерскому самостоятельному житью.

Только головой крутили мои собеседники да отводили глаза с какой-то болезненной усмешкой, означавшей – где тебе, городскому чужому человеку, понять нашу крестьянскую жизнь! За этой усмешкой моих собеседников, стояло многое. И страхи перед неурожаем, перед трудностями сбыта, перед необходимостью отдавать долги, платить налоги при том, что еще неизвестно, какая прибыль будет, и неумение вести бухгалтерию, следить за изменениями в налоговом законодательстве, неумение быть юридическим лицом со всеми теми требованиями, которые предъявляет к нему государство. Нет, уж лучше сидеть на своем приусадебном наделе, кормить с него семью, продавать излишки, не платя налогов, которыми облагается фермерское хозяйство как товарная рыночная единица, и жить пусть бедно, но свободно, без страхов и ответственности!

И вот законопроект (пока еще проект закона!), нацеленный на налоговое ограничение последнего островка крестьянской свободы и по существу означающий возврат к сталинским временам. Что стоит за этой инициативой? Скорее всего, ее лоббирует министерство финансов с его стремлением к увеличению налогооблагаемой базы. Но есть и другие лоббисты. О необходимости введения патентной системы налогообложения писал в прошлом году в "Парламентской газете" Владимир Плотников, который не только депутат Госдумы, но еще и президент Ассоциации крестьянских (фермерских) хозяйств и сельскохозяйственных кооперативов. У него, главного фермера страны, здесь свой ведомственный интерес – увеличить число фермерских хозяйств за счет личных подсобных.

Но последствия предлагаемого налогообложения могут быть совсем не те, на которые рассчитывает Плотников. По примерным экспертным оценкам, стоимость патента обойдется владельцу личного приусадебного хозяйства почти в 50 тысяч рублей, Да ведь еще придется отчислять взносы в фонды обязательного медицинского страхования, в пенсионный. Тут уж набежит 70–80 тысяч. И это при том, что хозяйства на селе чаще всего ведут старики, выручающие от продажи картошки и молока копейки. В такой ситуации, скорее всего, сократишь до своего потребительского минимума огород и от коровы откажешься, а рынок потеряет немаловажный источник сельхозпродуктов.

Последствия фискального удара по личным подсобным хозяйствам, которых по стране насчитывается 18 миллионов, могут оказаться непредсказуемыми. И не дай бог нам дожить до времени, когда в российских деревнях появится налоговый агент и подобно моей квартирной хозяйке начнет требовать: "Давай налог, давай налог!"

Михаил Румер-Зараев – прозаик и публицист

Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции