Письмо из Киева: «Восемнадцатого августая с семьей была на Крещатике как раз когдапроходила первая репетиция военного парада ко дню нашейнезависимости. Стоим рядом с другими зеваками, смотрим, видео снимаем. Тягачи тянут пушки, минометы, на БМП пулеметы установлены, возле каждого пулемета - стрелки, дальше Грады пошли, Буки, Тюльпаны... Мы, гражданские, в этом хорошо стали разбираться, к сожалению. Двоякое ощущение. С одной стороны - сколько всего для убивства приготовлено, с другой – ну, так война ведь идет, не цветами же от России отбиваться! Машем, чтобы солдаты на броне видели, что они не одни на Крещатике, даже «Слава Украине!» несколько раз крикнули и «Смерть ворогам!». А потом замечаем, что вокруг нас как бы лакуна образовалась. Люди на нас смотрят если не с осуждением, то с недоумением: чему, мол, радуетесь, идиоты? Ну, мы и ушились быстро. Ушились - это по-украински значит впопыхах, стремительно ушли. Очень емкое слово, по-русски так не скажешь. Смылись, короче, смотались. Хотя в быту, как вы понимаете, семья наша - русскоязычная. Ольга, Киев».
Спасибо, Ольга. Парад уже позади, так что можно сказать более-менее определенно, для кого он был устроен. Конечно, для украинцев. Но получилось не для всех одинаково. Далеко не все его смотрели. У людей горячая пора. Копают картошку.До постели бы добраться… Другие посмотрели на него вскользь, но косо: нечего, мол, начальству делать, играются, как дети, прости Господи , больше бы делом занимались, а крали - меньше. Первые же среди недовольных – те, что сразу обратили внимание на расходы. Телевизионщики знают свеого зрителя: об этом сообщили первым делом. И он мгновенно откликнулся: что, больше не на что было потратить эти деньги? Украинец не был бы украинцем… Гроши, гроши, гроши. Так для кого же парад? Для тех украинцев, которым он все-таки понравился - таких тоже немало. Ну и для тех граждан России, которым он не понравился. Это подарок Кремлю, его телевизору – чтобы было чем отвлечь зрителя от насущного.В сухом остатке все то же. И украинцам, и русским лишний раз было показано, что Украина – не Россия, а Россия - не Украина. Чуть не забыл. Парад состоялся двадцать четвертого августа, за два дня до вступления в силу очередной порции американских санкцияй. Какой может быть разговор об этой и прочих неприятностях, если в Киеве устроено такое зрелище, если враг, можно сказать, у ворот!
«Уважаемый Анатолий Иванович! – следующее письмо. - Я слушаю вас с четырнадцати лет. Сейчас мне восемнадцать. Я чувствую в себе силы необъятные, как Печорин. Это мой любимый герой. Он, правда, ничего в жизни не сделал большого, а я обязательно сделаю. Моя цель на ближайшее время – стать мэром моего родного города. В нем тридцать шесть тысяч жителей. Я знаю, что они ждут меня. Я знаю, чего они от меня хотят. Я покончу с коррупцией в моем городе. Это – для начала. А дальше – как пойдет. Я все рассчитал. Мэром я стану через два года. Мне будет двадцать лет. Аркадий Гайдар в шестнадцать лет командовал полком. Я тоже наберу полк и буду им командовать. Мы пойдем на штурм коррупции в нашем городе. Я все рассчитал, - повторяет этот молодой человек. – Ну, не в двадцать лет, так в двадцать два года я стану мэром! Но для этого мне уже сейчас нужна ваша помощь, Анатолий Иванович. Я перебрал в уме все кандидатуры. Остановился на вашей. Только вы! Мне нужна мощная пропагандисткая кампания в мою пользу. Начнем мы ее с вами уже сейчас», - и так далее. Подпись: Слава Ведерников. Дорогой Вячеслав! Я не могу не желать вам успеха, но скажу прямо: за кандидата в мэры с такой программой я бы, может быть, и голосовал, но сначала трижды подумал бы. Их немало, замечательных молодых людей, которые видят себя деятелями, охваченными одной, но пламенной страстью: бороться со всеми и всяческими злоупотреблениями, за чистоту рода человеческого и окружающей его среды. Ну, и сеять разумное, доброе, вечное. Зачем-то они нужны в мире, раз они есть, но на мой голос пусть особо не рассчитывают. Но где взять сегодня такого, что скажет сначала себе, а потом избирателю, что забраться на самый верх городского управления решил затем, прежде всего, чтобы быстро и хорошо построить или достроить мост, без которого городу нет жизни, дорогу, упорядочить работу транспорта и т.д., и т. п. – заниматься, короче, городским хозяйством? Честно, но деловито, со знанеием, что и как, с желанием на ходу учиться, учиться и учиться у сведущих и опытных людей… Бороться с коррупцией (и, конечно, не побороть ее) и дурак сумеет, а наладить школьное питание, здоровое и дешевое, о, это!.. И при этом не перессориться с кем надо и не надо, не свести жизнь города к постоянному напряжению, тряске, склоке – о, для этого нужен мудрец и делатель, хозяин и труженик, а не правдолюбец-герой. Понятно, что мечта горожан – избрать труженика и героя в одном лице, но это такая редкость, что лучше ее исключить из наших расчетов. Да, с героями хорошо, но без них тоже не всегда плохо.
Пишет мне университетская преподавательница, ее предмет – история русской литературы. Читаю: «Твои передачи отслеживаю, хотя скажу откровенно: отслеживаю из последних сил. Мои друзья уже этого не делают - сам понимаешь, почему. Для тебя главное - доказать, что у нас в Россииодни совки и ничего больше. Тошнит от слова "совок". Ну, и живи себе там, вдалеке от совка, зарабатывай на том, что ты его разоблачаешь и ненавидешь, хотя у меня почему-то складывается подозрение, что ты работаешь не только ради денег. Ты просто не понимаешь. Вот многие иностранцы говорят, что наш народ открыт и эмоционален и без этого трудно. И это правда. Я все вспоминаю, как возила студентов на практику в Германию. В автобусе, когда всей группой с немецкими студентами ехали, девочка-немка обнаружила, что забыла кошелек. Мальчик-немец оплатил ее билет. А на другой день в этом же автобусе она отдала ему эти копейки. И он их взял. Я была в шоке. Наш мужик, хоть жутко нищий, никогда бы не взял эти деньги! Наш народ чувствителен, мозгов у него меньше, чем сопереживаний и желаний помочь. Не зря же российские немцы в массовом масштабе возвращаются в Россию (к примеру, заселили весь Алтай и не только)», - пишет преподавательница истории русской литературы. По-моему, заселить весь Алтай вряд ли получилось бы даже у китайцев. Во всяком случае, за столь непродолжительное время. Женщина для пущей выразительности допустила то, что называется гиперболой. Маленько преувеличила. То же и с мозгами, которых, по ее словам, у русского человека меньше, чем отзывчивости. Захотелось как-то подчеркнуть доброту своих соплеменников, вот невольно и сделала это за счет их мозгов. Я проверил, как обстоят дела с немцами. Где-то три тысячи возвращенцев в год, как сообщает председатель национально-культурного объединения российских немцев Генрих Мартенс. Это из Германии в Россию. И пять-семь тысяч из Россию в Германию. Откуда же явилась у нашей слушательницы уверенность в массовом переселении в Россию? Оказывается, была такая телепередача. Прозвучали в ней не цифры, а высказывания нескольких счастливых возвращенцев. Это такое направление в кремлевской пропаганде: внушить населению, что русские немцы, нахлебавшись западного благосостояния, толпами бегут назад. Большинству зрителей это, конечно, приятно узнавать. Все тут понятно. Кого-то тянет бунтовать, а кого-то – быть заодно с правопорядком. Это слова одного из лучших русских поэтов советского времени. Однажды его посетило такое настроение, такое желание: «труда со всеми сообща и заодно с правопорядком». Да, в то жуткое время, которое он понимал едва ли не лучше всех, такое с ним приключилось, такое налетело на него вдохновение… На минуту оказался в общем строю, и эта его минута вошла в сокровищницу русской поэзии. Ну, а потом опять: Я пропал, как зверь в загоне. Где-то люди, воля, свет, А за мною шум погони, Мне наружу ходу нет.
Интересные дела начинаются в России, друзья, очень интересные. Объявляются люди, которые буквально еще вчера были всей душой за, а теперь против. Они безбоязненно сообщают об этом не только друг другу, но и нам. «Да, - пишет один, - нужен был второй тур, - это он об уже подзабытых президентских выборах, - Он нужен был, чтобы кое-кого встряхнуть. Оказалось, что товарищ как дремал, так и продолжает находиться в этом приятном для него, но не для страны, состоянии. Не приходится удивляться, что его дремотой пользуется чиновничество в своих обычных интересах. Интересы же эти известны испокон веков: самоснабжение и ничегонеделание. Не додумались ни до чего, кроме повышения пенсионного возраста и ряда других мер по сокращению расходов на живых людей», - вон как пишет! Другой, тоже из новых оппозиционеров, горько сожалеет о таком, по-моему, пустяке, как личный состав нового-старого правительства во главе с тем же премьер-министром. Эти люди, считает он, не хотят знать ни того, чего от них ждет страна, ни того, что ей нужно. Примечательно: он, этот умный, хотя только в последние дни прозревший, человек, подчеркивает, что то, чего ждет от власти общество, и то, что действительно ему, обществу, нужно, - отнюдь не одно и то же. Он насмешливо пишет о своих ученых товарищах, которые только что стали такими же диссидентами, как и он, но предлагают, по его словам, черт знает что в духе, как он выражается, «командных высот». Читаю: «Опять надеются на государство и руководящую роль – только неизвестно чью». Это пишется насмешливо, а вот – в высшей степени серьезно. «На повестке дня - строительств коммунизма, хотя и под другим названием. И не смейтесь, Анатолий Иванович! – это пишет один из моих новых фейсбучных друзей Михаил Федотов. – Россию надо покрыть сетью строек. Десятки огромных строек, таких, чтобы за ними следил весь мир. И сотнями просто больших, средних и малых. Гнезда строек!! – два восклицательных знака. – Стройки с активным участием всего населения. Это не то, что было в Союзе. Тогда было под запретом частное предпринимательство, а теперь у нас развивается настоящий бизнес, и вот надо, чтобы он участвовал вместе с государством в этом строительстве. Во-вторых, тогда усоветского населения не было средств, накоплений, а теперь они есть, и весьма значительные. Хотелось бы надеяться, что правительство найдет способы заинтересовать нас вкладывать эти средства в ноаую индустриализацию России. Нужны такие способы, чтобы мы были заинтересованы не только материально, а и морально-политически, патриотически», - пишет господин Федотов.
Если кому-то стало тревожно, то я бы посоветовал успокоиться. Никто ничего подобного делать не будет. Для таких грандиозных, исторического масштаба, глупостей нужны вожди, и не какие-нибудь, а плохо образованные, бесконечно увлеченные и уверенные в себе - вожди и кадры исполнителей, кадры тоже увлеченные, но и послушные, как автоматы. И все - и вожди, и их кадры - должны твердо решить, что точному исполнению их замыслов могут помешать только враги, внутренние и внешние, внутренние – больше, чем внешние. Ну и по-настоящему отгородиться от свободного мира. Иначе ничего не выйдет, так что не волнуйтесь.
Письмо с Кавказа, пишет строитель, работает он высоко в горах: «У моей семьи была мечта: побывать в Москве! Посмотреть, как там живет столица нашей Родины. Чем? О чём думает? Даже пообещал дочке подарить поездку в честь окончания школы, а тут футбол! Мировой чемпионат… Цены взлетели в три раза на все! Автобус стоил восемьсот рублей, а стал две с половиной тысячи в один конец. Я на это не рассчитывал. Дочка осталась без подарка. Я себя чувствую обманщиком! И все это в то время, когда мы покоряем горные вершины для богачей, для их зимних развлечений! После чемпионата не пошли дела на поправку – ни мои, ни общие, и когда теперь мы выберемся в Москву, да и надо ли, честно говоря, не знаю. Остается телевизор. Уважаемый Анатолий Иванович, не думайте, что я ничего не понимаю. Я все больше убеждаюсь, что телевизор - это опиум для народа, чтобы одурманивать нас. Но скажите, что делать рабочему после смены в двенадцать часов? Вот и пялимся в экран», - пишет строитель.Ошибается тот, кто ожидает, что я стану сейчас распротраняться о пользе, например, хорошего чтения вместо сидения у экрана. Я просто выражу сочувствие этому рабочему, потому что хочу, чтобы он и дальше слушал радио «Свобода».
Следующее письмо: «Не знаю, Анатолий Иванович, что мне с вами делать: безответно полюбить или возненавидеть?»… Милое начало, не правда ли? Если совсем начистоту, мне хотелось бы, чтобы меня одновременно и любили, и ненавидели. Такая подруга – именно то, что надо, чтобы не стало скучно. Я, кажется, сказал пошлость, но уж простите. Слишком бояться пошлости – тоже вообще-то пошлость. Иногда она называется ханжеством. Возвращаюсь к письму: «Вы не перестаете настаивать, что образование не должно быть обязательным. Что в таком случае скажете о результатах вступительных экзаменов на факультет журналистики МГУ? Значит, так. Проверочный диктант по русскому. Больше восьмидесяти процентов сделали в каждом слове три-четыре ошибки, искажающие смысл до неузнаваемости. «По сути дела, мы набрали инопланетян... люди, которые не могут ни писать, ни говорить, идут на все специальности: медиков, физиков-ядерщиков. Это национальная катастрофа!.. Не умеют не только писать, но и читать: просьба прочесть коротенький отрывок из книги ставит их в тупик. И это еще не самое страшное. Не понимают смысла написанного друг другом… Мы столкнулись с чем-то страшным. И это не край бездны: мы уже на дне». Это я не от себя говорю, Анатолий Иванович. Это я вам привожу показания – да, так: показания – преподавательницы МГУ с двадцатилетним стажем. Как видите, ваш призыв: не учиться, раз не хочется , давно услышан. В школу, правда, ходят и дети – за отметками, и учителя – за немалыми зарплатами. Но образование в новом СССР таки перестало быть обязательным, более того: его как такового не стало совсем. Зато Крым наш! Воронина». Госпожа Воронина, конечно, знает, что это все началось задолго до прямого нападения России на Украину. Школьное дело в России, как мы знаем, поставлено не лучше, чем здравоохранение. Но, пожалуй, и не хуже. Ну, не хотят или не умеют люди наладить оба эти дела по-современному… Скорее, все-таки не хотят. Значит, нет нужды в этом или нужда есть, да общество ее не чувствует, не приперла еще. Что ж, всему свое время, в том числе и время окончательного упадка обоих этих дел или наоборот, трудного, но успешного становления их. Ясно, что это может быть только одновременно с другими делами. А пока что это письмо вызывает один вопрос. Зачем принимать в университеты, в тот же МГУ, неграмотных людей? Насколько я понимаю, это не только против здравого смысла, но и против всех законов, писаных и неписаных. С этого начать бы! Отсюда плясать! С утверждения здравого смысла и законности. Скажете, что некого будет учить в университетах? Так и сейчас почти некого. Вот пусть бы это «почти» и оставалось! Зато торжествовали бы они, здравый смысл и законность. Все в это упирается. Все без исключения! Или жить по здравому смысл, а значит и по закону – по современному закону, демократическому, или… известно что. Пасти последних. Я, кстати, уже давно: как встречу старшеклассницу или старшеклассника, так сразу интересуюсь: «Наверное, и читать уже умеете? Может и писать?». Только некоторые отвечают вполне серьезно и как бы с беспокойством: «Да вроде». Остальные смеются. Ну и ладно. Не плачут пока – и ладно. И последнее. Все упирается в показуху. Любят люди показуху. А почему – вопрос даже философский, наверное. Желаемое у людей идет впереди дела, но часто и остается желанием. От этого человеку неуютно. Вот он и выдает желаемое за действительное, за достигнутое. Так поступает отдельный человек, так и все общество. «Ты близко, даль социализма!».
«Уважаемый Анатолий Иванович! – следующее письмо. - У меня такое видение или видЕние, что самые грамотные противники повышения пенсионного возраста в России лучше нас всех понимают, что это необходимо и неотвратимо. Почему же они рассказывают нам то, что мы слышим? Потому что они противники не только этой реформы, но и существующей власти, причем, такие противники, которые знают, что им не взять верх над нею никогда», - пишет господин Казанцев. Что-то в этой оценке, по-моему, есть. Что они предлагают, противники пенсионной реформы и одновременно власти? Посмотрим. Сократить расходы на гибридные войны повсюду в мире. Сократить расходы на армию, на производство оружия, на карательные войска, на тайную полицию. Сократить расходы на чиновничество. Перестать тратить деньги на гигантские стройки, от которых никакой пользы. Увеличить расходы на охрану здоровья. Резко сократить государственную долю в экономике. Сейчас она больше семидесяти процентов – это, говорят, страшный тормоз, называется: смешанная экономика. И так далее, и тому подобное. Что на это может ответить Кремль? Ребята, говорит он, вы сами-то верите, что это все можно осуществить достаточно быстро и в достаточной мере? Осуществить без такой встряски-перетряски, которая сродни революции? Без такой встряски-перетряски, которая нас, всю верхушку правящего класса, отправит за решетку? Ну, отвечайте: верите? То-то же. Что-то смягчить, притормозить, потянуть время – это мы, пожалуй, можем, но и все. Владеть обстановкой можно только до тех пор, пока она вам поддается, а сейчас, похоже, перестала… «Владеть обстановкой» - важнейшее из советских управленческих выражений. Военное вообще-то выражение.
Стали писать о Чехове. Или продолжают? За последнее время я получил четыре довольно пространных текста, то ли письма, то ли заметки. Авторы знают, конечно, что он показывал русскую жизнь, но как бы не хотят с этим соглашаться. Он, говорят, видел, прежде всего, просто жизнь, просто людей, чем и объясняют то, что его пьесы как раз сегодня ставят во всем мире. Правда, жалеют, что – читаю - «еще ни одному режиссеру не удалось поставить «Чайку» и «Вишневый сад» как комедии, а потому можно сказать с уверенностью, что Чехов до сих пор не прочтен, не разгадан». Но больше рассуждают о Чехове-человеке, физическом лице, как мы сегодня выражаемся. Кажется, личность ни одного из русских классиков не трогала читающую Россию так, как чеховская. Его любят и уважают больше, чем кого бы то ни было. Не случайно к слову «люблю» в русском языке всегда готово добавление: «уважаю». Можно любить пьяницу и дебошира, бывшего крупным поэтом, но дань уважения посылать все-таки не ему. К Чехову у нас три чувства: удивление, любовь и уважение. Его редчайшая работоспособность, жизненная сила при слабом здоровье удивляют. Терпимость и щедрость, порядочность и скромность, что вообще-то одно и то же, вызывают уважение. А любовь… Я, например, люблю его вот за что. Чехов до дрожи не терпел брехни, а самых больших лгунов среди друзей и бесчисленных приятелей распознавал с большим опозданием. Иногда думаешь: может быть, он не давал воли своей проницательности? Но вряд ли. Детская доверчивость – вот что это было. Как он остолбенел, когда обнаружил, что собратья-литераторы в глаза его расхваливают, а за глаза злобствуют от зависти! Все великие люди в чем-то дети. В Чехове я люблю беззащитного мальчика. Нахожу для него в себе и немножко нежности – нежности, нисколько не обидной для такого мужественного и сдержанного человека.
«В наше время, - последнее письмо, -ходили в походы, ездили не целину и т.д. Главное: в этом была радость общения, возможность обсудить все, что хотелось. Не говоря уже о том, что пели все вместе, костры жгли и не только. Сейчас молодые люди стараются впасть в одиночество, тыкают пальцем в смартфоны. Перестали нуждаться в общении. Это влечет за собой тяжелые последствия - ученые предвидят, что люди превращаются в роботов. В политике молодежь (в огромном количестве) потеряна, это им не интересно. Знаю, как это происходит на Украине, где молодежь применяет разрушительные технологии (у меня там родственники, обмениваемся информацией постоянно). Вот тебе и потерянное поколение. Это предстоящий ужас. Где это видано: в транспорте, автобусе, метро молодежь смотрит в свои меню и тычет пальцем. Ничто больше не интересно. Где бы ни задерживался он, достает и тычет пальцами. Я замечаю в последние два года, что некоторые мои студенты на лекциях делают то же самое. Да, наша молодежь устанавливает рекорды в международных соревнованиях по математике, физике, биологии, но остальная часть (и это во всем мире) деградирует. Если у человека отнять общение, коммуникации разного направления, что ждет нас всех в мире дальше? Человек будет хорошо разбираться в своих тыканиях, но ведь человек - это сложная система! Отнять у него интерес к общению с людьми - это мировой крах», - говорится в письме. Письме университетской преподавательницы. Прочитал я это письмо с удовольствием. С примесью тревоги, конечно, читал. Но тревоги не очень большой. О том, что с молодежью что-то не так или даже все не так, впервые мир услышал тогда, когда человечества еще, строго говоря, не было. А именно: тогда, когда у Адама с Евой появились два первых отпрыска, а родители присмотрелись к ним. Я вот не знаю только, кто из них первый решился сказать, что с Каином что-то не так, Ева или Адам. Что-то мне подсказывает, что не она, не Ева. Мать все-таки. Она если и скажет, что Каин таки Каин, то лишь когда так припрет, что от правды некуда деться.