Прийти и повторить. Судьба граффити "харьковского Бэнкси"

Гамлета Зиньковского называют украинским Бэнкси. По всему Харькову есть около сотни его работ, но история, связанная с одним из последних граффити, наделала много шума. Рисунок, на котором изображена рука, а на ней – фигура человека и надпись "Кажется, я нашел себя. Не потерять бы его…", был довольно быстро закрашен белой краской, а на месте граффити стали появляться надписи, нецензурные выражения, послания с критикой художника и даже импровизированный иконостас. В Инстаграме всему этому творчеству посвятили страницу, названную wall_of_srach.kharkiv, где выкладывают перипетии жизни стены, а харьковская полиция, из-за пристального внимания к этой истории, вынуждена была сделать заявление, что "стену здания по адресу Гоголя 2а мы не охраняем".

Гамлет Зиньковский в программе "Культурный дневник"

– "Стена срача" – такое название вас не смущает?

– Эти слова очень похожи на правду, потому что огромное количество разъяренных людей поливают друг друга матом. Удивительно, что не муниципальные власти закрасили эту стенку. Я ведь годами боролся с ЖЭКом, который закрашивал мои работы: приходил и либо повторял рисунок на стене, либо рисовал новый на той же самой стене, в зависимости от того, насколько я устал от старой работы или считаю, что она по-прежнему актуальна. А на этот раз закрасили жильцы дома, какая-то очень набожная и весьма агрессивная семья (удивительное, по-моему, сочетание), они решили и закрасили. Хотя обычно закрашивал ЖЭК.

– Вы рисуете на улице, где в любой момент может произойти все что угодно, вы комфортно себя чувствует в ситуации, когда ваши граффити продолжают жить и такой жизнью, как в случае с закрашенным рисунком?

– У меня сейчас открывается в Харькове выставка, на монтаже, огромнейшая, и у меня просто физически не было времени прийти и повторить работу. Я бы восстановил старый рисунок и на этом поставил бы точку. Сейчас вот открою выставку 14 сентября и надеюсь, что числа 15–16-го, если будет позволять погода, восстановлю работу. На этом, господа, всем спасибо за внимание. Но вообще это очень смешно, а совсем не печально.

– С вашими граффити происходили подобные истории? Может быть, не только в Харькове, но и в других городах.

– В Харькове это происходило с такой частотой, такой регулярностью, что я перестал на это реагировать. Раньше меня это дико расстраивало, у меня опускались руки, но я собирал себя в кучу и снова шел восстанавливать свои работы – всему ЖЭКу назло. Это происходило регулярно. Например, в 2014 году закрасили, наверно, работ десять, моих и чужих. В 2008 году проводили фестиваль стрит-арта, была большая команда художников, тогда закрашивали все подряд – мои работы, работы моих друзей. Я тогда очень расстроился и пошел, и на всех этих местах сделал новые.

– Вам не надоедает по новой все восстанавливать?

– Пока что нет. Скажем так: и это надоедает, и куда интереснее делать новые работы на новом месте, чем идти и подправлять старые работы. И рисунков уже очень много: в Харькове порядка 100 работ, и у меня просто не хватает иногда времени на восстановление. Раньше я мог делать подправочки, если граффитчики оставляли какой-то след на моей работе. Мне нужно это закрасить, подправить, чтобы работу не закрасил ЖЭК, потому что, когда граффити на моей работе становится слишком много, в конце концов ЖЭК закрашивает, и лучше я подправлю, чем ЖЭК это все целиком закатает. Конечно, это надо делать, потому что это моя ответственность перед своими работами, я должен за ними следить. Мне бы, конечно, хотелось, чтобы их просто никто не трогал, но такого практически не происходит. Это надоедает, но что поделаешь, я сознательно выбрал этот путь.

– Вы говорите, что в городе есть уже 100 ваших рисунков. Власти смирились уже с тем, что вы постоянно рисуете на харьковских стенах?

Гамлет Зиньковский

– Они вынуждены были согласиться с этим. Бороться со мной можно было раньше, а сейчас просто уже никто этого делать не будет, ну, лично со мной. В прошлом году меня пытались прямо купить, договориться, чтобы мы сотрудничали вместе с властями, чтобы я работал на город, но я категорически отказался. Мне помощь города не нужна, я не хочу слушать про их заказы, я сам в состоянии купить краску и что-то сделать не по чьей-то указке сверху, а сам найти место, которое мне нравится, и сделать что-то независимое ни от каких заказчиков, властей. Это очень важно для меня – оставаться свободным.

– Вы попадали когда-нибудь из-за своей работы на улице в полицию? В некоторых городах за граффити выписывают штрафы, разрешают рисовать только в определенных местах.

– Да, вы знаете, я с какой-то потрясающей регулярностью попадал раньше сначала в милицию, потом у нас появилась полиция, но слава богу – это в основной массе своей очень адекватные люди. То есть с ними получается конструктивно разговаривать. Там нет речи о том, что "ладно, дай нам взятку, и мы поехали". Просто говоришь им: "Я художник, рисую вот это, будет красиво". И плюс сейчас, учитывая мою известность в городе, если какая-нибудь бабушка, очень активная, телефонирует в полицию и говорит: "Я тут поймала террориста, он у меня в арке раскрашивает стенку. Задержите его и расстреляйте" – приезжает полиция, и они говорят: "О, здравствуйте, Гамлет! Можно с вами сделать селфи?". Берут автографы для детей и уезжают. Вот и весь разговор. Когда я работаю в других городах, в Одессе, в Ужгороде, в Тернополе, у меня там тоже нет никаких разрешений, но они мне, собственно, и не нужны. Если подъезжает полиция, я с ней спокойно разговариваю. Они уезжают, и все. Формально – да, это хулиганство, потому что нет разрешения от города, который дал бы добро, но люди же видят, что я рисую, что я не боюсь, они видят людей, которые идут, улыбаются и говорят: "Какая красота! Наконец-то вы из нашей арки что-то делаете, что-то рисуете!" Как правило, я выбираю очень потрепанные жизнью места, и они настолько грязные сами по себе, что когда я их закатываю белой краской, это уже хорошо.

– Вы ночью работаете? Я так понимаю, это довольно длительный процесс, довольно большие площади вы закрашиваете.

– Работаю исключительно днем. Потому что ночью куда более пристальное внимание полиции, и у меня просто какая-то сложилась традиция – работать только днем. Если ты работаешь днем, значит, тебе можно, значит, тебе разрешают – психологически складывается такая штука, хотя это и не так.

Граффити "Эта стена - мой дом"

– Для чего, с вашей точки зрения, нужен стрит-арт? Почему вы делаете то, что делаете?

– Это мой личный вклад в страну, в город. Я не могу не делать. С одной стороны – я как волонтер помогаю переселенцам, помогаю армии, но с другой стороны – как художник я должен выходить за рамки своей мастерской, своих выставок и что-то безвозмездно отдавать людям. Длительное время, очень много лет было потрачено на то, чтобы создать репутацию. Что произошло с закрашенной стеной – шумиха невероятная. А в прошлом году четыре моих работы закрасили, и это прошло бесследно, в позапрошлом году закрашивали кучу работ. Это важно – важно что-то менять. То есть я не жду каких-то изменений, я сам участник процесса изменения на своем уровне. Я не могу, к примеру, поменять в городе весь асфальт или отреставрировать мои любимые здания, но найти какую-то убитую, страшную, грязную арку и всю ее разрисовать – это я могу, и я это делаю. И это мой собственный вклад, мне не нужна для этого никакая помощь никаких грантов, меценатов, ни тем более харьковских властей, это последние люди, у кого я вообще буду брать деньги.

– Почему вы добавляете к рисункам надписи?

– Просто так сложилось, можно сказать, исторически. Я уже очень много лет рисую картины, рисунки, графику, и это всегда с подписями. Мне очень важно говорить не только изображением, но и словами, потому что, когда ты делаешь только изображение, любой куратор, искусствовед может придумать любой бред, абсолютно с тобой не связанный. То есть стоит тебе только умереть – и дальше начнется придумывание, додумывание, что этой картиной хотел сказать автор. Чтобы обезопасить себя от этого, я решил на работах писать еще и слова, дополнять изображение текстом – вот что я хотел сказать. Бывает, что я немного перегибаю палку, и получается слишком сложная идея, и люди не до конца понимают, о чем это. У меня есть работа в Харькове "Другие берега рядом", и за четыре года существования этой работы только четыре человека у меня спросили, не является ли эта работа отсылкой к Набокову, "Другие берега". А это действительно отсылка к Набокову. Ну, что поделаешь. Сейчас в Одессе сделал работу, посвященную "Котловану" Платонова, и прямо так и написал: "Надеюсь, что мы не строим котлован Платонова". У меня и об этой работе спрашивали. Но это уже интеллектуальные такие вещи, и я их очень редко делаю, потому что очень мало кто прочитывает содержание.

Граффити, отсылающее к "Котловану" Андрея Платонова

– Я знаю о вашем проекте в Изюме, это прифронтовой город. Вы в данном случае откликнулись на просьбу властей и нарисовали несколько граффити там. Вы согласились, потому что хотели внести немного радости в жизнь его жителей?

– Скорее больше радость. Я не использую тему войны в своих работах, потому что ее и так, в принципе, хватает. Во всяком случае, для меня хватает. Есть куча людей, которым комфортно делать вид, что ничего не происходит, ничего нет, люди занимаются своими делами, как и раньше занимались, и война их не касается. Их не касается война только потому, что они живут в мирном городе, но если бы они жили в Донецке или Луганске, их бы очень сильно это коснулось. Я не могу делать вид, что ничего не происходит, и мне очень важно помнить каждый день о том, что мое счастье, моя радость, что вся эта халепа (передряга. – РС) не добралась до моего любимого города и я могу продолжать заниматься своими проектами, ездить спокойно за границу с выставками, продавать работы, нормально коммуницировать, ездить рисовать по городам. И я ценю вклад этих пацанов, мужчин, которые защищают, по сути, и меня тоже. Они защищают страну и меня в частности. Я же часть страны.