- Задержания, штрафы, аресты: в десятках городов России судят участников акции протеста 9 сентября против повышения пенсионного возраста.
- Суд в Пензе закрыл слушания по жалобам на пытки обвиняемых по делу "Сети". Следователи отказываются возбуждать уголовное дело по факту пыток.
- Министерство промышленности и торговли России предлагает ограничить импорт медицинского оборудования для государственных и муниципальных нужд.
Алексей Навальный из-за административного ареста не смог поучаствовать в акции против пенсионной реформы 9 сентября. Зато на нее пришли сотни других людей по всей стране. Почти 1200 задержанных, штрафы, аресты... На этой неделе суды в десятках городов России разбирались с последствиями акции против повышения пенсионного возраста.
Об особенностях этой протестной акции говорит координатор правовой помощи "ОВД-Инфо" Алла Фролова.
Видеоверсия программы
Алла Фролова: Они опробовали это ранее, а сейчас продолжают: занимаются превентивными задержаниями до акции тех активистов, которых знают.
Марьяна Торочешникова: По-моему, они это отработали еще в те времена, когда Лимонов по 31-м числам выходил на Триумфальную площадь: его тогда задерживали прямо около подъезда.
Алла Фролова: Он был один. А сейчас они отслеживают каждого, кто ведет в соцсетях любую активность, призывающую к выходу на улицу. У нас задержали девушку, когда она вышла из дома: у них есть группа "Христианское содействие", которая проводит одиночные пикеты против пыток, в поддержку Сенцова. Отслеживается все, что движется. И в Екатеринбурге тоже – там они задержали очень многих, и даже тех, кто раньше помогал другим задержанным. Петербург вообще отличился массовостью: похоже, что это будут самые массовые задержания, рекорд, как и в Екатеринбурге. А в Москве господин Собянин, видимо, решил не портить себе День города, не стал привлекать к этому внимание. И если бы не определенные волнения на Большой Дмитровке, то, наверное, задержания были бы только точечные. Они взяли весь актив из штаба Навального, ФБК, а остальные задержанные были как раз на Большой Дмитровке.
Марьяна Торочешникова: В последнее время добавилось новых арестованных?
Алла Фролова: Число арестов и штрафов растет. До сих пор продолжают арестовывать в Нижнем Новгороде. В день акции там был задержан один человек, а сейчас их уже восемь. Они "идут" по тем людям, которые участвуют в любом оппозиционном поле.
Марьяна Торочешникова: Что это – стремление запугать всех потенциальных митингующих и участников процесса?
Алла Фролова: Да.
Марьяна Торочешникова: Или стремление "зачистить поляну" и показать чиновникам, что "все тихо, никто не митингует, у нас все в порядке"?
Алла Фролова: Москва – это особый город, Санкт-Петербург – тоже особый и большой. А все, что касается других городов... В Белгороде вышло много народу, в Костроме, Омске – очень много. А это города, где мало активистов.
Молодые люди хотят жить в нормальной стране, иметь нормальную работу
Кроме того, была затронута опасная тема: пенсии – это опасно. Молодые люди хотят жить в нормальной стране. Где-то выборы, где-то сменяемая власть – во всех демократических странах, а здесь – нет. И они этого не понимают. Они видят, как убиваются их родители, как их сокращают... А они хотят жить, иметь нормальную работу.
Марьяна Торочешникова: А люди постарше?
Алла Фролова: Чем ты старше, тем больше проблем, в том числе и со здоровьем. И ты должен быть уверен в будущем. А тут повысили пенсионный возраст. И пенсии у нас маленькие.
Марьяна Торочешникова: Вероятно, испугавшись этого, решили действовать таким образом.
Алла Фролова: И есть вариант, что произойдет объединение, которого до этого не было.
Марьяна Торочешникова: И которого не хотят допустить.
Алла, та история, которая приключилась во время акции 9 сентября в Санкт-Петербурге, не напомнила вам по манере действия правоохранительных органов то, что происходило на Болотной площади, когда людей буквально загнали в котел, не выпускали и там начали серьезно прессовать?
Алла Фролова: В принципе, похоже. Это как ловушка. Людям дали зайти, а потом их окружили кольцом. Я не сомневаюсь, что многие хотели бы спокойно выйти оттуда, но им не позволили.
Марьяна Торочешникова: А что это – стремление к насилию, желание показать свою власть?
Алла Фролова: Да. Власть показывает: "Ну, вышло сколько-то народа – пять-десять тысяч...". А по количеству задержанных я могу примерно сказать, сколько было народа. И надо было показать этим людям: "Вы пришли, а мы вас не боимся. А потом вы будете сидеть, страдать". Все должны бояться.
Марьяна Торочешникова: Но ведь у тех людей, которые стоят в оцеплении, тоже есть родители, которым скоро... а теперь уже не скоро выходить на пенсию.
Алла Фролова: Они об этом не думают. Их обучают, с ними работают. У меня был знакомый, крепкий парень, он после армии два месяца проработал в ОМОНе. Он не смог. У него был кавказский менталитет, и он сказал: "У нас так не принято..." А там говорят: "Ты не видишь перед собой ни детей, ни женщин, ни пенсионеров. Ты получаешь приказ и видишь цель".
Марьяна Торочешникова: То есть они даже не дают оценку законности, правомерности этого приказа?
Алла Фролова: Их так не обучают.
Марьяна Торочешникова: То есть в ближайшем будущем не приходится рассчитывать на поддержку протестной активности со стороны представителей правоохранительных органов или военных, как это было в период развала Советского Союза, когда выходили и объединялись все?
Алла Фролова: Иногда создается впечатление, что когда они приходят на акцию, они какие-то зомбированные. Но там есть разные люди. Я со многими разговаривала, но они простят это не снимать. Один полицейский сказал: "Вот вашего забрали – пришла поддержка, приехали вы. Вы хотя бы знаете о нем. А если я сейчас не выполню приказ, ведь никто не узнает, что меня посадили или уволили". Конечно, они все боятся. И в свете всего того, что экономика все-таки работает не так, как говорят об этом центральные каналы, самая простая работа для молодых мужчин – это устроиться в правоохранительные органы. Она доступна, она нормально оплачивается, по сравнению с регионами, там бесплатное питание, форма... И ты уверен в своей силе.
Марьяна Торочешникова: Задержания по следам акции 9 сентября продолжаются до сих пор. Накануне в отделения полиции в Санкт-Петербурге были доставлены несколько участников бессрочной акции протеста.
С нами на видеосвязи из Петербурга – Александр, один из участников этой акции. В чем смысл вашей бессрочной акции? Чего вы добиваетесь?
Александр: Смысл нашей бессрочной акции – это постоянное давление на власть для выполнения всех наших требований. А наши требования – объединение протестных групп. Люди объединились в протестные группы. Надоело терпеть это безобразие в стране!
Марьяна Торочешникова: Сколько человек участвует в этой бессрочной акции? Где она проходит? Сообщалось, что в четверг люди собирались на Марсовом поле. Где вы сейчас? И кто вас поддерживает?
Александр: Нас поддерживают многие люди, которые неравнодушны к положению дел в нашей стране. Мы собираемся там, где получится, потому что за нами гоняются, нас незаконно задерживают. Люди боятся, все страна боится, и это плохо. Надо что-то делать. Мы хотим мирным путем сделать так, чтобы люди жили по-людски, а не как сейчас – плохо.
Марьяна Торочешникова: Ваш бессрочный протест – это своего рода призыв ко всем разобщенным оппозиционным группам объединиться и действовать сообща?
Александр: Да. Все люди должны жить по-людски. У нас в стране происходит непоправимое. Мы отстали уже на 20–30 лет, мы живем в ХХ веке. Россия должна жить в XXI веке. Мы отделяемся. Нельзя этого делать!
Марьяна Торочешникова: Известно ли вам о подобных протестах в других городах страны?
Александр: Протест начался в Москве, потом его подхватили Петербург и другие города. Каждый день их количество увеличивается. Список есть в интернете – там очень много городов.
Марьяна Торочешникова: А как реагирует на ваш протест полиция?
Александр: Вчера задержали шесть активистов. Они спокойно сидели и беседовали о том, как у нас все устроено и почему так все получается, а их задержали.
Марьяна Торочешникова: Но сейчас, судя по всему, у вас все спокойно?
Александр: В следующую минуту может случиться все, что угодно.
Алла Фролова
Алла Фролова: Бессрочный протест начался в Москве в ту же ночь – с 9-го на 10-е. Несколько активистов ночевали рядом с памятником Пушкину. На следующий день, в понедельник, их стало уже человек 20. Шестерых задержали сразу, продержали три или четыре часа и выпустили с протоколами по нарушениям. Вечером были задержаны еще четыре человека. В Москве полиция применила новую тактику: их увезли со Страстного бульвара в Новую Москву, в ОВД Троицкий. Их привозили туда к часу ночи, говорили, что по ориентировке, проверяли по базам – и выпускали на улицу в ночь. На следующий день были задержаны еще двое, их увезли в поселок Восточный. Позавчера тоже были задержаны люди. Там много молодых, и они все время ночами перемещаются по бульварам, но они просто общаются – имеют право. Они не делают ничего противозаконного.
Марьяна Торочешникова: Но их общение происходит на почве...
Алла Фролова: ...происходящего в стране. Они имеют право давать этому свою оценку.
Марьяна Торочешникова: А сейчас их поддерживают еще и в других городах.
Алла Фролова: Да. Позавчера их поддержал Питер – вчера там были задержания, час назад я видела, что их поддержала Самара. И в других городах призывают выйти.
Марьяна Торочешникова: То есть это тихий и ненасильственный способ показать свое недовольство властью, при этом не получая никаких разрешений и согласований у чиновников.
Алла Фролова: Власть боится любого объединения, и это можно понять, ведь как только все объединятся – власть может перестать управлять. Конечно, у нее большие ресурсы, но...
Марьяна Торочешникова: Придется опять начать прислушиваться, по крайней мере, как это было после 2011 года. Тогда хоть ненадолго, но прислушались к людям.
Алла Фролова: Власть не любит отступать, а придется идти на какие-то уступки, выигрывать время. Сейчас они хотят изначально не дать людям объединиться, то есть все, что зарождается, убивают сразу, на корню. А бессрочный протест идет, молодые люди держатся.
Еще одна тема, которая обсуждалась на этой неделе, связана с так называемым делом "Сети". Суд в Пензе рассматривал жалобы адвокатов на отказ в возбуждении уголовного дела по заявлению о пытках сотрудниками ФСБ антифашистов, обвиняемых по делу "Сети".
Родители антифашистов хотят привлечь к ответственности тех, кто под пытками выбивал из их детей признательные показания
Объединившись, родители обвиняемых антифашистов добиваются привлечения к ответственности тех, кто под пытками выбивал из их детей признательные показания. Следователи и в Петербурге, и в Пензе отказываются возбуждать уголовное дело. Ранее суд в Петербурге отказался признавать такой отказ незаконным, оставалась надежда на суд в Пензе, но для начала судья закрыл слушания под предлогом соблюдения тайны следствия.
Вот как прокомментировала это Светлана Пчелинцева, мать арестованного по делу "Сети" Дмитрия Пчелинцева.
Светлана Пчелинцева: Видимо, есть вещи, о которых не хотят в очередной раз говорить, не хотят расследовать пытки, и нужно, чтобы это было недоступно для общественности. А какая тут может быть тайна? Государственная тайна – это только то, что сотрудники ФСБ беспрепятственно проникают в СИЗО, пытают, издеваются над людьми и прикрываются вышестоящими структурами, – вот и вся тайна. Это указано в адвокатских опросах, в частности, моего сына и Ильи Шакурского. Придумать это совершенно невозможно – мне кажется, это даже умалишенному не придет в голову. И потом, это описывают два человека, которые не общаются между собой, они абсолютно изолированы друг от друга. И они описывают это очень подробно, то есть сомневаться в этом не приходится. В адвокатском опросе очень точно указаны и даты, и время, и признаки, по которым можно все это уточнять.
И самое важное: якобы проверка по расследованию пыток начата в феврале, а закончена в августе. В материалах расследования использованы только показания ребят, которые они давали в тот момент, когда к ним активно применялись пытки, когда они не могли об этом заявлять. В мае ребята заявили о том, что их пытали, отказались от своих признательных показаний, и они могли бы способствовать расследованию этих пыток, но к ним никто не пришел и не стал с ними общаться.
Марьяна Торочешникова: По словам адвоката Эльдара Лузина, первоначально проверкой заявлений Пчелинцева и Шакурского занимался Военный следственный отдел Следственного комитета России по Пензенскому гарнизону. Он пришел к выводу, что "сотрудники ФСБ в камеру не приходили, не пытали, насилия и иного воздействия не применяли, требований о признании вины не выдвигали". Собственно, эти тезисы повторяли и в суде.
Эльдар Лузин, адвокат фонда "Общественный вердикт": Наши доказательства – это лишь показания жертв пыток, то есть, в частности, Пчелинцева – он был по видеоконференцсвязи из СИЗО города Пензы. Он подтвердил, что пытки были, подробно все рассказал суду. Но многие лица, которые могли дать какие-то сведения по пыткам, не были опрошены, в частности, супруга Пчелинцева, которая видела его сразу после применения пыток. Не были опрошены члены ОНК, уполномоченный по правам человека в Пензенской области. Они также видели следы – по крайней мере, со слов Пчелинцева. Не были истребованы записи камер видеонаблюдения в СИЗО и записи с видеорегистраторов сотрудников СИЗО, которые могли бы либо опровергнуть, либо подтвердить как минимум какие-то телесные повреждения на теле Пчелинцева.
На мой вопрос, почему были опрошены только сотрудники правоохранительных органов, а не кто-то иной, следователь сказал, что все остальные, на его взгляд, не были свидетелями факта пыток. Если придерживаться такой логики, то свидетелями пыток были Пчелинцев и те сотрудники, которые его пытали. Тогда, получается, вообще никого не нужно опрашивать.
Суд пришел к выводу, что следователи законно отказали в возбуждении уголовного дела, что проверка по сообщению о преступлении была проведена в полном объеме, в соответствии с уголовно-процессуальным законодательством. Мы были практически уверены в таком решении, потому что город небольшой, и все они прекрасно знают друг друга – и сотрудники правоохранительных органов, и суд.
Марьяна Торочешникова: Защита обвиняемых по делу "Сети" намерена обжаловать решение Пензенского суда и добиваться расследования дела о пытках. А родители антифашистов уверены, что только гласность поможет избежать новых нарушений прав их детей.
Елена Богатова, мама антифашиста Ильи Шакурского: Илюшу пытали. Но адвокат мне об этом ничего не сказал. Я видела следы. У него рука была содрана в нескольких местах. Я на него посмотрела и говорю: "Илюша, это что такое?" Он говорит: "Мама, это я сам". Человек первый раз попал туда... Пытки током, пинки, шлепки, постоянные угрозы изнасилования. Кто там работает?! Токареву я сама задала вопрос: "Зачем его пытали?" А он прямо смотрит мне в глаза и говорит: "Ну, это же не я". Я спрашиваю: "А как это?" Он отвечает: "Ну, это оперативники. Работа у них такая". И тут я поняла, что должна просто-напросто вытаскивать его из этого ада. Они привыкли к тому, что все люди молчат, боятся, как и я изначально боялась открыть рот. А сейчас уже не боюсь.
Сейчас перестали пытать и бить перед каждым допросом – вот это поменялось. Это все-таки результат и хоть какая-то поддержка для него.
Министерство промышленности и торговли России предлагает ограничить импорт медицинского оборудования для государственных и муниципальных нужд. На официальном сайте для размещения информации о подготовке федеральными органами исполнительной власти проектов нормативных правовых актов и результатах их общественного обсуждения появился проект постановления правительства. В нем, в частности, говорится, что в государственных медучреждениях на отечественные аналоги должны быть заменены "кровати медицинские функциональные, концентраты для гемодиализа, тонометры измерения внутриглазного давления, стерилизаторы воздушные, аппараты искусственной вентиляции легких, термостаты суховоздушные и оториноскопы".
Больше всего врачей и пациентов беспокоит перспектива лишиться качественных аппаратов искусственной вентиляции легких. Сейчас в списке медицинских изделий, которые на бюджетные деньги можно покупать только в России, Армении, Белоруссии и Казахстане, более 100 позиций. В числе прочего запрет коснулся диагностических наборов, рентгеновских аппаратов, дефибрилляторов, инкубаторов интенсивной терапии для новорожденных, хирургического, стоматологического оборудования. В правительстве надеются, что подобное импортозамещение "будет способствовать развитию отечественного производства медицинских изделий".
О последствиях этого запрета говорит генеральный директор фонда "Живи сейчас" Наталья Луговая.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Фонд Живи сейчас
Наталья Луговая: Это ужасно пугает, потому что такой запрет приведет не просто к ухудшению качества жизни людей, а, скорее всего, увеличит количество смертей. Аппарат ИВЛ используется при очень большом количестве заболеваний, а качество российских и зарубежных аппаратов очень серьезно отличается. Многие специалисты, работающие с этим аппаратом, утверждают, что российские производители отстают от современных зарубежных на 20–25 лет.
Марьяна Торочешникова: Насколько я понимаю, не каждый человек, который нуждается в мобильном аппарате ИВЛ, может его получить. Во всяком случае, у государства на это денег нет. А теперь получается, что закрывают дорогу и частным клиникам. Или все-таки закупки будут касаться только государственных учреждений?
Такой запрет приведет не просто к ухудшению качества жизни людей, а, скорее всего, увеличит количество смертей
Наталья Луговая: Если будет введен запрет на ввоз оборудования целиком, есть риск, что и у фондов, и у частных клиник пропадет возможность покупать это оборудование.
Помимо аппаратов ИВЛ, в этом списке очень много других видов оборудования. Может быть, они решили пойти по принципу импортозамещения, как было с продуктами, но трудно сравнивать аппарат ИВЛ с сыром. И если можно за пару лет научиться делать в России неплохой сыр, то с аппаратами ИВЛ, боюсь, кардинально другая ситуация.
Марьяна Торочешникова: Боковой амиотрофический склероз (БАС), из-за которого люди не могут жить без аппарата искусственной вентиляции легких, был включен в российский список редких заболеваний лишь в 2011 году. Государство обязалось помогать людям с этим недугом, но бюджетной поддержки хватает не всегда и не на всех. Фонд "Живи сейчас", который возглавляет Наталья Луговая, помогает людям как раз с этим заболеванием.
Но в настоящее время дальнейшая деятельность фонда "Живи сейчас" под вопросом. Почему вы на грани закрытия?
Наталья Луговая
Наталья Луговая: К сожалению, у ключевого донора, который закрывал более 90% бюджета фонда с момента его создания, возникли серьезные проблемы с бизнесом, и он был вынужден прекратить финансирование. Мы прикладываем все усилия для того, чтобы максимально привлечь внимание к проблеме как заболевания в целом, так и ситуации с фондом, ведь мы являемся единственной в стране организацией, которая предоставляет комплексную помощь пациентам с БАС для всех регионов.
Возможность закрытия фонда в первую очередь пугает пациентов: они понимают, что им будет некуда идти. Когда люди приходят к нам в фонд, мы часто слышим, что в больнице им не могут поставить диагноз. С одной стороны, эта болезнь трудно диагностируется, диагноз достаточно трудно поставить быстро, особенно на ранней стадии: надо исключить очень большое количество других неврологических заболеваний. Помимо этого, к сожалению, часть врачей просто не помнят о нем, потому что заболевание редкое, и оно просто не приходит в голову неврологам при постановке диагноза.
Но если диагноз все-таки ставят, чаще всего пациенты рассказывают, что врачи разводят руками и отправляют их домой умирать, потому что нет лекарств, потому что в России нет патронажной помощи, и врачи не понимают, что с ними делать.
Марьяна Торочешникова: А то, что в 2011 году Россия включила это заболевание в федеральный список редких заболеваний, как-то помогло вашим подопечным? Государство же начало оказывать им какую-то помощь, выделять финансирование, обеспечивать их необходимыми препаратами, медоборудованием?
Наталья Луговая: Препаратов как таковых нет. Есть несколько препаратов, которые могут незначительно продлить жизнь человека. Но считается, что при приеме их в течение двух-четырех лет продлить жизнь можно только на два-три месяца. Но это достаточно дорогостоящие препараты, и они не зарегистрированы в России.
Марьяна Торочешникова: Соответственно, никто не задумывается о том, чтобы их регистрировать, собирать какие-то консилиумы, чтобы конкретно для этого пациента можно было бы ввозить этот незарегистрированный препарат за счет бюджета.
Наталья Луговая: Да. Кроме того, в ситуации с этими больными крайне важны качественный уход и повышение качества жизни. Допустим, на ранней стадии назначение правильной физической терапии может улучшить состояние пациента и помочь мышцам, которые постепенно перестают получать сигналы от мозга, переключать их и действовать иначе, перераспределяя нагрузку.
Марьяна Торочешникова: А как это отражается на интеллектуальном уровне человека?
Наталья Луговая: Интеллектуально человек полностью сохранен. И многие люди, болеющие БАС, до последнего дня имеют возможность общаться, выражать свои мысли. У нас есть оборудование, которое мы выдаем пациентам, – это аппараты "Тоби", когда специальное оборудование следит за зрачками и позволяет человеку пользоваться на компьютере интернетом, печатать какие-то свои тексты, если у него уже нет возможности выражать свои мысли голосом.
Марьяна Торочешникова: И все это может прекратиться для людей, живущих в России с этим диагнозом, которым помогает ваш фонд.
Наталья Луговая: Сейчас у нас на учете 738 человек.
Марьяна Торочешникова: А всего в стране?
Наталья Луговая: Статистика очень разная. По предварительным расчетам, где-то от 10 до 15 тысяч, но официального регистра не существует. По нашим данным, подавляющее большинство пациентов в России умирают, так и не узнав своего диагноза. С другой стороны, цифры по миру говорят, что пациентов, может быть, больше. Пару недель назад Ассоциация БАС в Великобритании объявила официальные данные о том, что у них ежедневно умирают от БАС шесть человек.
Марьяна Торочешникова: А что же случится с 738 пациентами, если ваш фонд прекратит существовать?
Наталья Луговая: Им придется идти в поликлиники, где врачи не знают, как помогать. Они лишатся подменных сиделок, патронажных сестер, которые помогают сами и обучают. Но в первую очередь, конечно, они лишатся дорогостоящего оборудования.
Сейчас мы проводим массовую информационную работу, стараемся достучаться до максимально большого количества людей, обращаемся в крупные компании, к частным жертвователям, объясняем людям, что даже небольшие ежемесячные пожертвования в 100–300 рублей на сайте нашего фонда дадут ему стабильность.