Альманах, который читают офицеры ФСБ и панки

Небольшой книжный магазин "Все свободны" спрятан во дворе, в двух шагах от Невского проспекта, случайных людей здесь почти не бывает. Спрашивать у продавца альманах moloko plus не нужно, последний номер лежит на самом видном месте, у кассы, остальные распроданы. 9 сентября в Петербурге прошла презентация moloko plus. Прошла не без проблем: первый клуб, в котором она была запланирована, отказался проводить мероприятие из-за давления, на вторую площадку пришли сотрудники ФСБ и наблюдали за происходящим. В июле в Краснодаре на такой же презентации полицейские изъяли экземпляры издания, а двое неизвестных с криком "Хэллоу, Украина!" напали на журналистов издания.

Вышло три тематических номера альманаха: "Терроризм", "Наркотики", "Революция". В последнем номере moloko plus, посвященном революции, есть репортаж о ситуации в Венесуэле, воспоминания участников киевского Майдана, история движения сапатистов в мексиканском штате Чьяпас, записки молодого разночинца и светской столичной дамы, живших в России перед революцией 1905 года, нечаевский "Катехизис революционера" и другие материалы, представляющие феномен революций разных эпох и направлений.

Очевидно, что moloko plus наследует традициям знаменитого издательства "Ультра.Культура" (2003–2007), основанного музыкантом и переводчиком Ильей Кормильцевым. "Ультра.Культура" точно так же, как moloko plus, вызывала недовольство спецслужб: издательство обвиняли в пропаганде наркотиков и терроризма, было возбуждено уголовное дело по обвинению в нелегальном распространении порнографии, книги изымались из магазинов.

"Нас интересуют провокационные темы"

О том, чем moloko plus отличается от других изданий и почему к нему так присматриваются спецслужбы, рассказывают редакторы Юлиана Лизер и Павел Никулин.

​Павел Никулин: moloko plus пьют герои книги Берджесса "Заводной апельсин". Это молоко с растворенными в нем веществами, которые вызывают в людях определенные стремления, оно превращает тебя в острую бритву, делает готовым к насилию. Сквозная тема всех выпусков – насилие в той или иной форме. Когда Пятый телеканал Санкт-Петербурга про нас делал плохой пропагандистский сюжет, они даже вмонтировали несколько сцен из кубриковского "Заводного апельсина". Это было очень странно, потому что тут стоим мы, у нас презентация, и тут же сцена, где в банде Алекса происходит разлад, он всех бьет, режет. И все это, конечно, под музыку Бетховена.

Юлиана Лизер: Мы попытались соединить журналистские методы работы с информацией и панковский стиль, который используется не только в андеграундных фэнзинах, но и в современном искусстве. Мы все это изучили и решили поэкспериментировать.

– У издательства "Ультра.Культура" был успех, но было и много проблем. Илье Кормильцеву не давали работать, книги изымали, запрещали, творилась какая-то чертовщина со стороны спецслужб. Ваш альманах им тоже не нравится: они срывают презентации, конфискуют экземпляры. С чего все началось?

​Павел Никулин: 31 января у меня был обыск из-за того, что я взял интервью у россиянина, который принял ислам и уехал воевать за "Джебхат ан-Нусру". ФСБ усмотрела информацию, что он где-то проходит обучение с целью осуществления террористической деятельности, и я по делу стал свидетелем. Свидетель у нас бесправное существо, свидетеля можно рано утром обыскать, потащить на допрос, отобрать у него все, включая телефон. А потом случилось то же, что и с одним из героев фильма Терри Гиллиама "Бразилия". У ФСБ смешалась в голове эта история и moloko plus. Когда мы приехали в Краснодар на презентацию журнала, мне в полиции показали бумагу из ФСБ, где было написано, что в альманахе есть запрещенная за пропаганду терроризма статья из журнала "Нью Таймс". На презентацию пришли полицейские и изъяли все три номера. Причем последний в количестве 30 штук. До сих пор мы не знаем, чем закончилась эта проверка на экстремизм.

Юлиана Лизер: Все это произошло из-за человека, который, судя по всему, профессиональный доносчик. Нам удалось установить, что он уже не первый год пишет доносы на мероприятия, которые ему не нравятся.

– После Краснодара был Петербург, где вам сначала отказали в площадке, а потом сотрудники ФСБ пришли на презентацию. Что там произошло?

​Павел Никулин: С Питером ничего не ясно, потому что это такая матрешка. Есть люди, которые общаются с нами, у них свое начальство, есть владелец клуба, владелец клуба субарендует это место и так далее. Было указание не дать нам провести презентацию. Кто его дал, на каком уровне, мы не понимаем. А сотрудники ФСБ пришли на альтернативную резервную площадку из-за краснодарской истории. Они сказали, что до сих пор нет бумаги, что мы прошли экспертизу успешно, значит, у них связаны руки, они не могут запретить, но будут сидеть и слушать, потому что считают, что мы занимаемся пропагандой терроризма на западные деньги. Так они сказали администрации клуба. С нами они никак не взаимодействовали, и хорошо, что не взаимодействовали.

– Но вы сразу вычислили их в зале?

​Павел Никулин: Они пришли за полтора часа до начала мероприятия. Таких людей всегда видно. Если человек привык носить форму, то, когда он надевает штатское, оно тоже формализировано. Это какая-то рубашечка или поло, остроносые туфли, нелепая сумка размером с пистолет... Они выглядят маргинально на фоне нашей типичной аудитории, а наша аудитория – это либо панки, либо студенты гуманитарных вузов, которые сейчас тоже довольно ярко выглядят: татуировки, крашеные волосы. Пока с человеком не поговоришь, и не поймешь, угорает он на концертах или пишет докторскую диссертацию.

Павел Никулин

– Конфликт со спецслужбами начался в Краснодаре? До этого moloko plus​ не интересовались, или вы чувствовали, что к вам присматриваются?

​Павел Никулин: В книжных магазинах нам говорили, что время от времени некие подозрительные люди покупают журнал. В оперативных целях можно выделить 300 рублей сотруднику, чтобы он купил журнал, пришел домой, почитал его и отправил на экспертизу. Был даже комичный случай: нам рассказал человек из Екатеринбурга, что он приехал на почту, взял посылку, распечатал посылку в такси, начал читать. Когда он поднял глаза от альманаха, он понял, что таксист его привез не домой, а в Главное управление внутренних дел по Свердловской области. Потому что таксисту не понравилась обложка – это был первый номер, где на обложке было написано "Терроризм".

Юлиана Лизер: Если взять популярные книги о спецслужбах, у них совершенно потрясающие названия. А вот книга под названием "Воры в законе", а вот "Бандитские жены". Они лежат на всех книжных развалах около вокзалов и станций метро, люди это читают. Что, теперь всех везти в управление МВД?

– Я прочитал последний номер альманаха, посвященный революции. В принципе все эти статьи можно представить на других платформах: может быть, в других комбинациях, не в таком сконцентрированном виде, но там нет ничего "экстремистского" и радикального: ни рецептов изготовления бомб, ни призывов к вооруженному восстанию. Это журналистские тексты, отрывки из мемуаров, репортажи, аналитика...

​Юлиана Лизер: Естественно, у нас нет цели к чему-то призывать, мы не занимаемся политической агитацией, мы не пытаемся людям объяснить, что им делать, как жить, мы не общаемся с аудиторией в повелительном наклонении. Мы просто делаем свою работу как журналисты, как историки, как политологи.

Павел Никулин: Если говорить о нашей позиции, мы выступаем за свободу слова, хотя это и звучит наивно, пафосно, идеалистически. Мы противники личностного выгорания и отчуждения, которое присутствует в нашей профессии, нам не нравится капитализм, который отравляет нашу профессию. Непонятно, на что ориентированы медиа: на клики, на деньги, на просмотры? Мы вообще забываем о том, про что должна быть журналистика, зачем существуют медиа, слишком примитивно их воспринимаем. Для меня это конструктивный протест против вульгаризации, профанации моей профессии.

– Илью Кормильцева упрекали в том, что он трактует свободу слова слишком широко. Он выпустил книгу скинхеда Нестерова "Русь пробуждается", говорил, что нужно дать слово всем участникам протеста, от крайне левых до крайне правых, никаких ограничений быть не должно. У вас есть какие-то ограничения? Дадите ли вы слово неонацисту?

Юлиана Лизер. Фото: Юлия Лисняк

​Юлиана Лизер: Профессиональная работа заключается в том, чтобы дать слово всем сторонам. Сторона условного добра, которая за свободу слова, за либеральные ценности, слишком сильно представлена, а другой стороне, которую, понятно, здравомыслящие люди не поддерживают, высказаться не дают. Если их взгляды такие людоедские и настолько не соответствуют реальности, дайте людям посмотреть, какие они, пусть они сами за себя отвечают.

Павел Никулин: Было очень интересное исследование популярности РНЕ. Сам Баркашов связывал ее с тем, что у него есть мощная, как ему казалось, газета "Русский порядок". Оказалось, что с популярностью "Русского порядка" популярность РНЕ никак не связана, а связана с тем, что телевидение постоянно выпускало алармистские репортажи, где РНЕ было абсолютно демонизировано. Люди, которым не нравилась тогдашняя Россия, считывали это сообщение таким образом, что вот есть враг государства, и, если человеку не нравится государство, он пойдет к врагу этого государства. РНЕ потеряло популярность, когда телевидение начало их высмеивать. И тот, и другой инструмент – это не инструменты сообщения и коммуникации, это инструменты пропаганды.

– С "Правым сектором" нечто подобное произошло. Его популярность в значительной степени обеспечена упоминаниями в эфире российских телеканалов.

Павел Никулин: Те ультраправые россияне, которые поддержали в вооруженном конфликте Киев и сваливали из России, чтобы присоединиться к вооруженным силам Украины, первым делом приходили в "Правый сектор". И где сейчас "Правый сектор"? Его нет.

Обложки альманаха moloko plus

Юлиана Лизер: Мы тщательно отслеживаем, чтобы в текстах не было цитат из публикаций, которые входят в список экстремистских. Я лично проверяю. Даже маленькая цитата может стать причиной проблем с правоохранительными органами. Этого мы не хотим допускать.

– Подозреваю, что все-таки вы довольны вниманием спецслужб к альманаху, вам нравится их дразнить.

​Юлиана Лизер: Как сказать? С одной стороны, конечно, некоторый адреналин, но, с другой стороны, есть много других дел. Когда ты работаешь, а тебе приходит сообщение, что на твоих коллег напали или задержали, – это, честно говоря, мешает. Жизнь в состоянии аврала, мобилизации выматывает.

– Мы обсуждали номер, посвященный революции, а перед ним был номер о наркотиках. Что вы думаете о российской наркополитике?

Юлиана Лизер: Все очень плохо, потому что нет понимания, что нельзя все валить в одну кучу. Наркотики бывают разные. Нельзя относиться к наркопотребителям как к говну. Это люди, которые болеют зависимостью, а зависимость вызывают не только нелегальные вещества, но и алкоголь. Не понимаю, это делается осознанно или по причине какой-то феерической глупости, отсутствия знаний. Потому что у меня не укладывается в голове, как можно осознанно проводить подобную политику, которая проводится сейчас в России.

Павел Никулин: Мы критикуем не только российскую наркополитику. В нашем номере хорошо показано, какое у редакции ироничное отношение к тому, что страна, которая когда-то была всеми руками за начало войны с наркотиками – Америка, теперь становится чуть ли не локомотивом антипрогибиционистской политики.

​Юлиана Лизер: Если возвращаться к российской наркополитике, совершенно неадекватные сроки за то, что у людей находят какое-то количество марихуаны, например. Человек может отправиться в тюрьму на 5–10 лет – это совершенно неадекватно. То, что статья 228 называется "народной", – это совершенно неприемлемо. Когда начинаешь во всем разбираться детально, изучаешь все эти дела, становится понятно, что это чересчур.

Павел Никулин: Подавляющее большинство тюремного населения, если смотреть по вынесенным приговорам, сидит за преступления, связанные с наркотиками. Ввиду стигматизации всей этой сферы огромное количество так называемых преступлений без жертв совершается людьми, которые употребляют наркотики. Тюрьмы перегружены этими людьми. При этом тюрьмы, конечно, не изолированы от наркотиков. Все мои знакомые, которые прошли через пенитенциарную систему, говорят, что наркотики найти в тюрьме иногда проще, чем на воле, требуется большая выдержка, чтобы в этих условиях не стать потребителем, например, героина.

– Вы выпустили три номера – революция, терроризм, наркотики. Но ведь такие сюжеты быстро заканчиваются. Есть у вас долгосрочные планы?

Юлиана Лизер: Очень много. Мы только начали.

Павел Никулин: Мы хотели посвятить два номера ультраправым и ультралевым. Номер, посвященный тюрьме, – тоже огромное поле. Номер, посвященный войне. Номер, посвященный сепаратизму. Номер, посвященный религиозной нетерпимости. Можно посвятить отдельный номер различным конспирологам. Можно про криминал сделать номер. Наши мощности на 10–12 лет.

– Передача "Человек и закон" тоже посвящена этим сюжетам, и телеканал Маргариты Симоньян может об этом рассказывать. В чем принципиальное отличие вашего подхода от всей прочей журналистики?

Юлиана Лизер: Во-первых, в формате. Большинство СМИ выпускают один текст на какую-то тему, привязанную к повестке дня. Мы к повестке дня не настолько привязаны, мы можем позволить себе большую свободу обращения со временем. Можем поставить в альманах несколько текстов, привязанных к сегодняшнему дню, можем дать историческую справку, можем отправиться на двести лет назад, чтобы создать общую картину явления. У нас есть возможность говорить о явлении с разных сторон и представлять не только разные точки зрения, но и брать примеры из мировой истории. То есть это вопрос о глубине исследования. С чем это можно сравнить? В последнее время развивается такой формат, как спецпроекты, где сочетаются видео, фото, текст, но все равно они рассказывают о чем-то одном. Допустим, шикарный спецпроект "Коммерсанта" "Чернобыль", я его очень люблю. А мы привязываемся к другим вещам, к явлениям другого порядка.

​Павел Никулин: Я бы назвал то, что мы делаем, деконструкцией, потому что мы разбираем по кусочкам какой-то термин, разрушаем общественный консенсус по его поводу, и пытаемся пересобрать заново историко-филологическими упражнениями. Мы отсылаем к историческим явлениям, разговариваем с читателем и рассказываем ему, что, знаешь, это слово могло значить нечто совершенно другое. В разговоре о наркотиках мы выступаем как такой застольный умник, который говорит: а что вы имеете в виду под словом "наркотики", объясните, пожалуйста? А вот это наркотики? А если я вам расскажу эту историю, вы считаете, что это про наркотики? Могли, например, в номере про революцию написать, что революция – термин из астрономии или что изначально под революцией понимали любую смену власти. Революция начала ХХ века – это всегда левое, антибуржуазное явление. Могли вспомнить Дугина с его "консервативной революцией". Нужно вернуть читателей к сомнению, к здоровому скепсису. Если бы люди, читая новости, не верили просто с первых слов тому, кто им рассказывает о том, как надо жить и что в мире происходит, было бы намного лучше. Может быть, даже политический климат поменялся бы.

– Революция будет?

Юлиана Лизер: Она сейчас происходит. Революция – это процесс.

Павел Никулин: В одном из последних интервью, которое давал Лимонов, он говорил, что революция совершается не ради какой-то цели, а ради состояния, в котором пребывает общество в момент революции. Когда я подписываю альманахи, пишу иногда, что революция будет. Я не исключаю, что и за это к нам потом будут приходить правоохранительные органы.

16 августа, когда это интервью уже было опубликовано, на презентацию альманаха moloko plus в Нижнем Новгороде пришли полицейские. Они заявили, что к ним поступило заявление о распространении экстремистской литературы и задержали журналистов Павла Никулина, Софико Арифджанову, Михаила Шубина и нескольких посетителей.