- Председатель Конституционного суда России допустил возможность внесения изменений в Основной закон страны.
- В 2019 году Россия может покинуть Совет Европы. Пока непонятно, что будет с российскими жалобами в ЕСПЧ.
- Правозащитники сообщают о новых фактах издевательства над заключенными российских колоний.
Председатель Конституционного суда России Валерий Зорькин на этой неделе выступил с программной статьей, опубликованной "Российской газетой". Он предложил изменить Конституцию, но не глобально – достаточно точечных поправок.
Эта публикация мгновенно возродила разговоры о намерении Владимира Путина до 2024 года провести конституционную реформу. Наиболее популярной стала версия о трансформации страны в парламентскую республику, но с условием, что Путин сохранит полномочия – как лидер правящей партии. Впрочем, пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков заявил, что предложения Валерия Зорькина по изменению Конституции – это его личное мнение, администрация президента не собирается менять текст Основного закона.
Видеоверсия программы
Что же так взбудоражило правоведов и далекую от юриспруденции общественность в новой публикации Валерия Зорькина? Рассказывает член президентского Совета по правам человека, доцент кафедры теории и истории права Высшей школы экономики Анита Соболева.
Анита Соболева: Я не увидела в статье Зорькина призывов поменять Конституцию. Он говорит, что менять ее не надо, но там есть вещи, которые вызывают вопросы и дискуссии. Например, полномочия администрации президента не прописаны в Конституции, об этом упоминается лишь однажды. Или разделение властей – тут нечеткость, или полномочия прокуратуры... Он, насколько я поняла, предлагает как раз менять это посредством судебной практики, в том числе, видимо, решениями Конституционного суда. Он пишет, что Конституция – это живой инструмент, и ее можно менять в соответствии с социально-экономической или политической ситуацией, по-разному интерпретируя те или иные положения.
Марьяна Торочешникова: Тут ключевые слова – "в соответствии с социальной или политической ситуацией". До недавнего времени серьезных изменений в Конституцию РФ не вносили, были только изменения, связанные с названиями субъектов, регионов. Потом изменили Конституцию, когда решили продлить сроки полномочий президента и депутатов Государственной думы. Теперь все перепугались, раз был такой вброс от председателя Конституционного суда. Наверное, стоит ждать каких-то изменений.
Конституционный суд своими решениями всегда утверждал любые изменения или поправки в толкование Конституции
Анита Соболева: "Политическая ситуация" – это мои слова, Валерий Дмитриевич более осторожен, он обычно говорит: "Исторический этап, социальное развитие, на определенном историческом этапе, хроника исторического процесса, логика исторического процесса, конституционная логика", не употребляя слово "политический", чтобы не подумали, что Конституция меняется по каким-то политическим соображениям.
Конституционный суд своими решениями всегда утверждал любые изменения или поправки в толкование Конституции. Это называется толкованием, а на самом деле существенно менялся, например, порядок распределения полномочий, разделения властей. Конституционный суд приложил к этому руку, и он всегда ее прикладывал, не только с 2000 года, но и до этого, всегда вставая на сторону сильнейшей стороны. Поэтому немного странными кажутся сегодня слова Зорькина о том, что можно поменять полномочия и не нужно для этого трогать Конституцию. Спрашивается: кто мешал делать это раньше? Почему Конституционный суд считал, что в тот исторический период, когда он одобрял решения исполнительной власти, требовалось встать именно на сторону исполнительной власти, предоставив ей больше полномочий?
Я не думаю, что Конституция будет меняться, во всяком случае, в лучшую сторону – точно, она станет только хуже. А что беспокоит Зорькина? Мне понравился комментарий Елены Лукьяновой, которая считает, что статья Зорькина связана с его опасениями по поводу того, что изменения Конституции могут привести к ликвидации Конституционного суда, как был ликвидирован Высший арбитражный суд. Разговоры об этом в юридическом сообществе ходили давно. Высказывалось, что у нас будет один Верховный суд, как в Соединенных Штатах, и он будет самым главным. Может быть, как раз боязнь принятия новой Конституции Зорькин связывает с тем, что может исчезнуть Конституционный суд.
На самом деле принять поправки во все, кроме 1-й, 2-й и 9-й глав, достаточно просто, и они уже неоднократно принимались.
Марьяна Торочешникова: Надо пояснить, что в 1-й главе прописаны основы конституционного строя.
Анита Соболева: 2-я – это права человека, а 9-я – это переходное положение, как меняется сама Конституция. Собственно, нас интересуют 1-я и 2-я главы – то, за что мы больше всего держимся, и то, что мы ни в каких условиях не хотели бы менять, так называемые "вечные положения Конституции", которые можно поменять только с новой Конституцией. Там есть такие статьи, на которые были любители посягать. Например, там запрещена одна-единственная государственная идеология. Мы очень часто слышим, что она все-таки нужна, а там как раз содержится прямой запрет, там написано про многопартийную систему, про плюрализм... Там много прекрасных, замечательных слов, которые, может быть, не всех устраивают. Но я надеюсь, что как раз эти главы меняться не будут.
Марьяна Торочешникова: Очень многие обратили внимание на фразу Валерия Зорькина, связанную с правами меньшинства и большинства. Я видела ваш комментарий, на который ссылалась в своей статье Елена Лукьянова: если рабов в стране меньшинство, а большинство решит оставить рабство, то так все и оставлять? Вот эта логика от председателя Конституционного суда...
Анита Соболева: ...мне представляется весьма странной. Это какое-то извращенное представление о демократии. Я думаю, он, конечно, прежде всего имел в виду сексуальные меньшинства, если рассматривать эту его статью в рамках предыдущих статей, где он прямо писал о том, что наша конституционная идентичность не готова принять идею защиты прав сексуальных меньшинств. Но ведь помимо этого есть еще и другие меньшинства: есть и этнические меньшинства, которые имеют, например, право на пользование родным языком.
Марьяна Торочешникова: Есть политическое меньшинство.
Анита Соболева
Анита Соболева: У нас могут быть и какие-то социальные группы, которые находятся в меньшинстве: инвалиды, мигранты и так далее. Это любая группа, которая находится в уязвимом положении именно потому, что большинству, в общем-то, глубоко наплевать на ее проблемы. И что, ждать, когда большинство скажет: "Оказывается, у мигрантов есть проблемы. Как им тяжело! Давайте мы сделаем для них что-нибудь доброе, хорошее. А у инвалидов тоже есть проблемы. Надо бы и им немножко помочь. А женщин у нас вроде бы большинство, тогда можно им вообще не помогать – они как-нибудь сами справятся"? Получается, что меньшинство становится очень уязвимым и зависит от большинства.
Марьяна Торочешникова: При таком подходе и при такой трактовке Конституции.
Анита Соболева: Когда большинство созреет, тогда все будет нормально. Но ведь большинство не всегда бывает право. И вопрос не только в том, что меньшинство – это какая-то группа, которой всегда плохо, которой нужны деньги, и в него нужно вкладывать из бюджета, ему нужна забота или особое продвижение каких-то прав. В меньшинстве могут быть и какие-то взгляды. И очень часто правильные взгляды бывают именно у меньшинства.
Если мы сегодня будем опрашивать население по вопросу смертной казни, то большинство выскажется за нее. Должны ли мы ее ввести на этом основании? Валерий Дмитриевич против смертной казни, насколько это видно из решений КС и из того, что до сих пор все-таки наша власть твердо проводит линию на то, что смертной казни у нас не будет, хотя тут есть давление общества. Но люди, владеющие ситуацией, понимают, что смертная казнь не поможет справиться с преступностью, и с тех пор, как она у нас не применяется, нет роста насильственной преступности, связанной с убийствами. Это ничего не приносит, кроме жестокого возмездия.
Марьяна Торочешникова: Это наглядный пример того, как меньшинство противостоит большинству.
Выход России из Совета Европы скажется на всех гражданах страны: они лишатся защиты ЕСПЧ
Валерий Зорькин в своей статье обратил внимание на чрезмерно свободно воплощающий активистскую позицию Европейский суд по правам человека. Но скоро может так случиться, что россияне лишатся ЕСПЧ. На этой неделе руководство Совета Европы и представители российских властей заявили о том, что Россия с большой вероятностью выйдет из Совета Европы в 2019 году. Выход России из Совета Европы скажется на всех гражданах страны, даже очень далеких от политики, поскольку в этом случае они лишатся защиты Европейского суда по правам человека.
Решатся ли власти на такой шаг ради удовлетворения собственных политических амбиций? Вот комментарий Аниты Соболевой.
Анита Соболева: Возможно все, что не противоречит законам физики. Но я все-таки надеюсь на то, что мы не выйдем из Совета Европы. В пользу этого есть ряд сильных аргументов. Все-таки и наша политическая элита, и наш судейский корпус, в том числе судьи КС, общаются со своими зарубежными коллегами, рассматривают себя как часть самого высокого и политического, и судейского истеблишмента. И вряд ли они хотят стать изгоями, с которыми никто не хочет здороваться за руку, которых никто не принимает всерьез, которых перестанут считать серьезными профессионалами в области права.
Кроме того, все-таки многие наши депутаты и политики так или иначе связаны с зарубежными странами за счет собственности, которая у них там есть, детей, которые там учатся, жен, которые там проживают, и за счет активов. И экономическая ситуация России тоже связана и с торговлей, и с "Северным потоком". И если мы выйдем из Совета Европы, то многие вопросы и контракты подвиснут, потому что, наверное, последует какой-то ответ со стороны европейских стран, и он, безусловно, отразится на экономическом положении нашей страны, то есть это будет неразумно. Нельзя будет просто хлопнуть дверью и уйти, повесить "железный занавес"...
Марьяна Торочешникова: Да, но теоретически...
Анита Соболева: Теоретически можно. Наверняка экономисты просчитывают риски. Но просчитывают ли их депутаты, они лично что-то теряют или не теряют? Это тоже влияет на процесс принятия ими решений. Или это просто шантаж?
Марьяна Торочешникова: То есть шантажируют людьми?
Анита Соболева: Они понимают, что в Совете Европы заинтересованы в том, чтобы Россия оставалась там и была государством, где ценности прав человека признаются, разделяются, защищаются, человек может реализовать свои права. Иметь в качестве соседа страну, которая не хочет разделять эти ценности, не хочет принимать чужие правила игры, опасно, неприятно и непредсказуемо. Конечно, они понимают, что население России, граждане, которые сегодня успешно защищают свои права не только в Европейском суде, но и в наших судах, используя европейские стандарты...
Марьяна Торочешникова: Отдельные суды используют европейские стандарты, скажем так.
Анита Соболева: Не все дела имеют политическую подоплеку, поэтому там, где нужно, иногда применяются эти стандарты, и это уже великое благо.
У нас меняются к лучшему, например, условия содержания в тюрьмах: я сейчас не говорю про пытки, но в целом все эти годы они как-то приближались к европейским стандартам. И смертная казнь у нас не приводилась в исполнение, то есть было много очень хороших изменений. И если вдруг эти стандарты перестанут применяться, люди будут заложниками.
Марьяна Торочешникова: А если рассматривать самый худший вариант? Наступает 2019 год, в январе Россия не подает списки членов своей делегации, говорит: "Мы выходим из вашего Совета Европы". Что будет с теми жалобами россиян, которые уже находятся в ЕСПЧ?
Анита Соболева: Невозможно выйти из договора за один день. Очевидно, те жалобы, которые уже поданы, будут разрешаться, потому что нарушение прав человека произошло в тот период, когда действовала Европейская конвенция и мы признавали полномочия Европейского суда. В принципе, ЕС может поторопиться их разрешить во время переходного периода, а может и не торопиться – это будет решаться уже отдельно.
Марьяна Торочешникова: Новым жалобщикам в этом случае не повезет.
Анита Соболева: Да. И тем, кто окажется в межвременье.
Марьяна Торочешникова: А можно сказать, что это будет катастрофа?
Анита Соболева: Конечно, для граждан это будет катастрофа. Трудно себе представить, что все остается по-старому, права человека соблюдаются, стандарты, разработанные Европейским судом, применяются, на эти решения мы ссылаемся в судах, но мы больше не в Совете Европы. Наверное, тогда все это будет вычеркнуто, как страшный сон, про это забудут и скажут: "В какой-то период времени мы были неправы. Теперь мы пересмотрим всю систему, и теперь нас ничто не сдерживает". Но я думаю, что этого все-таки не случится.
Хотя небольшой (или большой) шантаж будет продолжаться, то есть вы меняете правила игры, но это договорной орган, никто не загонял туда силой. Предполагается, что вы должны вести себя в соответствии с теми правилами, которые там приняты.
Марьяна Торочешникова: А может ли Конституционный суд России запретить исполнительной или законодательной власти, чиновникам выходить из Совета Европы?
Анита Соболева: Не может. Это все-таки политический вопрос – какие договоры мы денонсируем и по каким основаниям. Наверное, могут быть подняты отдельные вопросы конституционного плана, если это будет оформлено законодательно, будет какой-то законодательный акт. Когда он будет, надо будет на него посмотреть, и если там можно будет найти что-то противоречащее нашей Конституции... Конституция говорит о том, что международные нормы и принципы у нас имеют высшую силу, но там же не сказано, что именно конвенции, там же не написано – какие. А у законодателя остается право денонсировать тот или иной договор.
Марьяна Торочешникова: Будем надеяться, что законодатель не воспользуется этим правом.
Анита Соболева: Я думаю, будут вестись какие-то переговоры, будет происходить поиск консенсуса. Другой вопрос, готовы ли мы на какие-то подвижки (а от нас требуют достаточно серьезных шагов). И насколько ПАСЕ будет готова в чем-то нам уступить, но для того, чтобы все-таки сохранить возможность хотя бы дальнейшего диалога? Или они просто решат: "Мы очистимся от тех стран, которые не хотят соблюдать наши стандарты, но не дадим размывать свою систему ценностей". Нам остается только ждать.
В омской колонии строгого режима номер шесть заключенные устроили бунт, в котором участвовали почти 200 человек. Они жалуются на плохие условия содержания и постоянные издевательства. По официальным данным, пострадали 39 человек. Уполномоченная по правам человека в Омской области Ирина Касьянова сообщает, что 34 заключенных проходят амбулаторное лечение в колонии, четверо – в медицинском учреждении Федеральной службы исполнения наказаний, еще один прооперирован в городской больнице. Ситуацию комментирует адвокат Вера Гончарова, представляющая интересы заключенных, пострадавших от незаконных действий сотрудников администраций и "активистов" омских колоний.
Вера Гончарова
Вера Гончарова: Пока мы не можем точно узнать, что произошло: двери колонии закрыты, адвокаты не могут увидеться со своими подзащитными. По-моему, только сегодня были предоставлены первые свидания с родственниками.
Я думаю, произошло некое событие, которое послужило катализатором для возмущения. Версии от родственников осужденных и освободившихся разные, но все они сводятся примерно к этому. Кто-то говорит, что в карантине (это отделение, куда поступают осужденные, только прибывшие в колонию) был страшно избит заключенный, и, вероятно, увидев, в каком он состоянии, другие осужденные возмутились. По рассказам осужденных, все издевательства преимущественно совершают такие же осужденные, так называемый "актив", то есть люди, которые сотрудничают с администрацией.
Марьяна Торочешникова: С санкций администрации.
Вера Гончарова: Безусловно. Более того, люди, входящие в "актив", получают дополнительные поощрения, льготы, свободно передвигаются по территории. И они могут себе позволить то, чего не могут позволить другие, вплоть до еды – у них разная еда.
Марьяна Торочешникова: Правильно ли я понимаю, что в омских колониях именно руками заключенных подавляются другие заключенные? В отличие, например, от ярославских колоний, о которых мы знаем благодаря рассказам Евгения Макарова: его пытали сами сотрудники колонии. А там, получается, не хотят марать руки?
Вера Гончарова: Там сотрудники колонии, со слов людей, ради шутки, ради удовольствия тоже позволяют себе издеваться над заключенными, но это, наверное, не так массово, как то, чем занимается "актив". И все же за это предусмотрена ответственность, поэтому лучше проводить "воспитательные" мероприятия не своими руками. Рассказывали, что часто они просто смотрят и отдают приказы.
Например, в седьмой колонии, "прославившейся" своими пытками, какое-то время действовала группа "активистов", которой руководил сотрудник колонии. Сейчас он осужден, однако его приговор пока не вступил в силу. Но это единственный сотрудник седьмой колонии, которого удалось привлечь к ответственности. Он собрал "зондеркоманду" из заключенных, которые имели какой-то спортивный опыт, спортивное телосложение, и эта команда даже путешествовала по области из колонии в колонию, применялась для силового воздействия. Но в седьмой колонии и сотрудники грешили садистскими мероприятиями, вплоть до половых извращений.
Марьяна Торочешникова: Такое ощущение, что там просто тумблер падает – и люди меняются до неузнаваемости.
Вера Гончарова: Да, это безнаказанность и вседозволенность.
Марьяна Торочешникова: В последние месяцы известия о пытках в российских колониях регулярно приходят из самых разных регионов страны. Некоторые сообщения сопровождаются публикацией шокирующих видео.
Ситуация во владимирской колонии номер три на этой неделе получила курьезное продолжение. Правозащитники сообщили, что санитаров больницы этой исправительной колонии, которые участвовали в издевательствах над заключенными, переодели в больных, чтобы спрятать от прокуроров, прибывших в колонию с проверкой, чтобы они не рассказали чего-нибудь лишнего.
О положении дел в российских колониях говорит руководитель проекта Gulagu.net Владимир Осечкин.
Порочная система пыток действует в российской тюремной системе уже более десяти лет
Владимир Осечкин: Порочная система пыток действует в российской тюремной системе уже более десяти лет. Ничего нового не происходит. Сейчас в прессу и в интернет просто стало попадать больше информации, и это говорит о том, что Управление собственной безопасности ФСИН и руководство ФСИН полностью потеряли контроль над происходящим в учреждениях. Раньше им удавалось каким-то образом скрывать это дело, и последние несколько лет они как-то договаривались со многими журналистами и правозащитниками о том, что они будут срезать углы и рассказывать о необходимости повышения зарплат сотрудникам ФСИН и замены баланды на котлеты, замалчивая самые вопиющие факты пыток.
Владимир Осечкин
Но сегодня, к сожалению, практически во всех регионах заключенных подвергают насилию, избиениям, изнасилованиям, угрозам изнасилования, подавляя их таким образом. В так называемых "черных" колониях это делают через негласных агентов, которые формально числятся "смотрящими" и "блатными". В так называемых "красных" зонах, таких, как омские учреждения, это происходило через секции дисциплины и порядка, которые, замечу, запрещены с 1 января 2010 года приказом Минюста. Однако до сих пор в целом ряде учреждений Главное оперативное управление ФСИН России активно использует секции дисциплины и порядка и "активистов" для управления основной массой заключенных, для выбивания нужных показаний, а также для расправы с жалобщиками и неугодными.
Марьяна Торочешникова: Владимир, вы можете привести пример недавних обращений к вам с жалобами на действия сотрудников колонии?
Владимир Осечкин: Час назад на "горячую линию" Gulagu.net поступило сообщение от родственников заключенного Павла Нечаева 1992 года рождения. Они переслали нам фотографии, сделанные адвокатом. Ноги и спина Нечаева были полностью покрыты синяками и гематомами. И они описывают точно такие же пытки, которым подвергался Евгений Макаров на видео, которые посмотрела теперь уже вся страна. Это произошло в колонии номер 33 УФСИН по Хакасии. Заключенного по заявлению родственников на некоторое время вывозили в следственный изолятор другого региона. Однако, по нашей информации, сейчас оперативники ФСИН хотят вернуть его обратно в ИК-33 с тем, чтобы в отношении него продолжились пытки и его заставили отказаться от жалобы на превышение должностных полномочий, а после этого давать объяснения, что якобы он сто раз подряд падал на попу в какой-то камере ИК-33.
Марьяна Торочешникова: А что может адвокатское сообщество противопоставить незаконным действиям, в том числе, наверное, и прокуратуры, которая часто "не замечает" нарушений?
Вера Гончарова: Адвокатов, которые работают с осужденными, уже отбывающими наказание, не так много. Федеральная палата адвокатов и Совет по правам человека при президенте обсуждали вопрос возможности обеспечения осужденных бесплатной юридической помощью и информирования их о своих правах. Они иногда не могут обжаловать незаконные действия администрации, потому что не знают, как это делать, не знают, можно ли им пригласить адвоката.