"Они никогда не скажут: да, мы жулики"

• По данным международного движения "Трансперенси Интернешнл", каждый четвертый житель планеты хоть раз давал взятку в течение последнего года.
• Социологи отмечают увеличение числа россиян, считающих, что коррупция полностью поразила российские органы власти: так думает каждый третий.
• Искоренить коррупцию в России невозможно в принципе – в этом убеждены больше половины граждан, опрошенных Фондом "Общественное мнение".
• При действующей в России политической, правовой и судебной системе коррупция вряд ли будет побеждена: нет политической воли на реальную борьбу с этой проблемой.

​

Марьяна Торочешникова: Каждый четвертый житель планеты хоть раз давал взятку в течение последнего года – к такому выводу пришли специалисты международного движения "Трансперенси Интернэшнл", проанализировав результаты опроса более чем 162 тысяч людей в 119 странах мира. 57% опрошенных при этом заявили, что недовольны тем, как правительства их стран борются с коррупцией. Более половины считают, что противостоять коррупции могут и простые люди.

В России о коррупции говорят много и часто. Искоренить взяточничество чиновники пообещали еще десять лет назад, при Медведеве, и даже приняли по этому поводу специальные законы, но это не слишком помогло – наверное потому, что не было плана. И вот в июне Путин его утвердил – национальный план противодействия коррупции на 2018–2020 годы.

^{Видеоверсия программы}

Искоренить коррупцию в России невозможно в принципе – в этом убеждены больше половины россиян, опрошенных Фондом "Общественное мнение". В свою очередь, социологи Левада-центра отмечают увеличение числа тех, кто считает, что коррупция полностью поразила российские органы власти: так думает каждый третий. Тем не менее, ВЦИОМ констатирует: за десять лет действия в стране закона о противодействии коррупции количество россиян, замечающих результаты этой борьбы, выросло с 39% до 55%.

Можно ли победить коррупцию? Спросим у Антона Поминова, генерального директора автономной некоммерческой организации Центр "Трансперенси Интернэшнл – Россия", и Вячеслава Гимади, юриста Фонда борьбы с коррупцией.

Антон Поминов: По нашим исследованиям, получается так, что каждый третий россиянин совершенно точно сталкивается с бытовым взяточничеством. Либо гражданам приходится платить где-то в сфере образования, либо на дорогах – полицейским ГИБДД, либо, чаще всего, в сфере здравоохранения. Но на самом деле коррупция в нашей жизни еще выступает как некий дополнительный налог на все то, что мы покупаем. Часть тех денег, которые получает розничная сеть, те, кто поставляет в розничную сеть, те, кто производит любой продукт, или те, кто его привозит из-за границы, часть тех денег, которые они должны получить в виде прибыли, отдают каким-то совершенно непонятным людям, которые это контролируют, выдают лицензии, что-то разрешают или не разрешают. Поэтому масштаб такой, что оценить мы его точно не можем, но более-менее понятно, что мы все вовлечены в коррупционное взаимодействие.

Марьяна Торочешникова: Вячеслав, какая коррупция представляет наибольшую опасность – бытовая или вот эта глобальная, из-за которой предприниматели вынуждены давать откаты, вкладывать стоимость поборов в цену товаров и услуг?

Вячеслав Гимади: Наибольшую опасность представляет коррупция именно в высших эшелонах власти, как на федеральном уровне, так и не региональных – губернаторов, их заместителей, лиц, распределяющих бюджетные средства на непрозрачных госзакупках, лиц, непонятно каким образом приобретших огромные состояния, активы, недвижимость, ведущих образ жизни, явно не соответствующий их официальным доходам. Рыба, как говорится, гниет с головы, и если какие-то мелкие чиновники на местах, полицейские, директора школ видят безнаказанность коррупции на высшем уровне, то это является определенным сигналом к действию.

Марьяна Торочешникова: Вот по данным Левада-центра, каждый третий россиянин считает, что коррупция полностью поразила все ветви власти в России снизу доверху. Это действительно так, или это слишком пессимистично? Остались честные чиновники?

Антон Поминов

Антон Поминов: Все зависит от того, как устроен определенный госорган. Есть иерархические структуры, в частности, так устроены многие местные отделения полиции. Если полицейский, который дежурит на дороге, не берет денег, то его просто выгоняют с работы: он не приносит дохода всей конторе, и он там просто не нужен, его переводят в другое место или увольняют. С другой стороны, мы постоянно видим какие-то уголовные дела в отношении губернаторов, заместителей и даже глав федеральных ведомств. Оказывается, что человек, который, казалось бы, облечен властью, доверием, получает полномочия, все это время занимался не прямыми обязанностями, а организацией преступного сообщества. У какого-нибудь заместителя мэра, губернатора, вице-премьера что-то находят, и получается, что в это вовлечены чуть ли ни все. Я не хочу сказать, что нет честных чиновников. Но у российской власти уже такая репутация, что граждане, которым задают вопрос, как обстоят дела с коррупцией, говорят: "Да они там все воры!"

Марьяна Торочешникова: 52% россиян считают, что во взятках виноваты не отдельные сотрудники, а устройство их организации в целом. При этом каждый четвертый уверен, что за получение взятки должен отвечать не рядовой сотрудник, которого уличили в коррупции, а его руководитель.

Корреспондент: Одно из самых известных коррупционных обвинений путинской эпохи – дело "Оборонсервиса". В 2012 году сотрудники Министерства обороны за бюджетные деньги ремонтировали недвижимость министерства, и затем продавали ее аффилированным коммерческим структурам по очень привлекательным ценам. На этой истории бюджет России потерял, по разным оценкам, от трех до семи миллиардов рублей. Когда дело дошло до суда, выяснилось, что большинство обвиняемых были хорошо знакомы с тогдашним министром обороны Анатолием Сердюковым. Он, например, лично вышел встречать оперативную группу, приехавшую с обыском домой к бывшей начальнице Департамента имущественных отношений Евгении Васильевой. Сердюкова отправили в отставку, позже обвинили в халатности, но суда он избежал, попал под амнистию. Васильева должна была провести в колонии опять лет, но через месяц после вступления приговора в силу ее освободили условно-досрочно.

Другой громкий судебный процесс состоялся по делу бывшего главы Минэкономразвития Алексея Улюкаева. Его арестовали в ноябре 2016 года. Это был первый в истории новой России случай, когда министра не только обвинили в коррупции, но и довели его дело до суда. Причем сразу сложно было понять, что именно следствие сочло за взятку: то ли два миллиона долларов, то ли подношение домашними колбасками. Да и показания сторон в деле разошлись. Следствие считает, что Улюкаев вымогал у главы "Роснефти" Игоря Сечина деньги за разрешение на приватизацию "Башнефти". Улюкаев настаивает, что он стал жертвой провокации, он не знал о содержимом чемоданчика, который получил от Сечина, предполагал, что там бутылки вина или охотничьи колбаски. В декабре 2017 года суд признал бывшего главу Минэкономразвития виновным и приговорил к восьми годам колонии строгого режима.

Вскоре после дела Алексея Улюкаева российские госорганы, ответственные за противодействие коррупции, заявили о новых разоблачениях. Взятка более 500 миллионов рублей, легализация преступных доходов, хищение почти 3,5 миллиардов рублей – такие обвинения предъявили главам сразу нескольких регионов. Вместе со своими командами в вынужденную отставку и под следствие отправились губернатор Сахалинской области Александр Хорошавин, губернатор Кировской области Никита Белых, глава Республики Коми Вячеслав Гайзер. Хорошавину дали 13 лет лишения свободы, Гайзеру – 6, Белых по приговору суда должен будет провести в колонии 8 лет.

Антикоррупционная кампания коснулась и тех, кто боролся с коррупцией по долгу службы. В получении взятки в семь миллионов рублей обвинили заместителя главы отдела Министерства внутренних дел России по борьбе с коррупцией Дмитрия Захарченко. В ходе обысков в его квартире нашли 120 миллионов долларов и два миллиона евро.

Согласно отчету Генеральной прокуратуры России, только в 2017 году обвинения в коррупции были предъявлены более чем тысяче человек из органов исполнительной власти и еще 99 представителям законодательной власти.

Марьяна Торочешникова: Понятно ли, где сосредоточено больше всего взяточников?

Вячеслав Гимади: Коррупция – это не только взятки, но и нечестные госконтракты, незаконное обогащение, приобретение дорогих активов на не заработанные должностным лицом средства. Можно сказать, что это всеобъемлющее явление.

Антон Поминов: Последнее крупное исследование было проведено российской властью в 2010 году. Мы в "Трансперенси Интернэшнл" проводим другое исследование, которое называется "Барометр мировой коррупции". И там по результатам 2016 года получается так: около трети граждан сталкиваются с коррупцией, но из них около четверти сталкиваются с коррупцией в полиции, четверть – в медицинских учреждениях, 29% – в образовании. Человек может оценивать коррумпированность по сюжетам в новостях. Поэтому, например, президент и председатель правительства оцениваются как наименее коррумпированные органы – в новостях президент все время на коне, со щитом, никогда не на щите. Только ряд независимых СМИ пытается показать другую сторону жизни. Например, в 2014 году России перепадает кусок чужой территории, и поддержка у президента сразу повышается; как следствие, повышается поддержка вообще любой власти. Одновременно с этим мы видим, что оценка коррумпированности российской власти в 2014 году снизилась. Власть не стала менее коррумпированной, просто людям понравилось то, что случилось в каких-то совершенно других областях (гордость за державу, еще что-то), и они стали отвечать, что власть меньше ворует. На самом деле это не так.

Марьяна Торочешникова: Если верить МВД, за последние шесть лет средний размер взятки и коммерческого подкупа в стране вырос с 60 тысяч рублей в 2012 году до 357 тысяч в 2017-м. Но при этом они оговариваются, что все это очень приблизительные расчеты, потому что они делят суммы, зафиксированные в возбужденных и переданных в суд уголовных делах.

Вячеслав Гимади: Зафиксированный МВД размер взятки – это средняя "температура по больнице". Очевидно, что МВД не опрашивало абсолютно всех взяточников о размере взятки. У нас недавно был такой кейс, когда господин Хлопонин, бывший заместитель председателя правительства, скрытым образом получил взятку от олигарха Прохорова путем сделки купли-продажи недвижимости в Италии (относительно недорогой, но по такой цене – 36 миллионов евро – она там точно не могла быть приобретена). Вот такой размер взятки. Либо взятки берутся путем оказания каких-то услуг, катания на яхте, своеобразного отдыха.

Антон Поминов: Это может работать по-разному. Есть миллион причин, почему вице-премьер или министр российского правительства вдруг оказывается на яхте у олигарха. Это не происходит как передача чемоданов, есть много других схем. В совершенно неизвестной нам юрисдикции произошла некая сделка, и вот стоит объект недвижимости, лежат ценные бумаги, и все это принадлежит через цепочку некой компании, а эту компанию переписывают на другого человека. И даже могли не переписывать, а может быть, просто номинальный директор знает, что теперь ее владелец не этот, а тот.

Илья Шуманов, заместитель гендиректора АНО Центр "Трансперенси Интернэшнл" – Р: Мы одни из проповедников идеи борьбы с мягкой коррупцией. Мягкая коррупция – это не взятки, которые носят в чемоданах, с этим должны бороться именно правоохранительные органы, а гражданское общество может очень хорошо мониторить декларации, доходы и имущество публичных лиц или конфликты интересов.

Корреспондент: "Трансперенси Интернэшнл" – неправительственная международная организация по борьбе с коррупцией. Один из фокусов ее работы – так называемый конфликт интересов.

Илья Шуманов: Это использование или возможность использования своих должностных полномочий в личных интересах должностного лица либо в интересах лиц, связанных с ним.

Корреспондент: Одна из целей "Трансперенси Интернэшнл" – дать обычным гражданам инструменты для контроля над доходами чиновников. Один из таких инструментов – база данных публичных должностных лиц "Декларатор", она помогает найти информацию о доходах, имуществе, продвижении по карьерной лестнице и связях с другими чиновниками. Вот, например, что удалось узнать о директоре "Роскосмоса" Дмитрии Рогозине.

Илья Шуманов: У него есть квартира, она разбита на четыре доли, одна из долей принадлежит его сыну. Мы нашли квартиру аналогичной площади в Москве, такая квартира была одна. Когда мы получили выписку из Единого государственного реестра прав на недвижимое имущество, все фамилии людей, которые были владельцами этой квартиры, были засекречены. Но по косвенным признакам мы это установили, и он, собственно, подтвердил, саморазоблачился, что называется. Итогом этого расследования, конечно, не стала его отставка, потому что он является политическим назначенцем, к которым в России особое отношение.

Корреспондент: Но протекцией могут похвастаться далеко не все чиновники. Директор Российских сетей вещания и оповещения ушел в отставку после того, как "Трансперенси Интернэшнл" обнаружила у него четыре квартиры в Майами общей стоимостью девять миллионов долларов, что противоречило официальным доходам чиновника.

Илья Шуманов: Эти расследования собираются в некую критическую массу, а потом накладываются на то или иное лицо – он теряет свою должность, его переводят на какую-то другую, менее важную. Ну, и, конечно, это используется в рамках какой-то межфракционной, межэлитной политической борьбы.

Корреспондент: "Трансперенси Интернэшнл" также следит за соблюдением антимонопольного законодательства.

Илья Шуманов: Любая монополия – это нарушение естественных процессов рыночной экономики в стране, и, конечно, эта система формирует определенные коррупционные риски.

Корреспондент: В октябре 2018 года вышло расследование о сговоре 13-ти юридических лиц, создававших видимость конкуренции при участии в госзакупках на поставки лекарств в российские больницы. После публикации Управление Федеральной антимонопольной службы возбудило дело в отношении упомянутых организаций.

Марьяна Торочешникова: Если все настолько скрыто и латентно, как тогда вообще бороться с коррупцией? И зачем тогда закон о противодействии коррупции, если такого рода коррупцию победить практически невозможно?

Вячеслав Гимади

Вячеслав Гимади: Я считаю, что ее можно победить, но при наличии политической воли, то есть по сингапурскому сценарию: посади своих друзей за коррупцию – и все остальные будут бояться. Этот опыт оказался довольно успешным, и в ряде стран появились жесткие меры по борьбе с коррупцией. Если у нас будут сажать генералов Росгвардии, которые подписывают коррупционные госконтракты с аффилированными с ними компаниями, если этих генералов поймать за руку, провести ряд показательных процессов, то на уровне субъектов Федерации, на уровне округов, соединений, на уровне просто территориальных государственных ведомств или местного самоуправления уже будут бояться.

Марьяна Торочешникова: То есть вы за посадки?

Вячеслав Гимади: Мы за применение закона. Не за каждый факт коррупции должно быть лишение свободы. Есть чисто формальные нарушения. Но за хищение денежных средств из бюджета, безусловно, должна быть реальная уголовная ответственность в виде лишения свободы.

Марьяна Торочешникова: А разве показательные порки дают ощутимый результат?

Антон Поминов: Полностью побороть коррупцию, конечно, нельзя, как невозможно побороть убийства. Они есть и будут всегда. Просто в более здоровых обществах уровень убийств на десять тысяч населения меньше, чем в менее здоровых, то есть нужно работать над тем, чтобы уровень негативных социальных явлений был минимален и социально приемлем. И точно так же с коррупцией. Второе – ожидаемое наказание: это жесткость наказания, умноженная на его вероятность. Законодательство у нас неплохое, мы скоро будет отмечать десять лет федеральному закону о противодействии коррупции, и вообще, с 2008-го по 2012 год было принято очень много всего важного, но дальше встает вопрос правоприменения. Вот ФБК пишет-пишет… Вот сколько надо было написать про Якунина, чтобы он хотя бы ушел в отставку! И до сих пор не удается завести на него уголовное дело. И таких довольно много.

Это называется – "избирательность правоприменения". Если человек оказался невыгоден по каким-то политическим мотивам, сразу появляются и уголовные дела, и преступная группировка, и так далее. А с другой стороны, вот у нас в Калининграде был Восковщук – самый стойкий коррупционер России, там уже и суды его признают, и чего только нет, а ничего поделать невозможно. Важно, чтобы правоприменение было не избирательным. И это не лозунг, а вопрос о том, как распределяются дела в судах, кто судьи, как они назначаются. На самом деле очень многое упирается в то, что всё одеяло утащила на себя исполнительная власть, а судебной позвонили по телефону – и она выразила согласие.

Марьяна Торочешникова: А государство может разобраться с этими коррупционерами по сингапурскому варианту?

Вячеслав Гимади: При желании, конечно, может, весь инструментарий для этого у власти есть. И нормативная база относительно приемлемая, несмотря на то, что у нас до сих пор не ратифицирована статья 20 Конвенции ООН по борьбе с коррупцией. Есть закон о противодействии коррупции, в котором много довольно хороших моментов. Например, увольнение чиновника за недекларирование принадлежащего ему имущества – мы находим в Новосибирске у вице-губернатора Юрия Петухова квартиру в 140 квадратных метров в пользовании, подтверждаем это документально, пишем заявление в прокуратуру. Прокуратура с этим соглашается, но пишет, что это на сайте произошла такая техническая ошибка, поэтому его не будут увольнять. То есть он указал, но почему-то они загрузили на сайт другой файл, где это не было указано, причем это произошло сразу в двух госорганах. Кого-то все-таки увольняют, но по собственному желанию, кого-то – в связи с реорганизацией ведомства: это у нас в прошлом году была целая серия публикаций по обкомовским дачам, где в советское время жили первые секретари местных обкомов.

Марьяна Торочешникова: А что это за 20-я статья Конвенции по борьбе с коррупцией?

Вячеслав Гимади: Она предполагает уголовную ответственность должностных лиц за то, что они не могут объяснить превышение расходов над официально задекларированными доходами. Но самое интересное, что у нас эту статью не применяют к мэрам городов и губернаторам, которые не могут объяснить, откуда у них огромные замки, а ее применяют к каким-то чиновникам на Дальнем Востоке (там начальница какого-то департамента не смогла объяснить, откуда при зарплате 40 тысяч у нее взялся автомобиль "Ниссан"). У нас есть конвенция о гражданско-правовой ответственности за коррупцию, защита заявителей… У нас 16% людей считают социально приемлемым сообщать о факте коррупции. В Западной Европе этот показатель больше 50%, в Восточной – 35-36%.

Марьяна Торочешникова: Организация объединенных наций общий объем взяток в мире оценивает в один триллион долларов, а экономические потери от коррупции – в 2,6 триллиона долларов. Эта сумму эквивалентна 5% мирового ВВП.

Корреспондент: Дворцы, шубохранилища, яхты и личные самолеты для перевозки собак… Фонд борьбы с коррупцией Алексея Навального регулярно публикует расследования, где рассказывает о сокровищах российских чиновников.

Любовь Соболь, юрист Фонда борьбы с коррупцией: У нас очень много информации, которую мы собираем сами, или нам ее присылают какие-то люди. У нас есть даже "блэк бокс" – это ящик, который находится в интернете, и нам может прислать информацию Сечин на Путина, Медведев на Шувалова...

Корреспондент: Одно из первых расследований рассказывает о приближенных к генеральному прокурору России Юрию Чайке. СМИ называли этот фильм криминальной драмой о преступных связях политиков. ФБК сообщал, в частности, что старший сын прокурора России Артем Чайка через посредников ведет бизнес с бандой Цапков из станицы Кущевская, той самой бандой, которая в ноябре 2010 года убила 12 человек – всю семью местного фермера и его гостей. В расследовании упоминается и о других многопрофильных активах семьи Чайки.

Любовь Соболь: Они никогда не скажут: "Да, мы жулики, да, мы разворовали страну. Но это не значит, что мы должны сложить руки и сказать: "Ну, окей".

Корреспондент: После выхода в марте 2017 года фильма "Он вам не Димон" на митинг против коррупции вышли тысячи людей по всей России. В фильме рассказано об имуществе премьер-министра России Дмитрия Медведева, которому, по данным ФБК, принадлежат дворец на Рублевке, дача в горах, агрохолдинг, виноградники, яхты, а также дом для уточек. Именно уточка стала символом протеста против коррупции.

Любовь Соболь: Мы пишем запросы, ссылаемся на законы, требуем провести проверки, и когда их не проводят, нас это не удивляет, но мы заставляем их что-то делать.

Корреспондент: Иногда об одном и том же чиновнике делают несколько расследований, добиваясь реакции от правоохранительных органов. Так ФБК выпустил целую серию публикаций о пресс-секретаре Владимира Путина Дмитрии Пескове. Как и многие чиновники, Песков, по утверждению ФБК, большую часть своей недвижимости оформил на жен, бывшую и нынешнюю, и детей. Фонд рассказал о шикарной свадьбе пресс-секретаря, его доме за один миллиард рублей и беспечной жизни детей.

Изучая доходы и имущество вице-премьера России Игоря Шувалова, ФБК выяснил, что только на перевозку собак на частном самолете Шувалов тратит примерно 40 миллионов рублей в год. Семья вице-премьера живет в особняке площадью более четырех тысяч квадратных метров, общая территория владений – 7,5 гектаров земли. И это в пределах Москвы. А чтобы жители близлежащих домов не пялились на богатства, архитекторы замуровали им окна.

За свои расследования ФБК и Алексей Навальный регулярно получают повестки в суд, требования удалить видео и даже вызовы на дуэль.

Марьяна Торочешникова: В этом году в России появился реестр коррупционеров. Сейчас в нем указаны фамилии почти 500 чиновников, утративших доверие и уволенных за сокрытие своего имущества, заключение госконтрактов в интересах родственников и прочие коррупционные проделки. Но список как-то не впечатляет: это все какие-то инспекторы пожарного надзора или ГАИ, мелкие чиновники, а больших нет. И от такого реестра толку нет?

Антон Поминов: Может быть, сегодня нет, но завтра будет. Завтра изменится ветер, и те инструменты, которые раньше не применялись, будут применяться. Нужно лучше работать и заставлять власть активно этим пользоваться.

Марьяна Торочешникова: А новый план Путина даст какие-то ощутимые результаты?

Вячеслав Гимади: На бумаге, возможно, законодательство станет несколько лучше, но при действующей политической, правовой, судебной системе, скорее всего, толку от этого плана не будет, потому что отсутствует политическая воля на реальную борьбу с коррупцией.

Антон Поминов: Это технический документ, там говорится: нужно разработать вопросы лоббизма. Проработали и сказали "нецелесообразно", задвинули лоббизм в долгий ящик.