Архивный проект "Радио Свобода на этой неделе 20 лет назад". Самое интересное и значительное из архива Радио Свобода двадцатилетней давности. Незавершенная история. Еще живые надежды. Могла ли Россия пойти другим путем?
О подтвердившейся с помощью научных исследований многолетней связи третьего президента США с рабыней-мулаткой профессор-историк Ричард Бимен, биограф Джефферсона Анет Гордон-Рид, профессор-генетик Юджин Фостер, писатель и философ Александр Генис. Автор и ведущая Марина Ефимова. Впервые в эфире 19 ноября 1998.
Марина Ефимова: Cлякотным зимним утром 1872 года некий вашингтонский журналист добрался по распутице до Монтичелло, бывшего поместья Томаса Джефферсона, третьего президента США, автора Конституции, одного из отцов-основателей американской демократии и одного из первых артикулированных противников рабства. К тому времени со смерти Джефферсона прошло уже почти пятьдесят лет, но в его доме все еще жил кто-то из потомков великого президента. Однако журналист остановил наемный экипаж не у господского особняка, а у маленького дома Мэдисона Хемингса, пожилого афроамериканца, который в юности был рабом семейства Джефферсонов, равно как и его покойная мать - Салли Хемингс. Хозяин, усадив приезжего перед очагом, выразил удивление, что гость проделал столь длинный и тяжелый путь, чтобы повидать такую скромную персону, как он. И журналист ответил: "Люди моей профессии готовы на какую угодно долгую и трудную дорогу, если в конце их ждет интересная история. Я нашел в ричмондском архиве газету 1802 года со статьей о том, что Томас Джефферсон после смерти жены, якобы, жил с черной женщиной, своей рабыней Салли Хемингс, и что у них были дети? Это правда? Вашим отцом действительно был президент Томас Джефферсон?" И Мэдисон Хемингс, если верить историкам и фильму режиссера Джона Айвори, ответил:
Диктор: "Да, сэр, это чистая правда. Третий президент США. Всего у Салли Хемингс и Томаса Джефферсона было четверо общих детей: три мальчика – Беверли, Истон и я, Мэдисон, и одна девочка, наша сестра Хэрриет. У отца не было детей ни от каких других черных рабынь, мы были единственными. И, естественно, мы все приняли материнскую фамилию Хемингс. Я не могу сказать, что отец любил нас так же, как своих белых детей и внуков, но он всегда заботился о нас, не отправлял на тяжёлые работы и учил ремеслу. Хэрриет стала ткачихой и работала на маленькой фабрике, меня выучили на плотника, а Беверли прислуживал в доме. В моем брате Истоне и во мне больше дала себя знать африканская кровь, но Беверли был совсем светлокожим и очень похож на отца. Однажды в доме обедал какой-то французский джентльмен, и когда Беверли вошел в столовую с подносом, этот француз чуть не свалился со стула - ему показалось, что Томас Джефферсон подает ему суп. К сожалению, у нас в доме осталось лишь несколько вещей Томаса Джефферсона – очки, чернильница и пряжки от его парижских туфель. Дело в том, что когда отец умер, он был банкротом".
"Я не могу сказать, что отец любил нас так же, как своих белых детей и внуков, но он всегда заботился о нас, не отправлял на тяжёлые работы и учил ремеслу"
Марина Ефимова: Журналист спросил: "Это единственное наследство, которое вам оставил Джефферсон?" И Хемингс ответил:
Диктор: "О, нет, сэр! Мы получили в наследство свободу, задолго до освобождения рабов".
Марина Ефимова: Историю продолжает профессор университета Пенсильвании Ричард Бимен.
Ричард Бимен: В 1802 году история связи Джефферсона с Салли Хемингс впервые попала в газеты. С этого момента и до 70-х годов нынешнего века, то есть больше полутора веков, большинство американцев этой истории не верили. Биографы и историки абсолютно ее игнорировали. В 50-х, в результате борьбы за гражданские права, в американской исторической науке переменился ветер и фигура Джефферсона стала весьма противоречивой, но по другому поводу. Многие историки начали обвинять Джефферсона в том, что он, будучи принципиальным борцом с рабством, имел рабов и до самой своей смерти не отказывался от владения ими. И в этом, бесспорно, есть некое противоречие.
"...историки начали обвинять Джефферсона в том, что он, будучи принципиальным борцом с рабством, имел рабов и до самой своей смерти не отказывался от владения ими"
Марина Ефимова: Надо сказать, что слухи о долгой, 38-летней связи Джефферсона с черной рабыней, связи, начавшейся, судя по всему, через три года после смерти жены Джефферсона, когда этой рабыне было 14 лет, эти слухи по разным причинам не устраивали многих в американском обществе. Главный биограф Джефферсона, ныне покойный Дамас Малоун, лауреат Пулитцеровской премии, интеллектуал и южанин, писал:
Диктор: "Эта расосмесительная легенда - просто грязная сплетня. Она пущена журналистом, известным своим бесстыдством и хроническим алкоголизмом. Подобная вульгарная связь была немыслима для Джефферсона с его высочайшими моральными стандартами. Джефферсон, вместе с Вашингтоном и Линкольном - наша Святая Троица".
Марина Ефимова: Профессор Нью-йоркской юридической школы, биограф Джефферсона Анет Гордон-Рид, рассматривает дело несколько под другим углом:
Анет Гордон-Рид: Расизм был так силен, что если бы, скажем, в прошлом веке стало известно, что у Джефферсона была 30-летняя связь с черной женщиной, то вряд ли он попал бы на гору Рашмор и стал бы идеалом и символом Америки.
Марина Ефимова: Возможно, споры и замалчивание этой истории продолжались бы в Америке и до сих пор, если бы не генетика и не открытие детективных возможностей ДНК. И вот в начале этого месяца, под звуки фанфар, полуторавековая сплетня перешла в разряд исторических фактов. Буквально все газеты и журналы опубликовали результаты исследования британских и американских генетиков. Из них следует с очень большим процентом вероятности, что Томас Джефферсон был отцом по крайней мере одного, последнего сына Салли Хемингс - Истона. Рассказывает зачинатель исследования, недавно вышедший на пенсию профессор Университета Тафтса Юджин Фостер.
Юджин Фостер: Идея использовать ДНК для подобных целей уже давно носилась в воздухе, но все считали, что необходимо получить доступ к останкам самого Джефферсона, а также эксгумировать и прямых наследников Салли Хемингс. Поэтому дальше разговоров дело не пошло. Два с половиной года назад мой коллега, профессор биологии Ральф Бензингер, позвонил мне и сказал, что практический путь к установлению родства и наследственных связей - использование У-хромосомы ДНК.
Марина Ефимова: Но для этого надо было найти прямого и бесспорного потомка Джефферсона.
Юджин Фостер: Это было самой трудной частью работы. Мне помогли найти близкого родственника Джефферсона, потомка его дяди. В его ДНК была редкая У-хромосома и ученые считали, что все Джефферсоны по мужской линии должны обладать такой же.
Марина Ефимова: Вы считаете, что совпадение этих хромосом дает полную уверенность в отцовстве Джефферсона?
Юджин Фостер: Вовсе нет, были и другие члены семьи Джефферсона, от которых, теоретически рассуждая, Салли Хемингс могла забеременеть. И тут установить факт отцовства Томаса Джефферсона со стопроцентной точностью наука не может. С научной точки зрения его отцовство очень вероятно, и эта вероятность подкрепляется историческими совпадениями.
Диктор: "Мой милый друг! В Дюссельдорфе я мечтал о вас, и в Гейдельберге я мечтал о вас. Я мысленно вел вас за руку по этому саду искусств и вечерами мысленно читал вам вслух "Тристрама Шенди"".
"И вот в начале этого месяца, под звуки фанфар, полуторавековая сплетня перешла в разряд исторических фактов..."
Марина Ефимова: Это строки из письма, написанного Джефферсоном не Салли Хемингс, конечно. Они написаны англичанке, аристократке и красавице Марии Косвей. С ней, замужней дамой, у Джефферсона начался было бурный роман в Париже, куда в 1784 году он прибыл в качестве посла США. Джефферсон принял это назначение через год после смерти любимой жены. Он приехал еще в тоске и в трауре. "Я рожден, - писал он, - чтобы терять все то, что люблю". Но, в конце концов, ему было только 42 года. Мария Косвей ценила его и дорожила его дружбой, их отношения явно подходили к решительному моменту. Некоторые историки полагают, что Мария ждала от Джефферсона только последнего слова, чтобы уйти от мужа и уехать с ним в Америку после окончания его посольского срока. Но это слово так и не было сказано. Вместо этого Мария получила от Джефферсона, снова уехавшего на несколько дней в Германию, странное письмо:
Диктор: "Из всех картин больше других меня разволновала работа Ван дер Верфа, написанная на библейский сюжет. Сара, которая не может родить сына, приводит Аврааму Агарь, молоденькую египетскую рабыню. Я вдруг почувствовал, что хотел бы быть Авраамом, хотя при этом я был бы уже пять тысяч лет как мертв. Все же я - сын природы, а не культуры. Я люблю то, что вижу и осязаю, не будучи в состоянии объяснить, какова причина этой любви, даже не заботясь о том, есть ли причина".
Марина Ефимова: Это ли не признание в новой страсти? Когда после возвращения Джефферсона в Париж Мария Косвей заехала к нему, не дожидаясь приглашения, то увидела в доме прелестную девочку-мулатку Салли Хемингс, няню младшей дочери Джефферсона, только что прибывшей из Вирджинии. Вот что говорит обо всей этой ситуации историк Ричард Бимен:
Ричард Бимен: Тот факт, что Джефферсон имел сексуальные отношения с Салли, говорит только о том, что он встает в ряды сотен и тысяч белых плантаторов, которые жили со своими рабынями и приживали с ними детей-мулатов. Кроме того, и это самое главное, сожительство с черной рабыней категорически противоречило его собственному этическому коду. Джефферсон осуждал такого рода связи, когда речь шла о других белых рабовладельцах. Потому историки столько лет и не могли поверить в его отношения с Салли, они знали - сам Джефферсон, в принципе, нашел бы их возмутительными. Мы не знаем природы их отношений. Если они действительно начались в Париже, то Салли было всего 14 лет. Сама ситуация, когда мужчина - взрослый, белый, необычайно влиятельный, сильный человек - начинает отношения с девочкой-рабыней, предполагает вероятность доминирования с одной стороны и подчинения с другой. Мы совершенно не знаем, была ли их привязанность глубокой, серьезной, взаимной. Это – загадка.
"Неизвестно, писал ли Джефферсон письма самой Салли, но зато известно, что из архива Джефферсона таинственно исчезли все письма за 1788 год..."
Марина Ефимова: Салли была и не совсем черной, и не совсем рабыней. У нее и у покойной жены Джефферсона был общий отец, вирджинский плантатор Уэллс, то есть они были сводными сестрами. И Джефферсон прекрасно знал об этом. Салли родилась светлокожей и, по некоторым свидетельствам, внешне очень напоминала жену Джефферсона Марту. О том, как началась связь (сожительство? любовь?) Томаса Джефферсона и Салли Хемингс нет ни одного документального свидетельства, ни строчки в письме, ни признания друзьям, ни записи в дневнике. Неизвестно, писал ли Джефферсон письма самой Салли, но зато известно, что из архива Джефферсона таинственно исчезли все письма за 1788 год, тот самый год, когда Салли появилась в Париже. Поэтому биографы собирали только косвенные свидетельства, да и те по крупицам. Например, биограф Джефферсона фон Броди пишет, что в бухгалтерских книгах парижского периода траты на одежду для Салли Хемингс, на ее учителя французского языка и на зарплату, которую Джефферсон начал платить ей в Париже, приближаются к тратам на старшую дочь Джефферсона. В письме к Энн Бингам, своей американской приятельнице, Джефферсон, в прошлом горячий поклонник женского интеллекта и образованности, изложил, ни больше, ни меньше, как новый взгляд на женщин:
Диктор: "Сейчас в Париже женщины только и говорят что о политике, живут политическими страстями. В нынешней революционной ситуации это, конечно, объяснимо. Но ведь и в Америке мы были свидетелями бурных периодов, однако, наши леди были достаточно мудры, чтобы не вмешиваться в раздоры. Наоборот, они успокаивали и примиряли друг с другом мужей, распаленных политическими битвами. Как никакие другие женщины, они умеют создавать и культивировать домашнее счастье, главное, что есть в жизни. И нет места на земле, где бы люди наслаждались этим счастьем больше, чем в Америке".
Марина Ефимова: Похоже, Салли занимала в жизни Джефферсона больше места, чем можно было бы предположить.
Анет Гордон-Рид: Мне трудно поверить, что у мужчины в течение 30 лет могли быть отношения с женщиной, основанные исключительно на сексе. Она родила от него несколько детей, одно это уже дает основание предположить, что там было нечто большее, чем секс.
Марина Ефимова: И однако эти отношения едва не кончились там, где и начались - в Париже. Джефферсон собирался уезжать, США отзывали своего посла из Франции, там начиналась революция. 14 июля 1789 года пала Бастилия. Джефферсон приветствовал это событие вместе с другими демократически настроенными парижскими интеллектуалами. Он, как известно, не был достаточно прозорлив и не предвидел, что большинство из них кончит на гильотине. На кухне посольского особняка свободолюбивые настроения были еще сильнее, чем в гостиных, и парижские слуги уговаривали Салли Хемингс и ее брата Джеймса, которого Джефферсон привез в Париж изучать искусство французской кулинарии, остаться во Франции, где они будут свободными людьми. 23-летний Джеймс загорелся этой идеей и, взяв с собой Салли, отправился к Джефферсону, чтобы объявить о своем решении. Идея, конечно, была дикая. В канун революции в бушующем Париже, с жалкими начатками языка и с профессией, которой любой француз владел лучше, чем он, Джеймс никогда бы не заработал столько, чтобы содержать себя и Салли. Вот как представлен разговор Джефферсона и Салли, судя по всему, близко к истине, в фильме режиссера Джона Айвори "Джефферсон в Париже".
- А ты-то чего хочешь, Салли? Остаться со мной в Монтичелло или стать свободной женщиной и жить там, где тебе заблагорассудится? Подумай, Салли, хорошенько подумай.
- Где я буду жить? Куда я пойду? В Париже мы умрем с голоду. И я соскучилась по маме, я хочу домой.
- Послушайте, что я предлагаю. Ты, Джеймс, получишь свободу через два года по возвращении домой, после того, как ты передашь моему слуге секреты поварского ремесла, которому тебя обучили в Париже. А Салли и ее ребенок останутся со мной в Монтичелло. Но я обещаю и торжественно клянусь на этой Библии, что Салли Хемингс после моей смерти получит свободу, равно как и все ее дети, когда они достигнут 21 года.
Марина Ефимова: "Интересно, почему шокирующая новость о том, что ДНК подтверждает грех президента Томаса Джефферсона, появилась буквально накануне голосования по поводу импичмента президента Клинтона? - пишет в газете "Нью-Йорк Таймс" известный политический обозреватель Уильям Сафайр. - Случайность это или попытка либеральных историков провести параллель между прегрешениями двух президентов? Как бы то ни было, давайте помнить - Джефферсон не мог второй раз жениться, он был связан клятвой, данной жене на ее смертном одре, что у ее детей никогда не будет мачехи. Давайте помнить, что его связь с Салли Хемингс длилась 38 лет, до самой его смерти, и все эти годы она была единственной женщиной в его жизни. Исторические параллели модно искать, но нельзя создавать их искусственно".
"Джефферсон не мог второй раз жениться, он был связан клятвой..."
Вот что добавляет профессор Бимен:
Ричард Бимен: Тут много всяких аспектов. Во-первых, после статьи в газете, опубликованной в 1802 году, Джефферсону было оставлено право никак на эту статью не реагировать и не отвечать на обвинения. Так что ему не нужно было лгать, он просто промолчал и вся история заглохла на полтораста лет. Президент Клинтон не мог себе позволить роскошь отмолчаться. И в этом смысле я ему, конечно, сочувствую. Кроме того, во времена Джефферсона личная жизнь президентов, по мнению американского общества, заметно отделялась от их политической деятельности. И, по-моему, это гораздо более здоровое отношение, чем нынешнее.
Марина Ефимова: То есть, вы считаете, что случаи, в общем, сравнимые?
Ричард Бимен: Томас Джефферсон, несмотря на то, что он явно скрывал связь с Салли Хемингс, то есть в каком-то смысле лгал, несмотря даже на то, что в нравственном отношении эта связь сомнительна, был человеком, для которого нравственные принципы были не пустым звуком и не удобным орудием демагогии - он руководствовался ими в жизни. Он действительно умел служить абстрактным идеям и общественным целям, а не утилитарным задачам собственной жизни. Томас Джефферсон, каким бы пятном ни была на его репутации связь с Салли Хемингс, был человеком чести в самом глубоком смысле этого слова.
Марина Ефимова: Заключительное слово - Александру Генису.
Александр Генис: Томас Джефферсон был третьим президентом Америки, всего лишь третьим. Никто тогда еще толком не знал, что означает этот титул. Политическое новшество такого размаха не могло существовать в историческом вакууме. Оно требовало преемственности, прецедента. Наш Менделеев, посетивший США уже через сто лет после американской революции, писал: "В Новом свете повторяют на новый лад всю ту же латинскую историю, на которой воспитывалась западная мысль". Успеху античной параллели способствовала фигура первого президента Америки. Жизнь Вашингтона была полна событиями, которые кажутся списанными с истории Тита Ливия.
Как легендарный римский консул Цинциннат, Вашингтон, чтобы возглавить армию повстанцев, бросил возделывать землю в своем поместье. После того, как он освободил страну, после того, как он дважды избирался президентом, Вашингтон вернулся к плугу, не заработав ни цента за всю свою долгую службу государству. Достоинство и величие первого президента наложило и на весь институт президентства США крайне своеобразный отпечаток.
Как европейский монарх, американский президент стал, подспудно, конечно, отождествляться с символом нации. Глава демократического государства нес на себе ту харизму власти, на которую опиралась вся династическая философия Старого света. Этот пережиток магического сознания виновен в той, часто непонятной иностранцам, чувствительности, которую проявляли американцы к изъянам в нравственном облике своих президентов. Джефферсон, однако, не помещался в эту мифологическую схему. Не столько античные, сколько ренессансные параллели вызывал в сознании современников его образ. Джефферсон был человеком безмерно одаренным, с безграничными интересами и неукротимым художественным темпераментом. Политика не исчерпывала его жизненных устремлений, она была лишь наиболее зримой частью долгой и блестящей биографии. На фоне цветущего разнообразия этой могучей индивидуальности и частная жизнь Джефферсона приобретает особый оттенок.
Он отказывался быть государственным символом, предпочитая оставаться человеком во всей полноте чувств и страстей. Кто возьмётся сказать, какие узы связывали Джефферсона с его возлюбленной в течение тех долгих 38 лет, которые продолжались их отношения? Что мы, вне доктринерских рамок политической корректности, знаем о любви этих давно умерших людей? Кто мы такие, чтобы навязывать человеческим эмоциям не существовавшие тогда этические нормы? Не лучше ли склониться в молчании перед тайной чужого, да и чуждого нам интимного мира? Не правильнее ли будет оставить в учебниках истории тот образ Джефферсона, который он давно заслужил - образ отца нации. Тем более, что в виду последних исследований эти слова следует понимать куда в более прямом смысле, чем мы привыкли в них вкладывать.