Экспертиза не подошла. Из СПбГУ уволен один из лучших антропологов

Факультет свободных искусств и наук, он же Смольный колледж Петербургского университета лишился одного из своих наиболее уважаемых профессоров – Александра Панченко. Это далеко не первый случай, когда недостаточно лояльный администрации СПбГУ преподаватель лишается места.

Александр Панченко проработал в Смольном 8 лет, был руководителем программы “Социология и антропология”. 3 декабря он написал на своей страничке в Фейсбуке о своем увольнении, которое, правда, состоялось еще в сентябре, но раньше, как выразился ученый, у него просто руки не доходили. Заметив, что за 8 лет его работа ни разу не вызвала нареканий со стороны других преподавателей и студентов, Александр Панченко пишет, что его увольнение, возможно, связано с произведенной им прошлой зимой экспертизой по делу одной пятидесятнической церкви.

Профессор объясняет, что согласился быть экспертом не просто так, а потому что он “один немногих российских исследователей, специально занимавшихся исследованием пятидесятничества, и не так давно руководил крупным международным проектом, посвященным пятидесятникам в современной России”. Дело об экстремизме было инициировано Центром по противодействию экстремизму МВД. “Прокуратура требовала признать экстремистскими тексты книг и проповедей американского проповедника, умершего еще в середине 1960-х годов. (…) По текстам уже была написана экспертиза, сделанная в Центре экспертиз СПбГУ, и там утверждалось, что экстремизм у проповедника присутствует. (…) экспертное заключение содержало грубейшие ошибки и, без сомнения, было предвзятым и тенденциозным. Можно предположить, хотя я и не в состоянии этого доказать, что эксперт просто следовал указаниям “эшников”.

Далее профессор рассказывает, что он “совместно со специалистом по лингвистике написал “ответное заключение, которое существенно поколебало позиции обвинения, не скрывая при этом, что работает в СПбГУ. Панченко предполагал, что его экспертиза будет понята как тревожный сигнал “о низком уровне и предвзятости экспертных заключений” и что вообще-то руководство университета должно только радоваться, ведь благодаря его работе престиж СПбГУ будет спасен. То, как на самом деле администрация отнеслась к его экспертизе, выяснилось в сентябре, когда он узнал, что больше не работает в университете.

Эту историю Александр Панченко называет возмутительной и позорной для университета. При этом кадровая политика и административная политика в Петербургском государственном университете при ректоре Николае Кропачеве давно вызывает вопросы университетского сообщества.

– Давайте начнем с экспертизы, с которой вы связываете свое увольнение, ведь сейчас в связи с разными, в основном именно “экстремистскими”, процессами мы часто слышим о безграмотных экспертизах, которые делаются фактически по заказу обвинения. Кажется, вы встали на пути именно у такой экспертизы?

– Ну да, и часто этим действительно занимаются люди некомпетентные. Но проблема в том, что у нас вообще утрачено представление о компетентности исследователей, что люди берутся за что угодно, дипломы и диссертации покупаются и что у нас внятная система приоритетов, достоинства, профессионализма в стране очень существенно утрачена. Как ни странно, даже по сравнению с советским временем.

– Вы ведь действительно специалист по пятидесятникам?

– Да, и боюсь, что один из немногих в России, потому что в социологическом, антропологическом ключе у нас ими совсем недавно начали заниматься, определенное количество специалистов уже есть, но не очень много. Пятидесятники есть разные, у них есть разные церкви – об этом долго говорить, но это конкретная община, со своей спецификой. Пытаясь понять, почему их преследуют, можно подумать, что “эшники”, ФСБ хочет заработать себе лишние галочки и ищет подходящих как бы экстремистов. А может, просто кто-то хочет кого-то подсидеть из экономических соображений. И поскольку у нас все так хаотично и коррумпировано, то в каждом конкретном случае нужно искать конкретную подоплеку, и она не всегда понятна. Но вполне понятно, что это просто преследование религиозных меньшинств. Мне кажется, с тотального запрета Свидетелей Иеговы можно отсчитывать новый этап преследования религиозных меньшинств в путинской России.

– У преследования разных религиозных меньшинств есть общие черты?

– Во-первых, существует такая вещь, как религиозная ксенофобия, иностранные религиозные движения автоматически подпадают под подозрение. Они – “иностранные агенты”. Во-вторых, у нас широко распространен миф о тоталитарных сектах, совершенно не соответствующий реальности образ тоталитарной и деструктивной секты. Насколько такие идеи присутствуют в головах у силовиков, чиновников, администраторов? Наверное, довольно сильно. Ну и, наконец, существует православное лобби, поддерживаемое государством – конечно, оно старается вытеснить конкурентов с религиозного рынка. Есть так называемые консервативные пятидесятники, которые пережили СССР, в частности, это так называемая ОЦХВЕ – Объединенная церковь христиан веры евангельской, они еще называются нерегистрируемые, потому что принципиально не регистрируют свою общину. Они очень консервативны и не похожи на современные иностранные пятидесятнические церкви, но боюсь, что и у них будут в обозримом будущем проблемы. Но значительная часть таких церквей, существующих сегодня в России, была создана иностранными миссионерами в начале 90-х годов. Вообще, как я уже сказал, эти церкви очень разные, и они децентрализованы, у них нет единого центра. Отсутствие структуры, иерархии – это принципиальная позиция многих новых протестантов. Иногда церкви, созданные в России, поддерживают связи с Западом, иногда нет. Но все равно зачастую они воспринимаются как имеющие американское происхождение – хотя иногда оно и южнокорейское, там все сложно. Да, вот они такие иностранцы. В данном случае речь идет о запрете книг одного американского проповедника, вот об этом и была моя экспертиза.

– В любом случае, оказывается, что профессора вашего уровня можно вот так просто сократить, уволить?

– Эта проблема, и я даже не знаю, какими законодательными нормами она регулируется. Это может быть какой-то циркуляр Министерства образования, а не выдумка СПбГУ. Раньше профессор избирался, процедура могла быть многоступенчатая: сначала избирает кафедра, потом ученый совет, но это была демократическая академическая процедура, и профессора избирали на 3 или 5 лет. А теперь неважно, профессор ты или доцент, но если это не твое основное место работы, то с тобой каждый год заключают годовой контракт, который могут продлить, а могут сказать: нет, вы нам не подходите. Это очень странная и плохо работающая технология. Наверное, можно с ассистентом, которого только принимают на работу, заключить такой контракт и посмотреть, как он работает. Это такой испытательный срок – часто он и в западных университетах существует для вновь приходящих преподавателей. А когда речь идет о профессоре – в этом есть какое-то неуважение. Но чисто юридически ситуация такова, поэтому с человеком, находящимся на внешнем совместительстве и оказавшимся неугодным, очень легко не заключать новый контракт (преподаватели, для которых СПбГУ является основным местом работы, тоже сталкиваются с тем, что прохождение очередного конкурса становится методом административного давления. – Прим. РС). И вообще, то, что произошло с нашей системой образования за последние 10 лет, ее практически погубило, вернее, чрезвычайно усложнило многие процессы, связанные с учебными программами и много с чем еще. Существует совершенно неэффективная и, по сути, карательная система надзора – что нам иллюстрирует история с Европейским университетом. Губит учебный процесс и его бессмысленная технологизация. Уж не знаю, кто, где и когда разрабатывал все эти реформы, но в результате мы живем в мире самозарождающейся и саморазвивающейся бюрократии, которая имеет смысл только для самой себя, а пользы никакой не приносит. Зато часто позволяет бездарным и ничего не умеющим людям жить на деньги налогоплательщиков.

– Почему же вы так поздно об этом написали, ведь договора вы лишились в сентябре?

– Ну, там еще решалось, ждали, что ректорат даст какой-то ответ. Насколько мне известно, американский Бард-Колледж, с которым Факультет свободных искусств и наук имеет партнерство, поставит перед СПбГУ вопрос, почему так произошло. Другое дело, что я действительно по лености и занятости нашел время написать об этом только сейчас. Основное мое место работы – Институт русской литературы, Пушкинский дом, и еще я работаю в Европейском университете в Петербурге, и еще у меня несколько грантовых проектов, мне довольно часто по разным причинам приходится бывать за границей – я правда сильно занят и вот сейчас только выбрал время, чтобы написать этот текст. Другое дело, что меня просили об этом и коллеги, и студенты, чтобы прояснить ситуацию. Ведь даже студентам никто не объяснил: а куда исчез руководитель их программы? Ну, наверное, есть и психологические причины, почему я это оттягивал – получается, что я тут как бы выступаю в роли жертвы, а меня это раздражает. Бороться я не собираюсь, мне есть где работать. Пусть сначала изменится университет, а потом я буду в нем работать. Например, в Европейском университете в Петербурге атмосфера совершенно другая, и работать там мне гораздо комфортнее.

Официальное объяснение СПбГУ о том, что с Александром Панченко не возобновили контракт, потому что у него не было нагрузки в осеннем семестре, ученый считает несостоятельным: он утверждает, что нагрузка у него была, и его присутствие на факультете требовалось.

Данила Расков, и. о. зав. кафедрой проблем междисциплинарного синтеза в области социальных и гуманитарных наук, где работал Александр Панченко, сожалеет, что с ним как с внешним совместителем не был перезаключен контракт.

– Более талантливого антрополога и специалиста по религии и фольклору я не знаю.

– Известно, что в СПбГУ очень строгие правила для преподавателей – должно быть определенное число научных публикаций, должны быть гранты – может быть, у Александра Панченко чего-то из этого набора не хватало?

– Александр Александрович руководит одним из самых престижных грантов Российского научного фонда, тематика его семилетнего гранта – теория заговоров. Он хороший ученый, постоянно и много публикуется, его работы по русскому сектантству известны далеко за пределами России.

Профессор Европейского университета в Петербурге, антрополог Илья Утехин, в принципе, не удивлен увольнением Александра Панченко с Факультета свободных искусств и наук.

Илья Утехин

– Многие люди, в последние годы работая в СПбГУ, продолжают как бы спонсировать университет за счет своих собственных средств. Они зарабатывают деньги где-то в другом месте, а в СПбГУ они оформлены на полставки, четверть ставки, на треть ставки. Там ведь уже несколько лет назад был принят такой курс – убрать всех совместителей. Чтобы остались только люди, целиком зависящие от воли руководства университета. А как убрать совместителей? Сделать для них сложные условия труда, плохую оплату, отсутствие всяких льгот и доплат. Совместителей терпят только в той мере, в которой на них держатся программы, которые без них развалятся. Вот там и работают люди, включая меня, закрывающие разные лакуны. На самом деле нам ценно, что там, в Смольном, очень хорошие студенты – с тех пор как они стали набираться по результатам ЕГЭ. Несколько лет назад Смольный был очень сильным, многообещающим проектом, такой бакалавриат вряд ли можно было найти где-то еще в России. Но поскольку за последние годы бесконечно нарастал бюрократический маразм, многие оттуда уходят, и это очень обидно, ведь это самый сильный гуманитарный проект в СПбГУ. А история с экспертизой – это, мне кажется, результат беспомощности и поддельной квалификации, которая становится символом дезорганизации и бюрократии в современной России. Это попытка устроить вертикаль власти и довериться формальным показателям. Такое строительство бюрократической стены непродуктивно: бюрократия работает всегда сама на себя и никогда на результат.

В результате такой кадровой политики Смольный колледж Петербургского университета может совершенно потерять свое былое значение, считает Илья Утехин, который в то же время радуется, что студентам есть чем заменить Факультет свободных искусств и наук, изгоняющий лучших профессоров, – хотя бы Высшей школой экономики или Европейским университетом.

Что касается проблемы экспертиз, то свое маленькое пояснение по этому поводу прислала доктор исторических наук, источниковед, библеист Ирина Левинская: “Обычная практика такая: прокуратура отправляет тексты и вопросы в экспертное учреждение. По вопросам понятно, какие ответы она хочет получить. Далее возможны два сценария: эксперты по вызову берут под козырек и отвечают "да, имеется, наличествует, присутствует" на все вопросы. Сценарий второй: эксперт дает профессиональное заключение не в пользу прокуратуры. Тогда дело до суда не доходит – прокуратуре не на что опереться. Последние экспертиз 20 у меня были с отрицательными (для прокуратуры) результатами, так что теперь они ко мне перестали обращаться. Для меня никаких последствий мои ответы не имели. Думаю, что в данном случае сыграла роль позиция нашего замечательного университета”.

Cтарший научный сотрудник Института социологии РАН Мария Мацкевич считает увольнение Александра Панченко скорее тенденцией, чем недоразумением.

Мария Мацкевич

– К сожалению, это не первый очень хороший преподаватель, уволенный из СПбГУ, и не потому, что был плохим преподавателем, а, как правило, потому что его взгляды были недостаточно лояльными. Тут встает вопрос о том, насколько просто это [уволить] сделать. И оказывается, что даже лауреаты премий – лучшие преподаватели или профессора года могут быть с легкостью уволены – с ними просто не возобновят контракта. Мало кто знает, что почти все преподаватели университета имеют контракты всего лишь на год. И когда вы чем-то не устраиваете администрацию, можно просто немного подождать, пока закончится контракт, и не перезаключить его заново, без объяснения причин, и никто не сможет вас защитить. И это не СПбГУ придумал, это у нас законодательство такое. Вообще-то это Высшая школа экономики ратовала за то, чтобы контракты с преподавателями заключались на основе их предыдущих достижений, но в СПбГУ это доведено до логического предела: с одной стороны, университетом предъявляются очень высокие требования – и нагрузка огромная, и нужно публиковать много научных работ. Но оказывается, что никакие публикации не защитят вас, если вас захотят уволить, и не только из-за политических взглядов, причина может быть какой угодно. И никто ничего не обязан объяснять. Но вообще-то эта ситуация возникла много лет назад, очень жаль, что никакие профсоюзы раньше не озаботились этой проблемой, ведь вообще-то это вопиющее нарушение наших прав. Заметьте, что в такой системе женщина, собирающаяся родить ребенка, тоже абсолютно не защищена: если она уходит в декрет, никто не гарантирует ей сохранения ее рабочего места, контракт с ней могут продолжить, только если она продолжает публиковаться, вести исследования – работать. Эта система возникла под лозунгом следования западным стандартам. Но у нас под этим лозунгом очень часто внедряют только часть западных стандартов – ту, где от людей очень много требуют, а преимуществ, которые имеет западный работник, их лишают. На Западе, например, есть статус постоянной позиции, которой достигают немногие, но если ты ее достиг, то уволить тебя практически невозможно. На Западе есть возможность уйти на год в отпуск для написания работы. С профсоюзами и с университетской солидарностью у нас очень плохо. Ее было чуть больше в случае с Европейским университетом в Петербурге и с Шанинкой в Москве, но ведь сколько университетов было уничтожено в регионах – что, о них кто-нибудь вспомнил? А когда в 2013 году от Академии наук была фактически оставлена одна вывеска – почему Академию не отстояли, почему не мобилизовались, ведь у нее столько подразделений и сотрудников! Мы даже не сумели рассказать об этом широкой публике, и самые известные гуманитарии говорили: да и Бог с ней, с Академией, туда ей и дорога. Вот так и сейчас положение, в котором оказываются университетские преподаватели, не вызывает широкого сочувствия, да люди почти об этом и не знают.

– А что вы скажете по поводу ситуации с экспертизой?

– Я думаю, тут университетской администрации не понравилось, что Панченко сделал экспертизу, которая полностью опрокидывала результаты другой экспертизы, сделанной под маркой вуза.

По словам Марии Мацкевич, ужас заключается в том, что в России все время говорят о борьбе за качество преподавания, а в результате даже самая высокая квалификация не спасает от произвола, и лучшие кадры вымываются из учебных заведений. Хотя, подчеркивает социолог, произвол в данном случае – это суть явления, а юридически он совершенно законен.