Православие и баррикады

Яков Кротов: Этот выпуск нашей программы посвящен встрече с православным, политиком, литератором Виктором Аксючицем. Я лично знаю Виктора Владимировича уже лет 30, впервые попал в его квартиру в 1987 году, когда начинался журнал "Выбор".

Начнем программу с небольшого видеоинтервью с публицистом Владимиром Семенко о том, чем важен Виктор Владимирович Аксючиц.

Владимир Семенко: Виктор Аксючиц начал свою деятельность еще в условиях СССР. Мы с ним познакомились в 1987 году, когда по благословению отца Димитрия Дудко они вместе с Глебом Анищенко затеяли журнал русской христианской культуры "Выбор", в котором мы все публиковались. Затем, по-моему, в 1990 году, еще до распада СССР, состоялся его знаменательный разговор с Глебом Анищенко, который, собственно, заставил его пойти в политику (он не хотел).

РХДД во главе с Аксючицем на сегодняшний день является единственной партией, которая может предъявить конкретный политический результат. И наша Церковь, и все мы до сих пор пользуемся плодами их деятельности. Во-первых, был упразднен Совет по делам религий, а это не везде так: например, на современной Украине этот орган называется по-другому, но до сих пор существует, и наша Украинская Православная церковь испытывает серьезные проблемы. Там гораздо сильнее вмешательство государства в жизнь Церкви. Во-вторых, именно депутаты от РХДД инициировали признание Рождества государственным праздником. Ну, и наконец, это возвращение Церкви (правда, на правах бессрочной аренды) того имущества - зданий храмов, монастырей, каких-то прилегающих территорий и строений, - которое ранее, в эпоху богоборческих гонений, было отобрано.

И после 1993 года, когда закончилась эпоха публичной политики, я помню, на заседании политсовета, куда я тоже входил, Виктор сказал: "Ну, все, эпоха публичной демократии закончилась, началась эпоха квазивизантинизма". И уже в этих условиях наше движение не могло играть такой роли, какую оно сыграло в этот переходный период.

Помимо этого, Аксючиц является автором нескольких десятков книг, монографий, которые до сих пор не устарели. И он до сих пор сохраняет энергию, достаточно молодой энтузиазм, работая как просветитель, философ, политический комментатор. Мы с ним вместе входим в Совет православной патриотической общественности. Так что, как говорится, многая и благая лета.

Яков Кротов: А теперь - что мне кажется нетривиальным и заслуживающим внимания в вашей биографии. Прежде всего, "шабашка" - это неожиданная черта для интеллектуала, а вы же шабашили, как я понимаю, были за бригадира. Это же совершенно особый модус существования!

Виктор Аксючиц: Да, но это было вынужденное дело. Поступив в аспирантуру, я вышел из КПСС и одновременно впервые в Москве затеял политический религиозный самиздат. И вот за все это КГБ исключило меня из аспирантуры и запретило работать по профессии. У меня уже было двое детей, и третий должен был скоро родиться, мне нужно было как-то кормить семью, и я решил возобновить опыт руководителя комсомольских студенческих стройотрядов и стал организовывать так называемые шабашки, то есть строительные бригады в сельской местности. Объездил регионы от Западной Украины до Зейской ГЭС и от Северного Кавказа до Тверской области. И, будучи организатором этого дела, я вынужден был еще работать руками, ведь тогда статья "Предпринимательская деятельность" была в Уголовном кодексе, и если бы все не видели, что я работаю руками, меня могли бы посадить.

Яков Кротов: Второй очень нетривиальный момент. Вы попали в Верховный Совет – в те годы туда попадали многие, и для многих это оказалось совершенно ничтожным эпизодом в биографии. Но вы, пожалуй, единственный политик, к тому же именно православный, который оказался на площади не только в августе 1991 года, но и в октябре 1993-го. В 1993 году вы повели людей на штурм.

Виктор Аксючиц: Напротив, в 1993 году я не вел, а останавливал людей. Например, у метро "Баррикадная", где был блокпост ОМОНа, собралась огромная толпа, и начался самопроизвольный митинг. Подойдя туда, я увидел, что агрессия с обеих сторон нарастает. Я забрался на троллейбус, мальчишки принесли мне мегафон, и я несколько часов под дождем умиротворял народ, говорил, показывая на ОМОН, что это наши дети, они одурманены не знают, что творят, поэтому давайте не будем проявлять агрессию. А обращаясь к ОМОНу, я говорил: "Это ваши сестры, братья, отцы и матери, ни в коем случае не проявляйте насилие".

В итоге через несколько часов мне удалось уговорить, чтобы к Дому Советов стали пропускать медикаменты и пищу. В этот момент появилось еще несколько автобусов людей уже в совершенно другой форме, какой-то военизированной пехоты, которая стала вытеснять народ, и раздался клич: "Аксючица подвесить за одно место!" Они стали клином продвигаться к автобусу, и мне пришлось с него спуститься. И дальше нас вытесняли до метро "1905 года".

Это был только один из эпизодов, их было несколько. Тогда могло начаться кровопролитие, и моя задача была - останавливать его. Ну, и одновременно, находясь в Доме Советов, я размножал огромное количество листовок о том, что там происходило: это были постановления Верховного Совета, и наши активисты распространяли их по Москве. Это был практически единственный канал достоверной информации о том, что происходило в Белом доме.

Яков Кротов: Вы были одним из инициаторов ликвидации Совета по делам религий и принятия нового российского закона о свободе совести. Насколько я понимаю, костяк закона писал в основном покойный юрист Розенбаум. И это был очень демократический закон, разрешающий миссионерскую, проповедническую деятельность. В конце 1991 года патриарх Алексий уже обратился с письмом к Ельцину с просьбой наложить временный мораторий на деятельность иностранных миссионеров. Ельцин тогда этого не сделал. Патриарх не оставил стараний, и в течение трех, а потом и еще четырех лет шла довольно большая кампания - запретить иностранных миссионеров, и она закончилась двумя финишами. Один - в октябре 1993-го, когда Руцкой с Хасбулатовым подписали этот закон, запрещающий миссионерскую деятельность, прямо при свечах. Но это осталось недействительным, и закон был принят еще раз, практически c тем же запретом, в 1997 году.

Таким образом, в 1993-м вы защищали сторону властной верхушки, выступавшей, в сущности, за ликвидацию свобод, за которые вы боролись в 1991 году. Другое дело, что вторая половина властной верхушки тоже была за ликвидацию этих свобод. Получается, что обе стороны, в сущности, если говорить об интересе верующего человека, друг другу не противоречили, они сражались не за религиозную свободу. Или у вас другой взгляд на это?

Виктор Аксючиц

Виктор Аксючиц: Конечно, другой. В 1990 году мы писали закон целой группой. Но дело в том, что это был закон республики в составе союзного государства, и в нем не оговаривалась как раз эта проблема: влияние и деятельность различных внешних, международных религиозных организаций на территории России. Все это оговаривалось союзным законодательством, которое исчезло вместе с Союзом. И была ситуация, когда утром, в десять часов, я включаю телевизор, по первому каналу выступает "Аум Сенрике", по второму - Билли Грэм, а по третьему американский миллиардер, кореец по происхождению Мун выступает в Кремле. И все книжные развалы были заполнены всякого рода эзотерической и оккультной литературой. А поскольку Русская Православная церковь не получала никакой помощи извне, так как ее центр находился в России, а центры всех остальных религиозных организаций находились за рубежом, и они получали огромную материальную помощь, то, по существу, голос русского православия практически не звучал в СМИ.

В Германии, например, только две конфессии, и у них заключен конкордат с государством о взаимодействии, в Италии католичество - государственная религия, в Финляндии две государственные религии - православие и протестантизм, в Англии королева - глава Церкви. И там, конечно же, деятельность зарубежных религиозных организаций на территории государства регулируется.

И мы по опыту Европы написали этот закон, который был принят Верховным Советом, но Ельцин наложил вето с указанием, что он нарушает права зарубежных граждан. Верховный Совет вновь отклонил это вето, Ельцин второй раз наложил его. По конституции, если бы третий раз закон был принят, Ельцин не имел бы права его отклонять. По моему докладу этот закон был принят на заседании Верховного Совета, но, к сожалению, вокруг него уже была колючая проволока, об этом никто не узнал, и вместе с расстрелом Белого дома этот закон тоже был расстрелян. Но затем начало твориться что-то несусветное, "Аум Сенрике" действовала совершенно открыто, а потом все узнали, что ее глава к тому же террорист, и действовали различные другие секты, не только антирелигиозные, но и античеловеческие, что приводило к различным жертвам, и это вынудило, даже при Ельцине, написать закон. Это не наш закон, был написан другой закон, и в 1998 году был принят новый закон - о свободе совести, как и во всех европейских странах, в котором регламентировался именно этот вопрос - деятельность зарубежных религиозных организаций на территории страны.

Яков Кротов: Уже к концу 80-х годов отец Дмитрий Дудко прошел застенки КГБ, и в нем уже начинала происходить та мутация, которая привела его к сотрудничеству с коммунистической прессой. Вы, как я понимаю, были достаточно близки к нему. Для вас это был шок? В 90-е это вообще было распространенное явление, и это до сих пор еще аукается: многие люди умудрились как-то соединить православие с коммунистическими или неокоммунистическими позициями.

Виктор Аксючиц: Я всегда был и остаюсь антикоммунистом. Но то, что произошло с отцом Дмитрием, это отдельная история. Там все было сложнее, и в его личной жизни, и вообще само это явление, о котором вы говорите, было гораздо более сложным. Во всяком случае, мне оно не давало оснований отвергнуть его, и я все эти годы продолжал быть рядом с ним.

Яков Кротов: Это вызывает у меня горячее восхищение, потому что я знаю людей, которые от него отшатнулись. На мой взгляд, человек настолько широк, что в нем вполне может сосуществовать все это. Но тогда встает вопрос: что это значит - быть антикоммунистом сегодня? Как я понимаю, вы готовите какой-то огромный фильм о Ленине. Насколько это актуально?

Виктор Аксючиц: Вы знаете, я согласен со cхиархимандритом Илием, духовником патриарха, который считает, что, к сожалению, коммунистическая идеология в смысле опасности сохраняет свою актуальность и доныне. Она мимикрирует, конечно, приобретает различные формы. Вот сейчас, например, возникает такая форма - православный сталинизм. И происходит это потому, что молодые поколения не испытали того, что испытали на себе мы от этого богоборческого режима, когда, например, до 1990 года Библию нельзя было купить даже в храме, она была запрещена. Когда я учился на философском факультете, нам нужно было ее читать только в спецхране Ленинской библиотеки.

Яков Кротов: Ну, в храме ее нельзя было купить, а под храмом можно: на складе издательского отдела в Новодевичьем, под трапезной как раз и продавали, но только по записке митрополита Питирима.

Виктор Аксючиц: Можно было купить и всякую другую запрещенную литературу, в том числе "Архипелаг ГУЛАГ", который я издавал тиражом семь тысяч экземпляров, начиная с 1988 года. Я говорю о государственном режиме.

Отец Илий благословил меня снимать художественный фильм "Белое и красное", и мы готовим его вместе с Глебом Анищенко (он пишет сценарий), с созданной кинокомпанией "Выбор". Скоро мы закончим десять серий этого сценария и приступим к съемкам.

Яков Кротов: То есть вам кажется, что сегодня в России существуют те же проблемы, что были при Ленине?

Виктор Аксючиц: Нет, проблемы совершенно другие. Современная молодежь гораздо менее образованна, чем были, скажем, мы. К тому же в СМИ, на телевидении идут всякого рода идеологические битвы, и в итоге очень многие не знают того, что было при СССР. Они испытывают на своей шкуре трудности сегодняшнего дня, а их предостаточно, и большая часть населения живет в достаточно трудных условиях, и это для них более актуально. Естественно, возникает ностальгия по прошлому, и через призму этой ностальгии все плохое, что было при коммунистическом режиме, уже практически не воспринимается. А заодно не воспринимается вот эта политика ленинизма и сталинизма, в том числе богоборческая политика, отвергается тот кровавый террор, который был десятилетиями.

Все это началось, конечно, в 1917 году с так называемых революций, хотя на самом деле это были перевороты, а не революции, и с Гражданской войны. Вот для того, чтобы напомнить об этом, рассказать, что действительно было на этой Гражданской войне, какова роль Ленина в этом, мы и снимаем этот фильм (а Ленин совершенно уникален во всей мировой истории, как и все, что он тогда натворил). И так же, как Ленин был лучшим учеником Маркса и Энгельса в том смысле, что он продолжил то, чем Маркс и Энгельс отличались от всех остальных, и главное в нем - марксизм, вот так же Сталин - лучший ученик Ленина, потому что он продолжил и развил то, чем Ленин отличался от всех остальных большевиков.

Яков Кротов: Я не уверен, что это марксизм. Не то что бы я вступался за Маркса, но мне кажется (и это, кстати, говорил отец Александр Мень), что главное в Ленине - это абсолютно сатанинское властолюбие. И в этом смысле, может быть, не так уж далеко мы ушли.

Виктор Аксючиц: Так было и у Маркса - читайте его стихи.

Яков Кротов: Сегодня то, что стоит мавзолей, и красные звезды на башнях, и советская символика, - в принципе, это часть государственной символики...

Виктор Аксючиц: Это фантасмагория, конечно.

Яков Кротов: Но, с вашей точки зрения, с этим надо бороться? Декоммунизация должна продолжаться?

Виктор Аксючиц: В общем, да.

Яков Кротов: А такого голоса не слышно.

Виктор Аксючиц: Да нет, голоса слышны, но ломать общество через колено тоже не нужно. Все-таки с течением времени, я думаю, это произойдет. Но когда начинают говорить, что его надо похоронить - а почему похоронить? Ведь это христианский обряд - хоронить, а он не был христианином.

Яков Кротов: Ну, он же крещеный человек.

Виктор Аксючиц: Нет, он не считал себя христианином. В других религиях сжигают, например. Я вообще считаю: то, что на центральной площади страны вот это кладбище, мавзолей, и там же проходят концерты и все остальное... Я бы на месте нашей власти передал его тому, кому он принадлежит, то есть Коммунистической партии: вот пусть они не за государственный счет, а на свои средства хотят - хоронят, хотят - сохраняют его дальше.

Яков Кротов: А красные звезды на башнях?

Виктор Аксючиц: Доживем и до двуглавых орлов.

Яков Кротов: А нет ли чего-нибудь третьего? Тут прозвучало слово "квазивизантинизм" как ваша характеристика современной России...

Виктор Аксючиц: Это не современная Россия, а 90-е годы: это был 1993 год. Да нет, сейчас совершенно другая ситуация, и у нее свои достоинства и недостатки. По сравнению с 90-ми годами, конечно, жизнь несравненно более свободная и лучше гораздо во многих отношениях, в том числе и в материальном.

Яков Кротов: Но мы же христиане: разве нам не следует класть в основу какой-то духовный критерий?

Виктор Аксючиц: И в духовном смысле мы сейчас свободны гораздо больше, чем в 90-е годы. Тогда, при так называемых демократах и так называемой свободе меня и всех нас во всех СМИ обзывали коммуно-фашистами и красно-коричневыми, и информационная блокада была для меня в течение примерно восьми лет.

Яков Кротов: Но вы же издали не одну книгу.

Виктор Аксючиц: Это только уже сейчас я издаю книги. Тогда я издал только одну книгу - "Идеократия в России", на свои деньги. Различные телевизионные каналы сняли около 30 передач со мной, которые просто не выпустили в эфир. Это 90-е годы, так называемая свобода! И я был не один такой, таких тогда было много. Для наших либералов свобода существует только для них, поэтому это псевдолибералы, псевдодемократы. Я либерал-консерватор, был и остаюсь им.

Яков Кротов: Вернемся к Ленину: вокруг него отчетливо ощущается сатанизм. Я бы сказал, что он закуклил Россию. "Железный занавес" - это не 1945-46 годы, это именно Ленин, который превратил Россию одновременно в нечто хищно-агрессивное: вот завоевать всю планету и водрузить красное знамя, - и то же время абсолютно пресек поступление информации извне. Инфантилизация страны - кто-то главный решает, что может проникать. Это было отчасти продолжение цензуры царских времен?

Виктор Аксючиц: Во время Первой мировой войны цензура в воюющих странах - Германии, Франции, Англии - была намного более жесткой, чем в царской России. В царской России военной цензуры фактически не было, либеральные газеты писали все, что угодно, в том числе про царскую семью. И думские депутаты выступали где угодно и про что угодно, и никакая цензура этому не мешала.

Яков Кротов: Вот события столетней давности и нынешние - ваш сериал, я думаю, в этом смысле не просто окно в прошлое...

Виктор Аксючиц: Да, он начинается с беседы группы современных молодых людей на Красной площади, напротив мавзолея.

Яков Кротов: Ладно, будем ждать. У меня здесь выписки из дел 1991 года, из архива КГБ, где про вас пишут: "Февраль, 1988. Получен очередной номер журнала "Выбор", издаваемого религиозными экстремистами - Аксючиц, Анищенко, Дудко - взят в изучение". А теперь при КГБ и внутри КГБ, и около православные храмы, освещены храмы при ГРУ, и многие люди спрашивают себя: разве не одни и те же люди, которые травили и брали в разработку Виктора Аксючица, теперь ходят в храмы? Девиз прежний - безопасность. Раньше они ограждали жителей России от христианства, блокировали продажу Библии, паломничества, благотворительность, а теперь блокируют тоже много чего, но сам принцип, что кто-то держит над человеком зонтик, остается. Безопасность и свобода, безопасность и вера - они же несовместимы, по большому счету. Вера - это всегда риск, и в этом смысле попытка подстелить, защитить, обезопасить разве не противоречит духу евангельской свободы?

Виктор Аксючиц: Вы сейчас говорите о какой-то реальности, которой я вообще не вижу в жизни. Безусловно, был богоборческий режим, сейчас его нет. Люди, о которых вы говорите, одни и те же: да, в 90-х годах все они стали либералами, демократами и нас же гоняли, меня же и репрессировали. Прошло три десятилетия, и, конечно, это уже другие люди. А безопасность ведь присутствует везде, во всех странах есть службы безопасности. Вам не нравится такая грешная форма устроения жизни, как государство, но без нее человечество не существует. Если вы все судите с высоты Нагорной проповеди...

Яков Кротов: То есть, если мы берем богоборческую структуру в свои христианские, православные руки и поворачиваем на защиту православия, то вы это благословляете? Я говорю о КГБ, ФСБ, Лубянке. И храм при ФСБ - это нормально, с вашей точки зрения?

Виктор Аксючиц: Если в службе безопасности люди из гонителей религии стали людьми религиозными, верующими, то почему нет? Такие храмы существуют, между прочим, и в других службах безопасности, в других странах, и это нормально.