Волеизъявление народа при помощи голосования последнее время создает народу ужасные трудности. Достаточно посмотреть на горестные истории Брекзита, стены на американо-мексиканской границе и российскую пенсионную реформу. Граждане имеют в виду одно, политики другое, получается третье, чего часто никто не хочет.
Современное голосование почти всегда рассматривает проблемы государства через призму отдельных политиков. Но осмысленный избиратель, по сути, должен голосовать не за политика, а за определенные позиции в отношении важных для него проблем.
Взглянем на главное развлекательное реалити-шоу нашего времени, известное как "Брекзит". Народ Великобритании на несколько неожиданно свалившемся на него референдуме проголосовал за выход страны из ЕС. Преимущество тех, кого назвали "брекзитиры", над теми, кого стали именовать "римейнерами" (от слова remain, остаться), составило около 4 процентов, что совсем немного для такого эпохального предприятия, как попытка одной из крупнейших экономик мира развернуться против главного политического течения последних десятилетий – глобализации. Британское правительство вело с ЕС мучительные переговоры только для того, чтобы в январе 2019 года, за три с небольшим месяца до назначенной даты выхода, соглашение с Европой об условиях "развода" оглушительно провалилось на голосовании в парламенте.
Выяснилось, что Брекзит – в том виде, в котором он рисовался "брекзитирам", – невозможен. Не то что из ЕС нельзя выйти, как из мафии или из шпионской организации, просто оказалось, что глобализация решила массу проблем, а если Британия отделится от ЕС, их придется решать заново. Отыграть назад можно, лишь пожертвовав, например, свободной торговлей. Юридически эта невозможность локализовалась на границе с Ирландией. Если Британия больше не хочет входить в таможенное пространство ЕС, нужно установить границы, на которых будут проверять товары. Англия с Шотландией и Уэльсом, по счастью, остров, и существует естественный барьер: грузовикам с товарами всё равно проходить порты, там можно наладить учет (хотя если не придумать, как его сделать очень быстрым, очереди для грузовиков растянутся на дни, и в Британии начнутся перебои со свежими цветами и фруктами). Между Северной Ирландией (частью Великобритании) и Ирландией (государством ЕС) – граница сухопутная, да еще линия старого ольстерского конфликта, который был урегулирован во многом благодаря упразднению границы. Все официальные стороны Брекзита заявляли, что граница так и должна остаться невидимой, и вольное обращение с логикой привело к обычному результату: катастрофе.
Нельзя одновременно иметь границу (что подразумевает Брекзит) и не иметь границы (чего требуют мир, согласие и беспрепятственная торговля). Правительство Британии почти два года занималось этой схоластической проблемой и создало компромиссный план, который, если смотреть правде в глаза, является псевдо-Брекзитом. Формально провозгласив отделение от ЕС, Британия обязуется соблюдать большую часть европейских норм, пока новые технологии не позволят решить проблему с ирландской границей. Понятно, почему этот план никто не любит – "брекзитиры" видят в нем предательство Брекзита (Британия будет подчиняться правилам ЕС, теперь уже не имея никакой возможности влиять на принятие этих правил, да еще до неопределенного момента в будущем, когда-де появятся новые технологии). "Римейнеры" этот план не любят, потому что он называется "Брекзитом".
Без этого плана Британия обнаружила себя на грани выхода из ЕС вовсе без соглашений, и это, конечно, сильная вещь: появление жесткой границы с Ирландией (которой вроде никто не хочет), возможные перебои с поставками продовольствия и медикаментов из ЕС и многодневные очереди в портах, резкое замедление экономики и дискуссии о введении военного положения (для поддержания порядка). И тут вопрос из начала текста – что было не так с волеизъявлением граждан, в результате которого политики, стремясь к лучшему, пришли к худшему?
Британская политическая система оказалась совершенно не приспособленной для решения такой задачи, как Брекзит. В Британии на выборах партийных списков нет, каждый депутат избирается в отдельном округе. В парламенте депутаты рассаживаются по партиям, но приоритет каждого – свои избиратели. Брекзит разломил страну вне партийных линий. И у правящих тори (консерваторов), и у крупнейшей оппозиции, лейбористов, были свои "брекзитиры" и свои "римейнеры". Поэтому когда в Консервативной партии стали решать, кому возглавить правительство для проведения в жизнь решения референдума, победу одержал не один из идейных лидеров Брекзита Борис Джонсон или другие жёсткие сторонники выхода, а Тереза Мэй, которая формально вовсе была "римейнером".
Было бы проще, если бы политики, занимавшиеся Брекзитом, толком разобрались в проблеме и честно рассказали народу, что это будет означать
Можно долго обсуждать мотивы, которыми руководствовалась Мэй – была ли готовность проводить политику, против которой она голосовала, беспринципной жаждой власти или, наоборот, политическим мужеством, попыткой спасти страну от худшего варианта бескомпромиссного Брекзита. Мэй интриговала, шантажируя "брекзитиров" угрозой, что без ее плана Брекзита не случится вовсе, а "римейнеров" – что без ее плана Британия просто вывалится из ЕС, и надеясь, что все сдадутся ей, когда до выхода из ЕС останутся считаные дни. А на финише оказалось, что Мэй всё время потратила на попытку продавить свою собственную интерпретацию не вполне ясного послания избирателей на референдуме.
Сторонники Брекзита были недовольны наплывом мигрантов (следствие открытых границ в ЕС), или крупными отчислениями из бюджета в чужой забюрократизированный Брюссель, или тем, что Британия не может самостоятельно принимать свои законы, и прочая, и прочая. Про то, что отыграть всё это назад можно, лишь пожертвовав, например, свободной торговлей, люди не очень поняли – а политики, призывавшие их, не объяснили, поскольку тоже, видимо, не поняли. Джонсон, например, объявлял ирландскую границу преувеличенной проблемой.
Было бы проще, если бы политики, занимавшиеся Брекзитом, толком разобрались в проблеме и честно рассказали народу, что это будет означать, и народ тогда бы уже все решил. Есть бравые избиратели, которые говорят: пережили Первую и Вторую мировые - и Брекзит переживем! Но есть и те, кто проголосовали за Брекзит, но только сейчас обнаружили, что их личная плата будет слишком велика.
Осмысленная дискуссия, что такое Брекзит и каким он должен быть, фактически развернулась только в последние месяцы. Именно сейчас нужно было бы проводить тот референдум – когда люди примерно поняли, чего они добьются выходом и чем за это заплатят. Второй референдум, на котором настаивают многие депутаты, теперь политически сложен, и вариантов уже не два, а три – остаться; выйти; правительственный квази-Брекзит. И непонятно, что будет считаться победой.
Произошедшее – не вопрос того, что сторонники Брекзита были неправы (проблемы, вызвавшие Брекзит, реальны и не решаются), а политики-"брекзетиры" злонамеренны: они представляют интересы большинства своих избирателей, и Джонсону предстоит испытание, учитывая, что в его округе настроения, кажется, смещаются от выхода из ЕС в сторону "остаться". Ни избиратели, ни политики в Британии оказались не готовы к проблеме такой сложности, и только сейчас британская политическая система реформируется: от лейбористов и тори уходят депутаты-"римейнеры", собираясь вместе, и Брекзит занимает должное место главного выбора эпохи.
Политики нужны именно для того, чтобы разобраться в сложных государственных проблемах и понятно объяснить избирателям варианты решения, как врачи объясняют пациентам медицинские проблемы, адвокаты – юридические, а бухгалтеры – денежные, и затем воплотить в жизнь вариант избранный.
В США кандидаты в ходе избирательных кампаний дают обещания, которые привлекают избирателей и которые они затем, как правило, пытаются выполнить. Дональд Трамп выиграл выборы, создав довольно пеструю коалицию – и туда вошли, например, люди, которые, не разделяя его антииммигрантской риторики, надеялись, что он, как бизнесмен, снизит налоги и улучшит предпринимательский климат. Трамп так и сделал. Избиратели-евангелисты, не особенно впечатленные образом телезвезды и всем, что сопровождает этот образ, поддержали Трампа потому, что он обещал выдвигать в Верховный суд консервативных судей (это важно для евангелистов – при рассмотрении судебных вопросов об абортах и т.п.). Трамп сдержал обещание. Протекционизм, обещание возродить угольную промышленность перетянули к Трампу граждан, которые обычно голосуют за демократов. Торговые войны последовали – правда, нанося урон экономике, что входит в противоречие с обещаниями тем избирателям, для которых экономика важнее всего.
Попытка Трампа выполнить обещание построить стену на границе с Мексикой привела к тому, что была частично заблокирована работа правительства США: Трамп хотел провести расходы на стену вместе с тратами на правительственные нужды, Конгресс, который выделяет деньги, отказался. В результате денег не получили ни стена, ни правительство. "Шатдаун" вещь непопулярная – большинство избирателей его не хочет, но логика политиков, стремящихся к лучшему для их избирателей, приводит к худшему варианту. Конгресс, который также избирается по округам, – в своем праве, каждый избранный отвечает перед избирателями своего округа, и большинство не хочет тратить деньги на стену. Но Трамп как политик олицетворяет целый набор решений, которые он обещал принять в случае избрания. Это издержки демократического механизма.
Совсем унылое впечатление производит история с повышением пенсионного возраста в России. На последних выборах большинство проголосовало за Владимира Путина. В отсутствие дебатов с ним трудно точно сказать, какую именно политику Путин обещал проводить своим избирателям. Можно предположить, что это – сохранение статус-кво: социально-экономическая стабильность (в условиях, когда огромная часть населения финансируется из бюджета, это означает примерное сохранение этого финансирования) и какие-то существенные вложения в военно-промышленный комплекс и "силовиков". Немедленно после выборов Путин провел пенсионную реформу. У неё есть рациональное объяснение с точки зрения правительственного экономиста, заботящегося о сбалансированности бюджета, но нет никакого объяснения с точки зрения избирателя. И это вопрос не к Путину, а к избирателю.
Когда обсуждаются механизмы демократии, неизбежно поминаются её истоки, Древняя Греция. Жители Афин (граждане мужского пола старше 20 лет – то есть без рабов, женщин и детей) собирались в народные собрания три-четыре раза в месяц, обсуждали актуальные дела государства и после полемики принимали решения прямым голосованием. Это касалось всех важных вопросов – войны и мира, союзов и договоров с другими государствами, новых законов и изгнания неугодных (фактически временного лишения их гражданства), избрания должностных лиц. "Кричали подолгу: иногда, собравшись утром, расходились только вечером, когда в сумерках уже не разглядеть было поднятых рук," – так описывают те народные собрания, и это самое привлекательное, что есть в афинской демократии: граждане старались во всем разобраться.
Покупатели приобретают товары и услуги и ленятся читать, что там мелким шрифтом написано на упаковке. Но в истории с выборами Путина, устроившего затем пенсионную реформу, российский избиратель даже рекламного описания товара не попросил. Государство – это никелированный автомат, куда люди бросают монетки и на котором нажимают кнопки, чтобы что-то получить. Настройки – сколько бросать и что получать – как раз и обсуждаются на народных собраниях. Солженицын в книжке "Как нам обустроить Россию" предлагал сложное ступенчатое устройство государства, поскольку Россия слишком велика для прямой демократии. Неизвестно, насколько хороша была бы эта конструкция в реальности, но ее основание – местное самоуправление – безусловно, помогло бы: "Иметь политические навыки полезно многим и многим в населении". Избиратель, который умеет формулировать, чего именно он хочет, и выбирает подходящих политиков для воплощения своих желаний, не навлечёт на себя стольких бед.
Валентин Барышников – журналист Радио Свобода
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции