Процесс

• В Чечне закончилось судебное следствие по делу правозащитника Оюба Титиева. Стороны готовятся к прениям
• Москва обновляется: одних выселяют на улицу, других в промзону.

"РАМЗАН СКАЗАЛ"

В Шали завершилось судебное следствие по делу руководителя грозненского представительства "Мемориала" Оюба Титиева. Прения сторон назначены на 11 марта, не исключено, что уже к концу месяца суд вынесет приговор. Титиеву грозит десять лет тюрьмы по обвинению в хранении наркотиков.

Об этом процессе в Шалинском суде и о том, почему Оюба Титиева признали узником совести, рассказывают Татьяна Глушкова, юрист правозащитного центра "Мемориал", и член правления "Мемориала" Олег Орлов.

Татьяна Глушкова: Судебное следствие по делу Титиева началось в июле, и с самого начала защита просила рассматривать его где угодно, только не в Чечне. Главной причиной этого были высказывания главы Чеченской республики Рамзана Кадырова, который неоднократно в своих публичных выступлениях плохо отзывался как об Оюбе лично, так и о правозащитниках в целом. Он говорил, что никто никогда не видел правозащитной работы Оюба, что правозащитники занимаются чем угодно, кроме реальной защиты прав. Каждое слово главы республики воспринимается там как закон, и это уже даже вышло за пределы Чечни: если "Рамзан сказал", значит, это закон, гораздо более важный, чем писаный закон. Адвокаты настаивали на том, что в такой ситуации ни один суд, расположенный внутри Чечни, не будет справедливым.

Адвокаты ходатайствовали о том, чтобы расследованием этого дела занимался федеральный Следственный комитет, но все равно оно было передано в Следственный комитет Чеченской республики, а не на федеральный уровень.

Марьяна Торочешникова: И это отразилось на том, как проходило судебное следствие и слушания?

Татьяна Глушкова: Да, конечно. Когда Оюба только-только задержали, когда стало известно о том, что он находится в Курчалоевском ОВД и обвиняется в хранении наркотиков, ни у кого не было иллюзий по поводу того, что следствие и суд будут справедливыми. Но когда я впервые приехала в Шали и посмотрела, как проходит этот суд, у меня сложилось ощущение, что я наблюдаю за спектаклем, в котором никто из актеров (ни судья, ни прокурор) не верит в свою роль. У людей есть обязанность – дочитать свой текст на этом спектакле, и они его дочитывают. У меня не сложилось впечатление, что кто-то из участников процесса искренне верит в доказанность обвинения, но при этом нет никаких сомнений, что процесс будет доведен до конца.

Марьяна Торочешникова: В обществе "Мемориал" Оюба Титиева признали политзаключенным, международная правозащитная организация Amnesty International назвала его узником совести. Но обвиняют-то его не по политической статье…

Олег Орлов: Формально обвиняют не по политической статье, но все прекрасно понимают: его обвиняют за его правозащитную деятельность. Дело достаточно грубо сфальсифицировано, и, я думаю, всем (в том числе и тем, кто обвиняет) вполне очевидно: Оюб вел на территории Чечни деятельность, неугодную руководству этой республики.

Узник совести – это человек, физическая свобода которого ограничена тюремным заключением или иным способом из-за его политических, религиозных или иных убеждений, а также из-за его этнического происхождения, пола, расы и так далее. В отношении Оюба вполне очевидно, что это из-за его убеждений правозащитника, из-за убеждения, что невозможно мириться с нарушениями прав человека и надо работать, чтобы защищать эти права.

Олег Орлов

Важнейшая часть признания его и узником совести, и политзаключенным – это наше и наших коллег из "Amnesty International" утверждение, что уголовное дело против Оюба Титиева сфальсифицировано. Никаких наркотиков не было, они были подброшены, и следствие, и суд велись с сугубо обвинительным уклоном. Это утверждение может быть основано хотя бы на том, что ни следствие, ни суд не делали проверку всех утверждений Оюба Титиева, которые могли бы указать на то, что полицейские совершили преступление: просто не проверяли, и все. Когда Титиева задерживали первый, а потом второй раз, два раза возили в Курчалоевское ОМВД, все это должно было быть зафиксировано на камерах видеонаблюдения, установленных и в ОМВД, и в ФСБ, и в различных муниципальных и частных учреждениях по дороге, таких как Россельбанк, Пенсионный фонд, райотдел Курчалоевского района, парикмахерские, магазины и так далее. И все эти видеокамеры (кроме ФСБ, кстати) не работали: сломались или находились на ремонте. А в ФСБ, как утверждают следователи, камеры регистрировали только то, что происходило внутри периметра ограждения.

Защита предлагала и следствию, и потом суду: давайте проведем компьютерно-техническую экспертизу этих видеорегистраторов и компьютеров и увидим, правда ли они не работали (может быть, они работали, а какой-то злоумышленник специально убрал эти записи). Ответ суда: нет, и все! И из многих-многих ходатайств, которые и на стадии следствия, и в суде заявляет защита с целью просто установить истину, практически все получают отказ в удовлетворении.

Марьяна Торочешникова: В Чечне, как известно, есть "правильные" и "неправильные" правозащитники. Есть уполномоченный по правам человека в Чечне, и Кадыров вроде как слушает ее и соглашается с ней. А что же такого делал Титиев, что против него ополчилось руководство республики?

Олег Орлов: Оюб был и остается руководителем нашего представительства в Чеченской республике. И надо понимать, что после того, как "Комитет против пыток", который возглавляет наш друг и коллега Игорь Каляпин, фактически выдавили, изгнали из Чечни, "Мемориал" остался там единственной и последней реальной правозащитной структурой. Вы упомянули уполномоченного по правам человека в Чеченской республике: ну, правильно, этот уполномоченный защищает одного человека, и зовут его Рамзан Кадыров. Более или менее так же действуют, к сожалению, и другие "правозащитные" структуры. Наши друзья и коллеги, которые были активны и довольно смелы в период второй чеченской войны, когда шли страшные зачистки, люди исчезали пачками, сейчас испуганно молчат (и в чем-то их, к сожалению, можно понять). А Оюб не испугался, он продолжал работать, поэтому произошло то, что произошло.

Марьяна Торочешникова: Татьяна, вы представляете интересы Оюба Титиева в Европейском суде по правам человека. Как я понимаю, вы уже направляли туда какие-то обращения и жалобы в связи с арестом, еще до суда.

Татьяна Глушкова: Да, мы жалуемся на факт помещения его под стражу и по 18-й статье Конвенции говорим о том, что его задержание было политически мотивировано.

Мы планируем также после окончания суда отправить жалобу по 6-й статье Конвенции – это право на справедливый суд. Слушания носили обвинительный характер, о чем заявлялось в ходе процесса. На одном из последних заседаний адвокаты заявили судье Мадине Зайнетдиновой, которая ведет процесс, отвод, который она рассмотрела и, конечно, не удовлетворила. Это ходатайство об отводе было мотивировано, в том числе тем, что она отклоняла практически все ходатайства защиты. Не были отклонены только те ходатайства, отказать в удовлетворении которых она по российскому закону пока не имела права: например, ходатайство о допросе свидетелей защиты и специалистов со стороны защиты, которые явились в судебное заседание.

Марьяна Торочешникова: Там было какое-то невероятное количество свидетелей обвинения: 70 или даже под 100 человек. Кто эти люди, что они говорили?

Татьяна Глушкова: 67 человек – это сотрудники Курчалоевского РОВД, практически весь личный состав которого присутствовал на этом процессе. Дело Оюба Титиева поставило рекорд по количеству свидетелей, допрошенных в рамках одноэпизодного дела о хранении наркотиков. Из этих 67 человек только 10 или 15 имеют какое-то отношение к делу Оюба, то есть они его видели, что-то делали в момент его задержания. Все остальные находились на дежурствах в каких-то других поселках Курчалоевского района и никогда не видели Оюба.

Марьяна Торочешникова: А что же они говорили в суде?

Татьяна Глушкова: Они говорили, прежде всего, о том, что группы быстрого реагирования, сотрудники которой первый раз задерживали Оюба, в Курчаловском РОВД не существует (хотя она есть в любом ОВД на территории страны), что не существует формы с соответствующими нашивками, не существует автомобиля, на который нанесены буквы "ГБР". Все это говорилось для того, чтобы показать, что Оюб врет от начала и до конца.

Марьяна Торочешникова: А для чего это делается? Если все это очень похоже на какой-то спектакль, где каждый знает свою роль: и судья, и государственный обвинитель, – зачем тогда устраивать этот цирк со свидетелями?

Татьяна Глушкова: Дело Оюба Титиева привлекает достаточно значительное внимание и прессы, и международных наблюдателей. Практически на каждое заседание приезжают наблюдатели от дипломатических представительств и международных некоммерческих организаций. Мне представляется, что хотят в первую очередь впечатлить их, показать: вот смотрите, сколько человек говорят, что Оюб Титиев врет.

Марьяна Торочешникова: А на чем вообще строится обвинение?

Татьяна Глушкова: Обвинение строится на показаниях полицейских, которые задерживали Оюба во второй раз, и на вещественном доказательстве – это пакет с мариахуной, якобы найденный в машине Оюба. С этим пакетом очень большая проблема. Согласно материалам дела, которые представило само следствие, тот пакет, который изначально был изъят из машины и опечатан, и тот пакет, который бы доставлен на экспертизу, – это разные пакеты. Описание того, что положили в пакет в момент осмотра места происшествия, и того, что вынули из пакета, когда делали экспертизу, различаются. Тем не менее, судья отказала в исключении этого доказательства, хотя совершенно очевидно, что если с вещественным доказательством что-то произошло после изъятия и до направления на экспертизу, то его нельзя учитывать. Более того, на пакете найден кусок скотча длиной 20–25 сантиметров, с волосами, принадлежащими Оюбу. Эти волосы у него вырвали, когда на следующий день после задержания его привезли в Курчалоевское ОВД, обмотали ему голову и замотали рот скотчем, и он приготовился к пыткам, но тут зашел некий офицер и сказал: "Прекратите!" Скотч сдернули с головы вместе с волосами, а впоследствии он был найден на пакете.

Марьяна Торочешникова: Если предположить, что Титиев в недружественной среде возил с собой пакет с марихуаной и еще специально оставлял на нем свои следы…

Татьяна Глушкова: Когда речь зашла о том, каким же образом скотч, которого не было в момент изъятия (и он не указан в протоколе осмотра места происшествия), попал на этот пакет, я изобрела конструкцию: "не исключается, что скотч был прилеплен снизу пакета и не замечен в момент изъятия". Вот эта конструкция "не исключается" лучше всего характеризует то, как проходило судебное следствие.

Марьяна Торочешникова: С чем защита идет в прения?

Татьяна Глушкова

Татьяна Глушкова: Примерно с тем, о чем говорили Олег Петрович и я. Суд не считал нужным в принципе проверять доводы защиты, когда она ходатайствовала о приобщении к делу собранных ею доказательствах невиновности Оюба, ей в этом отказывали по любым, самым надуманным основаниям. Суд все время имел обвинительный уклон, и в какие-то отдельные моменты получалось так, что вместо состязательности процесса между стороной защиты и стороной обвинения была состязательность между стороной защиты и судом. По некоторым ходатайствам суд в своей мотивировке указал не то, на что ссылалась прокуратура, на какие-то изобретенные им самим основания.

Марьяна Торочешникова: При таком настроении председательствующего вы, наверное, мало верите в оправдательный приговор.

Правозащитники и адвокаты Оюба Титиева не исключают, что приговор по делу руководителя грозненского отделения правозащитного центра "Мемориал" Оюба Титиева может быть вынесен уже в конце марта.

ЖЕРТВЫ РЕНОВАЦИИ

В Москве развивается противостояние властей и жителей московских общежитий, которых чиновники буквально выселяют на улицу. Теперь отчаявшиеся люди просят защиты у Путина, а чтобы их заметили, намереваются лично доставить свои жалобы в приемную Администрации президента.

"В тесноте да в обиде"

Вот что рассказал Радио Свобода о ситуации председатель Партии ветеранов России Ильдар Резяпов.

Ильдар Резяпов: Люди на протяжении кто четырех, кто шести, а кто даже и восьми лет борются за свои права – за свое единственное жилье, чтобы не остаться на улице. У кого-то есть ордера, у кого-то договоры социального найма, – доказательства того, что они имеют право там проживать. Они неоднократно обращались в различные инстанции, начиная с ДГИ города Москвы, писали на имя Собянина, в местную прокуратуру, депутатам Госдумы, обращались к местным депутатам. Но, к сожалению, они не могут отстоять свои права. Многих уже выселили на улицу по решению суда.

У каждого общежития есть свои интересанты. В некоторых случаях это попадает под реновацию, как общежитие на Ставропольской, где выделены деньги, есть сроки, и эти деньги нужно осваивать. Людям угрожают выключить свет, отключить отопление: никакого человеческого отношения, никакого милосердия тут нет.

Марьяна Торочешникова: А Путин-то чем поможет?

Ильдар Резяпов: Мы обращаемся к президенту Российской Федерации с просьбой создать государственную межведомственную комиссию, сказать Сергею Семеновичу: "Что творится-то у тебя в Москве? Ты посмотри, что вы делаете с людьми".

Марьяна Торочешникова: А сам Сергей Семенович не в курсе того, что творится у него в Москве?

Ильдар Резяпов: Я думаю, Сергей Семенович прекрасно понимает ситуацию. Мы обратились к нему лично от Партии ветеранов России с просьбой создать комиссию по общежитиям в Москве. Ждем ответа, пока мы его не получили.

Марьяна Торочешникова: По вашим подсчетам, сколько людей сейчас рискуют остаться на улице, если чиновники не изменят подход к переселению из общежитий?

Ильдар Резяпов: Это тысячи людей, у которых это единственное жилье. Это чудовищно: у людей хотят отобрать последнее, выгнать их любым путем! И суды идут на это и выселяют людей. И как быть? Судебные приставы получают судебные решения, и – извините, уважаемые, вам нужно покинуть жилье. А там есть люди после операции, инвалиды, младенцы... Если президент все-таки отреагирует на эту вопиющую критическую ситуацию, можно будет тщательно индивидуально разобраться с каждым общежитием в Москве.