Закрытые

• Матери бросают собственных детей, а власти не проводят профилактику подобных ситуаций в семьях.
• Правозащитники обнародовали новое видео с пытками в Ярославской колонии и ждут реакции властей.
• Чиновники утверждают, что "суверенный интернет" не ограничит, а защитит права граждан. Люди против нового закона.

БЕЗ ЕДЫ И ВОДЫ

Суд в Москве арестовал мать девочки, которую московская полиция обнаружила запертой в замусоренной квартире на Ленинградском шоссе. Женщину обвиняют в покушении на убийство. Вот комментарий председателя правления российской общественной организации "Право ребенка" Бориса Альтшулера.

Борис Альтшулер: Есть информация, что соседи и раньше обращались в опеку и в полицию, которая ничего не предприняла. Мы общаемся со Следственным комитетом, и практически при каждом ужасном случае убийства или насилия в отношении детей в учреждении или в семье, который расследуется, выясняется, что сигналы о неблагополучии поступали давно, но никто пальцем не шевелил. Система профилактики в России не работает, даже в Москве.

^{Видеоверсия программы}

Наша организация существует уже больше 20 лет, и все это время речь идет о том, что нужна профилактика, когда семье оказывается помощь, чтобы она восстановилась, вместо того чтобы уничтожать семью и отбирать детей. Профилактика – это восстановительная работа с семьей. В указе Владимира Путина номер 1688 от 28 декабря 2012 года перечисляется помощь: правовая, психологическая, социальная, в том числе материальная, на которую имеют право законные представители ребенка. Через полгода впервые в РФ в Семейном кодексе появились слова "помощь семье". Порядок предоставления этой помощи определяется законом о социальном обслуживании в РФ.

Марьяна Торочешникова: Одно дело – написать, а другое дело…

Борис Альтшулер: Вот именно! Новый закон о социальном обслуживании тоже прописал все это, но это не работает, потому что в том же Семейном кодексе, в законе об опеке и попечительстве, в законе 120-м, регламентирующем деятельность Комиссии по делам несовершеннолетних, нет ни слова, которое обязало бы их увязать свою деятельность с этой помощью. Помощь и принятие решений никак не связаны. Вот в этом конкретном случае люди звонили в полицию, и она приезжала – дверь закрыта, и они уезжали. А еще важно, что эта помощь не должна носить карательный характер.

Марьяна Торочешникова: Многие семьи, неблагополучные с точки зрения доходов, очень боятся, что опека может отобрать у них детей.

Борис Альтшулер: По закону о социальном обслуживании к ним приходит не опека, а соцзащита и предлагает подписать социальный контракт, в рамках которого оказывается определенная помощь, в том числе и материальная. Но опека все равно нависает сверху, как коршун, потому что в статьях, регламентирующих деятельность опеки, нет ни слова о том, что она обязана увязывать это с соцзащитой. Она должна отобрать ребенка и подать в суд на лишение родительских прав. А нужно было прописать, что суды не имеют права рассматривать дела о лишении родительских прав, если им не представлен полный отчет о проделанной социальной работе.

Вот полиция в Москве. Лет пять назад, когда я был членом Общественной палаты, у нас на пленарке выступала начальник подразделения по делам несовершеннолетних одного из московских округов: "В течение месяца мы отобрали детей у 40 семей. Мы приходим – лежит полуголая мама, мужик, рядом голодные детишки, и мы их отбираем". Я задал простой вопрос: "А вы хоть когда-нибудь обращаетесь к социальной защите, чтобы попробовать восстановить семью?" Есть, например, тысяча способов отправить мать на лечение. Ответ был: "Никогда". Координация ведомств возможна только в том случае, если она будет занесена в закон и за неисполнение будут суровые санкции.

Вот у нас есть Комиссия по делам несовершеннолетних, работающая практически всегда формально. В 120-м законе написано, что эта комиссия – координатор всей системы профилактики, который должен организовывать эту индивидуальную профилактическую работу. Я знаю, что в Перми в комиссиях есть "горячая линия", и любой гражданин может позвонить даже анонимно, и комиссия тут же связывается с соцзащитой, и социальный работник идет по адресу (не опека, не прокурор, а социальный работник), чтобы в первую очередь поговорить. Там опустели младшие группы детских домов, потому что эти проблемы подхватываются на начальном этапе. Но для этого нужны специалисты, которые умеют говорить по-человечески.

"Девочка-маугли"

Марьяна Торочешникова: А что в таких случаях должны делать полицейские? Их вызывают соседи, они приезжают, дверь закрыта. Они же не будут ломать дверь: у них нет ни санкции, ни решения суда.

Борис Альтшулер: Они должны связаться с соцзащитой, которая должна выяснить с помощью той же полиции, где мама. Если не удается это выяснить, они должны вызвать МЧС и вскрыть дверь. Ребенок плачет за дверью, взрослых нет: это преступление – оставлять маленького ребенка одного. В других странах жесткие законы на этот счет: в Англии, если ребенка до 12 лет оставляют одного, родители получают два-три месяца тюрьмы.

Марьяна Торочешникова: 5 марта в Омске вынесен приговор 28-летней матери четверых детей: сейчас ее лишили родительских прав, дети в детдоме. Старшие дети находились в санатории, а младшую дочь, один год и восемь месяцев, мама оставила в открытой квартире, написала записку: "У меня нет ни сил, ни возможностей, ни средств, чтобы дальше содержать детей", - и уехала.

Борис Альтшулер

Борис Альтшулер: В Эстонии, например, в таких случаях детей помещают в приемную семью. Галина Карелова, которая была вице-премьером, замминистра соцзащиты (сейчас она в Совете Федерации) как-то очень правильно сказала, что за одну ночь, которую домашние дети провели в приюте, уличный ребенок обучит их всех групповому сексу. Социальные приюты – это вообще порочная практика, дети должны находиться в домашней обстановке, с профессионалами, это должно быть что-то типа патронатного воспитания, уничтоженного Лаховой. Возникает треугольник – социальное учреждение, семья, где находятся дети с профессиональным воспитателем, и родители, и идет работа, попытка восстановления семьи. Это не всегда удается.

Но разве с этой мамой разбирались, что у нее случилось? Почему надо так просто лишить родительских прав, и все: у мамы нет детей, у детей нет мамы? Уже более 20 лет идет речь о том, что в России нет эффективной системы профилактики, и сейчас по поручению Татьяны Голиковой этот вопрос разрабатывается. Мы работаем с огромным количеством специалистов на местах, которые хотят помогать семье, но не могут, потому что законы не позволяют.

В России есть два человека, ответственные за то, что эта система до сих пор не создана. Это депутат Екатерина Лахова и тесно связанный с ней идеологически Сергей Кургинян. Они под видом борьбы с ювенальной юстицией уничтожают любые законодательные инициативы, которые предлагаются, чтобы помогать семье. Они называют это вмешательством в семью. Лахова в свое время уничтожила патронатное воспитание, а Кургинян - социальный патронат. Патронатное воспитание в 2000-е годы - это когда семья берет из детдома ребенка, и ей помогают, а детдом отвечает за эту помощь. Таким образом в семьи помещали самых тяжелых детей-инвалидов. У Марии Терновской, которая была пионером этого дела в Москве, из 150 воспитанников два были в детском доме, а остальные по семьям. Это нормальная семейная жизнь для ребенка, а не этот коллективный ужас.

Марьяна Торочешникова: И почему же все закончилось?

Борис Альтшулер: Екатерина Лахова, которая два года была председателем Комитета Госдумы по делам семьи и детей, поливала грязью этот лучший российский опыт. В половине регионов уже были приняты законы о патронатном воспитании, мы работали со Смоленской, Псковской областью, и там просто пустели детские дома. Я лично лет 15 назад запустил в российских газетах термин "россиротпром": это огромная корпорация, где воруются миллиарды из денег, направляемых в детские учреждения. Как сказала одна крупная московская чиновница Терновской, когда та удивлялась, почему ей не дают еще детей, чтобы отдавать в семьи: "Мария Феликсовна, учреждениям тоже нужны дети". Дети нужны, чтобы качать деньги в карман.

В 2008 году Лахова руками своего ближайшего помощника, юриста Лидии Михеевой, все-таки пробила закон об опеке и попечительстве, который просто уничтожил патронатное воспитание. Вот это и есть враги детей, враги семьи в России. После этого все законы о патронатном воспитании в регионах были аннулированы, и детей возвращали, а новых в семьи не брали.

Марьяна Торочешникова: Это какая-то злонамеренность?

Борис Альтшулер: Совершенная злонамеренность, продиктованная огромными миллиардами, которые не хотели терять коррупционные чиновники.

Марьяна Торочешникова: Но это ваше мнение, у вас же нет никаких доказательств того, что госпожа Лахова каким-то образом в этом заинтересована.

Борис Альтшулер: Конечно, нет, хотя следственным органам давно пора бы этим заняться. Социальный патронат, в отличие от патронатного воспитания для детей из учреждений, это именно механизм того, как работать с семьей, чтобы ее не разрушать. Кстати, патронатное воспитание тогда поддерживали и Владимир Путин, и Дмитрий Медведев, но Лахова с Михеевой победили обоих президентов.

Теперь Кургинян с этим социальным патронатом… Закон был разработан Минобразования, он требовал улучшения, но его стали поливать грязью, меня как одного из его авторов объявили "врагом России", но главное, что в указе от декабря 2012 года президент Путин рекомендовал Госдуме принять в приоритетном порядке закон о социальном патронате, закон об общественном контроле детских интернатов. Тут же, 9 февраля 2013 года Кургинян созывает "Родительское собрание" в Колонном зале Дома Союзов и там говорит, что это очень плохой указ, это ювенальная юстиция, президент подчиняется западному диктату. И на это "Родительское собрание" Кургиняна вдруг является Владимир Путин и говорит, что законы несовершенны, может, их вообще не надо принимать, то есть он уступил этой так называемой "родительской общественности", Лаховой и Кургиняну. Вот враги России! Любая законодательная попытка сделать так, чтобы семье шла помощь, вызывает у них бешеную реакцию.

Марьяна Торочешникова: Что может изменить эту ситуацию?

Борис Альтшулер: В стране есть три достаточно авторитетных человека, которые могут изменить ситуацию: это Владимир Путин, Татьяна Голикова, которая явно заинтересована что-то делать, и Валентина Матвиенко. Татьяна Голикова по моему обращению уже поручила разным министерствам разработать документы, и неделю назад мне уже был ответ из Министерства образования. Но при отсутствии федеральных нормативов ничего не меняется.

Марьяна Торочешникова: Если вы узнали, что ребенок в опасности, есть возможность обращаться на "горячую линию" Следственного комитета, и они довольно быстро реагируют. Их бесплатный круглосуточный телефон – 8 (800) 200-19-10.

РАБОТАЕМ НА КАМЕРУ

Обнародовано новое видео с издевательствами над заключенными в ярославской колонии. Ранее за применение пыток под стражу взяли 14 сотрудников двух ярославских колоний, еще трое - под домашним арестом. Но, судя по опубликованному видео, могут появиться и новые обвиняемые. Собственным расследованием пыток в ярославских колониях занимается фонд "Общественный вердикт": именно он передал "Новой газете" видео с издевательствами. Рассказывает руководитель фонда Наталья Таубина.

Наталья Таубина

Наталья Таубина: Получив это видео, мы провели покадровый анализ, определили, что это за сотрудники учреждения, кто потерпевшие, связались с ними. Мы поняли, что это не единичные случаи, а вполне распространенная практика: в частности, использование унижения и перевода в статус так называемых "пинчей" (это заниженный социальный статус). Поскольку видео опубликовано, резонанс широкий, и уже нет возможности тихо принять то или иное решение, оно должно быть сообщено обществу.

Марьяна Торочешникова: Насколько я понимаю, появились новые "герои", отличившиеся в этих пыточных делах: в частности, бывший надзиратель Костюк, который там уже не работает, его оттуда уволили.

Наталья Таубина: Он, безусловно, должен быть привлечен к ответственности, даже если сейчас не является сотрудником колонии. Также очевидно, что о случившемся знали начальник и зам начальника колонии. Тогда начальником колонии был господин Чирва, сейчас он уже не является начальником, но он тоже должен нести ответственность за покрывательство преступления. Если мы хотим, чтобы насилия в местах заключения становилось меньше, то ответственность должен нести и руководящий состав колонии: то, что называется обеспечением порядка, не должно проходить через незаконное насилие.

"НЕ ТАК ПОНЯЛИ"

Всемирной паутине 30 лет! 12 марта 1989 года состоялась презентация единой системы организации, хранения и общего доступа к информации, которую придумал британский ученый Тим Бернерс-Ли. А Россия совсем скоро может остаться без выхода в глобальную сеть – соответствующий закон Дума уже приняла в первом чтении. А в среду Совет Федерации рассмотрит принятые Думой законы о недостоверных новостях и оскорблении властей в сети. Большинство пользователей интернета не одобряют подобные инициативы. На московский митинг за свободный интернет, по оценке проекта "Белый счетчик", вышли более 15 тысяч человек.

Ситуацию комментирует ведущий юрист организации "Роскомсвобода", руководитель Центра защиты цифровых прав Саркис Дарбенян.

Марьяна Торочешникова: Сначала Путина, а теперь и Песков говорят: "мы не собираемся закрывать интернет в России, мы хотим, наоборот, обезопасить вас от происков врагов, которые нажмут на кнопку"…

Саркис Дарбенян: Да, звучат именно такие заверения, но надо вспомнить, что в 2012 году, когда принимался первый закон о блокировках, говорилось о том, что "это надо только для защиты детей, и мы не будем блокировать остальное". Но вот прошло семь лет, количество органов увеличилось с трех до десяти, оснований для того, за что может блокироваться информация, тоже стало уже более десяти, и по той статистике, которую мы ведем в "Роскомсвободе", в РФ заблокировано уже 150 тысяч веб-ресурсов. И самое страшное, что вместе с одним ресурсом блокируются еще 10-20 только потому, что они находятся на том же IP-адресе, что и сайт с заблокированной информацией. По нашей оценке, количество заблокированных веб-ресурсов составляет более трех миллионов.

Марьяна Торочешникова: Наверное, их добавилось и после того, как Роскомнадзор начал бороться с "Телеграмом" и блокировать все подряд IP-адреса: под раздачу попало невероятное количество сайтов. Когда началась охота за "Телеграмом", вы писали на сайте "Сноб": "Это, по сути, крупнейшая блокировка западных IP-адресов, это такие массовые учения – проверка зависимости российских сервисов, в том числе государственных, от инфраструктуры облачных "Амазона" и "Гугла"". То есть они уже тогда, в прошлом году они задумали суверенный интернет и предпринимали какие-то шаги?

Саркис Дарбенян: Вся эта история началась еще раньше, до этого IP-геноцида, когда пострадало множество сервисов, пользователей, предпринимателей. В 2012 году Международный союз электросвязи решал дальнейшую судьбу интернета, и Россия вместе со странами Ближнего Востока и Азии поддержала идею суверенизации интернета, концепцию того, что каждая страна имеет право устанавливать границы в кибер-пространстве и собственные правила игры. С этой концепцией не согласились страны Европы и США. И вот в течение семи лет мы видели, как шаг за шагом принимаются новые меры и законодательные акты, для того чтобы возвести эти самые границы. Но все они работали абсолютно неэффективно, и все прекрасно понимают, что в этой войне российские власти проиграли, потому что "Телеграм" сегодня работает у всех. Наверное, с точки зрения власти, это нельзя терпеть, поэтому и родилась совершенно новая концепция создания системы блокировок и контроля за интернет-трафиком, что в случае реализации может обернуться для нас плохой копией китайского "файрвола".

Марьяна Торочешникова: А это вообще реально сегодня, при нынешнем развитии технологий – отрубить россиян от глобальной сети?

Саркис Дарбенян: В целом, конечно, есть такая возможность, но надо понимать, что мы сразу откатимся на многие десятилетия назад. У нас есть пример Северной Кореи, где существует внутренняя сеть, а доступа к зарубежному интернету нет ни у кого. Не думаю, что Россия может пойти по этому пути: слишком много сервисов и бизнесов зависят от глобального интернета.

Марьяна Торочешникова: А как это сделать в эпоху спутникового интернета?

Саркис Дарбенян

Саркис Дарбенян: Спутниковый интернет сейчас не работает, чтобы ловить его, нам понадобятся новые мобильные устройства с передатчиками, которые смогут передавать этот сигнал. Пока многое зависит от условий ввоза оборудования. Часть оборудования, которое будет поддерживать спутниковый интернет, могут просто не пустить в страну, не дать сертификаты. Конечно, полностью закрыть интернет сегодня не получится, но можно создать огромное количество проблем для определенных сервисов, для доступа к которым понадобится знание технических инструментов, чтобы это обойти. Тот же Китай не может полностью оградить страну от таких сервисов, как Гугл и Фейсбук, VPN-сервисы там работают, но куда хуже, чем в России. Инженеры, естественно, тоже не сидят на месте, создается какое-то программное обеспечение, которое позволяет обходить все эти сумасшедшие блокировки. Но все это, конечно, позволит эффективнее контролировать массовую информацию, потому что использовать такие инструменты могут далеко не все пользователи: нужно это купить, поставить, настроить, и людей, которые будут этим заморачиваться, в стране, наверное, меньше 10%. Если какой-то сервис не работает, они пойдут на другой, работающий сервис.

Марьяна Торочешникова: А насколько оправданы заявления про какую-то вражескую кнопку, которая может отключить Россию от интернета?

Саркис Дарбенян: Это бред сивой кобылы. И в качестве сивой кобылы здесь можно рассматривать депутата, который изначально все это предложил, искажая реальность. Единственный пример, о котором говорили во время принятия законопроекта, это пример Сирии, где якобы отключили интернет. Но это совершенно другая история: будучи авторитарной страной, Сирия не позволяла операторам связи конкурентный рынок, поэтому там был всего один оператор связи, на которого легко было воздействовать путем кибератак и оставить всех без интернета.

В России сложилась система с тысячами операторов, самая безопасная, потому что она не централизует управление в одних руках. Мир не знает ни одного случая, когда те же корневые серверы, о которых идет речь, отвечающие за всю маршрутизацию интернета, были отключены по воле американцев или какой-то независимой организации, и при этом есть огромное количество альтернативных DNS-зон, к которым можно подключаться, и интернет будет работать дальше.

Марьяна Торочешникова: А может быть, чиновники просто этого не знают, и Путин, и Песков действительно верят, что они делают доброе дело для людей, чтобы злые американцы не испортили все в России?

Саркис Дарбенян: В это тяжело поверить. Их окружает большое количество экспертов, которые могут рассказать, как работает глобальная сеть. То, что предлагается в этом законопроекте, не имеет никакого отношения к устойчивости и безопасности и нисколько не приблизит нас к светлому будущему, зато это позволяет более качественно контролировать информацию. Почитав этот законопроект, мы увидим, что Роскомнадзор получает полномочия сверхрегулятора, то есть может определять наличие угроз (а что такое угрозы, закон не раскрывает) и всю маршрутизацию, импорт и экспорт международного трафика. Кроме того, Роскомнадзор самостоятельно, без решений судов, без операторов связи может выключать эти сервисы. Сейчас Роскомнадзор обвиняют в том, что это главный цензурный орган страны, а здесь он и официально становится таковым.

В проект еще заложена возможность проведения учений, и многие эксперты говорят, что эти учения легко могут совпасть с какими-нибудь президентскими выборами, где интернет будет выключаться либо по регионам, либо по определенному режиму, в определенное время, возможно, даже для определенной категории людей.

Марьяна Торочешникова: Можно каким-то образом этому противостоять? Как люди могут защитить интернет, и готовы ли они к этому? Судя по тому, что в июле прошлого года на марш "За свободный интернет" пришло около 800 человек, а в минувшие выходные – 15 тысяч, очевидно, что народ настроен решительно.

Саркис Дарбенян: Сделать что-то можно. "Роскомсвобода" запустила общественную кампанию "Цифровая оборона". Мы даем возможность каждому пользователю интернета подать собственное заявление в Госдуму, подписать личное обращение, петицию, пока этот законопроект не принят. Мы полагаем, что законопроект все равно примут, и наша задача сейчас – добиться публичных слушаний, чтобы убрать хотя бы самые одиозные нормы. А после того, как он будет принят, конечно, мы будем использовать судебные механизмы для обжалования практики закона, в том числе и на уровне международных судов.

Марьяна Торочешникова: Наверное, сначала можно попытаться зайти в Конституционный суд РФ, ведь в этом действительно можно увидеть цензуру, и 29-я статья Конституции России – свобода слова – оказывается под угрозой.

Саркис Дарбенян: Очень хочется верить, что самые одиозные нормы туда не войдут. Ведь нам придется жить со всем этим, обжалования займут не один год, мы будем сначала ловить применение закона на конкретном пользователе и проходить все инстанции в России, и только потом сможем обращать внимание ООН и ЕСПЧ на очень серьезное нарушение норм Всеобщей декларации прав человека.

Марьяна Торочешникова: Но вы не сомневаетесь в том, что закон примут?

Саркис Дарбенян: Похоже на то. Сегодняшнее Федеральное собрание абсолютно оторвано от реальности. Достаточно вспомнить прошлые инициативы, которые собирали более 100 тысяч авторизованных голосов, и даже в тех случаях умудрились проигнорировать петиции граждан, они были отклонены, и никаких поправок и изменений внесено не было. В России может быть принят самый абсурдный закон, несмотря на позицию экспертов. А ведь не только эксперты, но и неправительственные организации, отраслевые ассоциации направили сегодня заключения о том, что этот проект может причинить огромный ущерб всей цифровой экономике России, что идет вразрез с посланием и программой президента на ближайшие пять-десять лет.