“В сегодняшний день, когда Красная Армия пленена и разоружена, национальные войска достигли своей конечной цели в войне. Война закончена. Генералиссимус Франко. Бургос, 1 апреля 1939 года”.
Таким коротким заявлением главнокомандующего войсками националистов и нового диктатора Испании 80 лет назад закончилась гражданская война в этой стране. О той войне и ее победителе сказано и будет сказано еще много, тем более что нынешнее испанское правительство, сводя счеты с прошлым, решило перезахоронить Франко, хоть с этим не все согласны. Но в определенном, более важном для сегодняшнего дня контексте интереснее взглянуть не на то, как гражданская война закончилась, а на то, как она начиналась.
Скачок еще на 8 лет назад. Апрель 1931 года, на выборах в ключевых городах Испании побеждают республиканцы, непопулярный король Альфонс XIII бежит из страны, которую провозглашают республикой. Её бурная и короткая жизнь состоит из сплошных конфликтов. Давно назревшие реформы вызывают сопротивление консерваторов, тем более что республиканское правительство оказывается не в состоянии сдержать левых радикалов, которые громят церкви и дома богачей, убивают священников и разжигают социальную ненависть. На другом фланге активизируется фашистская Фаланга с ее культом смерти и самопожертвования. Консервативные офицеры, духовенство и аристократия пророчат Испании гибель от рук коммунистов – если не поставить на пути левых заслон.
Сторонники националистов, убитые республиканцами после подавления мятежа в Мадриде, июль 1936 года
Большая часть населения мечется между политическими полюсами, которые в начале 1936 года оформляются организационно. Левые и либералы объединяются в Народный фронт, консерваторы и фашисты в Национальный. На парламентских выборах “красные”, как называют Народный фронт его противники, одерживают победу с небольшим перевесом. Проходит несколько напряженных месяцев, и после серии убийств левых и правых деятелей армейские заговорщики во главе с генералом Франко поднимают мятеж. Они обращаются за помощью к идейно близким диктаторам, Гитлеру и Муссолини. Политические фронты превращаются в самые настоящие. Начинается трехлетняя война.
В истории того, как крупная европейская страна раскололась надвое и начала пожирать саму себя, поражает скорость и однозначность этого процесса. Как будто люди, начавшие стрелять друг в друга летом 1936 года, до этого не жили в одной стране, не ходили по одним улицам, не знали и не общались друг с другом. Так бывает при каждой гражданской войне, но в Испании это произошло особенно “весомо, грубо, зримо”. Половина страны осталась верна республике, другая половина встала на сторону мятежников. И обе занялись кровавыми чистками в тылу: националисты расстреляли Гарсиа Лорку, республиканцы Примо де Риверу-младшего. И, естественно, тысячи других людей, с менее известными именами.
Историки в состоянии объяснить социальные причины гражданской войны – испанской и любой другой. Сложнее объяснить причины психологические. Как и почему коллега, сосед или бывший одноклассник становится для тебя существом, не достойным жизни? Где грань, за которой массовые убийства за политические взгляды перестают быть табу? Каким образом мрачноватая шутка “Как было бы здорово, если бы все хорошие люди собрались и убили всех плохих” становится программой действий? И, наконец, почему 80 лет спустя, в обстановке куда менее взрывоопасной, чем в Испании середины 1930-х, подобные настроения становятся всё более частыми и распространёнными в самых разных странах?
Вот данные недавнего опроса, проведенного в США социологами из университетов Луизианы и Мэриленда. Равная доля сторонников Республиканской и Демократической партий – по 42% – видит противоположную сторону как “явное зло” (downright evil). Респондентам предложили также ответить, согласны ли они с утверждением “Было бы лучше, если бы большая часть сторонников другой партии просто умерла?” Положительный ответ дали 20% демократов и 16% республиканцев. Следующий вопрос звучал так: “Считаете ли вы оправданными акции протеста с применением насилия в случае, если в 2020 году победу на президентских выборах одержит кандидат конкурирующей партии?” Позитивно ответили более 18% демократов и почти 14% республиканцев.
Переместимся в Европу. Во Франции, где президентство Эммануэля Макрона стало то ли просто разочарованием, то ли уже катастрофой, бунты “желтых жилетов” показали, как много людей готово выходить на улицы и громить всё, что попадет под руку. В Германии после мигрантского кризиса 2015 года быстрее других растут рейтинги правопопулистской “Альтернативы за Германию” и Зелёных, которые становятся главной силой левого фланга как раз благодаря своему радикализму. В Испании, судя по предвыборным опросам, более четверти электората готово голосовать либо за крайне левых (Unidos Podemos), либо за правых популистов (Vox).
В Нидерландах, стране, ставшей символом либерализма и толерантности, недавно прошли выборы в верхнюю палату парламента. Наибольшего успеха добились непримиримые оппоненты: антимигрантский “Форум за демократию”, чей лидер Тьерри Боде провозглашает, что нынешние правящие элиты должны быть “наказаны за тупость и надменность”, и “Зелёные левые”, руководитель которых Джесси Клавер требует ввести обязательный ежегодный не максимум, а минимум приема иммигрантов Нидерландами. Боде симпатизирует в основном провинция, а также Роттердам, город с наиболее многочисленными иммигрантскими общинами. Клавер набрал по 20–25% голосов в Амстердаме, Гронингене и других крупных городах, он – кумир левой молодежи.
Многие с удовольствием “забанили” бы оппонентов не только в Фейсбуке
Ну и отдельная песня – Великобритания. Там с 2016 года общество разделено на “брекзитёров” (сторонников ухода из Евросоюза) и “римейнеров” (тех, кто хочет остаться). Страсти только накаляются по мере того, как правительство Терезы Мэй демонстрирует беспомощность. Оно оказалось неспособно ни договориться с парламентом об условиях выхода из ЕС, ни настоять на выходе без всяких условий, ни поставить вопрос о Брекзите на повторное всенародное голосование.
Всеобщая конфронтация – следствие усталости избирателей от утратившей вкус, запах и смысл политики времен “конца истории”. На рубеже веков левые и правые на Западе почти перестали отличаться друг от друга, слившись в единую касту власть предержащих. Именно ее многие нынче склонны винить во всех наставших бедах – глобальной рецессии, кризисе еврозоны, наплыве мигрантов и проч. Во многом это так и есть, причем истеблишмент не спешит извлекать уроки: проще валить всё на глупость масс и лживость национал-популистов.
Но на смену безликой политике предыдущей эпохи пришла политика апокалиптическая. Сегодняшние лидеры общественного мнения убеждают избирателей в том, что если здесь и сейчас не поставить заслон на пути либералов или консерваторов, глобалистов или националистов, мигрантов или фашистов, то завтра произойдет катастрофа. Каждые выборы преподносятся как решающее сражение за демократию, нацию, цивилизацию, будущее наших детей и проч.
Апокалиптическая политика не только зовет избирателя на вечный бой, она также меняет оптику демократии. Политика сводится к решению одной конкретной проблемы, к жесткому “или – или”. Даешь деньги на стену на границе с Мексикой – или Америку погубят мигранты. Даешь импичмент Трампа – или завтра в США воцарится фашистская диктатура. Даешь Брекзит без договора – или Британия станет колонией ЕС. Даешь отмену Брекзита – или британцы пойдут по миру с протянутой рукой. Это и есть оптика конфронтации. Это и есть, в конечном счете, то, как смотрели на ситуацию испанцы (и республиканцы, и националисты) в 1936 году. И это опасно.
О том, что происходит в этом смысле в России и других странах, где свобода политического самовыражения ограничена, судить непросто. Игра идет в одни ворота: власти против носителей "неправильных" взглядов. Но если судить по спорам в соцсетях, где по большей части еще можно высказываться относительно свободно, Россия не отстает от Запада: многие с удовольствием “забанили” бы оппонентов не только в Фейсбуке.
Ярослав Шимов – историк и журналист, обозреватель Радио Свобода
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции