"Я не интересовалась политикой". История самого громкого профсоюза

Профсоюз "Альянс врачей" меньше чем за год своего существования наделал много шума в медицинской среде. Председатель профсоюза Анастасия Васильева приезжает в больницы, где работают члены "Альянса", чтобы разобраться с нарушениями прав медиков. Практически каждый визит можно посмотреть в роликах "Альянса" или на канале Навальный LIVE. Васильеву пытаются не пустить, встречают с Росгвардией, но в итоге все-таки выполняют требования профсоюза. Сейчас профсоюз насчитывает около тысячи членов по всей России.

В интервью Радио Свобода Анастасия Васильева рассказала о том, почему "итальянская забастовка" и ролики в YouTube работают лучше митингов и пикетов.

– "Альянс врачей" образовался меньше года назад, когда начались сокращения в НИИ глазных болезней. Насколько я знаю, для вас это также семейная история – под сокращение попала ваша мать.

– То, что произошло с моей мамой, заставило меня действовать. Она 45 лет проработала в институте, положила всю жизнь на больных, а с ней так несправедливо поступили.

Сама я уволилась за пару месяцев до сокращений, потому что работать там больше не могла. Я работала ассистентом кафедры глазных болезней, моя зарплата была 25 тысяч рублей. Я не буду отрицать, что все врачи помимо зарплаты получают благодарности от пациентов. Конечно, я не существовала на 25 тысяч, пациенты все равно помогали. Но меня возмущал сам факт, что существует такая извращенная система здравоохранения. Практически все стало платным. Приходит ко мне какая-нибудь бабушка, у которой пенсия 15 тысяч. А я должна ей сказать, что у нее исследование 5 тысяч стоит. Конечно, я делала бесплатно. Стало ясно, что справиться с этим я не могу, поэтому ушла.

А в начале апреля 2018 года, сразу после дня рождения моей мамы, ее вызвали к начальнику и дали бумагу о том, что ей предлагают стать уборщиком помещений, лаборантом и так далее. Либо ее увольняют. Эти уведомления получили сразу около 35 человек, в том числе кандидаты наук. Когда я это увидела, то даже не поверила. Тогда у меня не было понимания того, что эти процессы идут по всей стране. Я не интересовалась политикой, не знала законов. Тогда я подумала, что просто в наш институт пришли какие-то ужасные люди. Потом начала читать об этом, поняла, что эта "оптимизация" происходит по всей стране и мы не одни такие.

– Поэтому вы решили создать профсоюз?

– Это произошло не сразу. Нам срочно нужно было подать иск в суд по поводу незаконного увольнения сотрудников. Юристы, специализирующиеся по трудовому праву, запросили за работу по групповому иску где-то 120 тысяч рублей. Для врача это существенная сумма.

Я обращалась ко всем: написала Путину, Медведеву, Володину, даже Жириновскому. Кому мы только ни писали. У нас были тома этих писем. Пациенты тоже писали, все без толку.

Поскольку я лечила Алексея Навального, когда ему залили глаз зеленкой, я ему тоже написала. У него тогда был дичайший ожог, он действительно мог потерять глаз. Мой друг попросил посмотреть Алексея, и мы всем институтом его лечили тогда.

Он откликнулся на мое письмо и предложил помощь в создании профсоюза. Его юристы помогли нам выиграть суды. Все сотрудники, которые подали в суд, были восстановлены. Нам все говорят: вы – проект Навального. Мы не проект Навального. Мы обращались ко всем, но ответил только он.

– Как вообще живется людям, которых вы восстановили на работе через суд? У начальства все равно масса возможностей подпортить жизнь сотруднику.

– Конкретно моей маме сейчас не позволяют нормально работать, не дают ей оперировать. Поставили совершенно неудобный график работы, когда даже на анализы людей не отправить. Ее кабинет на 5-м этаже, а больные на 12-м. В общем, делают все, чтобы ей нагадить.

Они говорят, что я опозорила родной институт. И, конечно, отдуваются на моей маме. Но она тоже не робкого десятка. Пока что она меня сдерживает: я ведь и туда могу прийти с камерой. Там сейчас что? Все платное, хотя это государственное бюджетное учреждение. Чтобы получить что-то по ОМС, нужно это выбивать. Очень жалко пациентов, у которых нет денег. У моей мамы раньше все консультации были бесплатные, а сейчас наоборот. У нее зарплата 15 тысяч рублей, а заработала она платными услугами 120 тысяч и ничего с этого не получила. Я постоянно бомблю их требованием объяснить, почему такая зарплата. В ответ они написали, что 15 тысяч больше МРОТ, поэтому все нормально.

– У вас достаточно необычный формат работы: все визиты в больницы вы снимаете и выпускаете ролики, где нередко публично отчитываете руководство. На первый взгляд напоминает программу "Ревизорро". Почему вы решили работать именно так?

– Я совсем не планировала делать это так. Все началось с того, что мы стали воевать с главврачом больницы в Видном. Виктор Барсук, как и все остальные "эффективные менеджеры", пришел и начал всех увольнять. Он вызывал к себе людей и говорил: "Пиши заявление по собственному желанию, иначе я тебя по статье уволю". Он вообще законов не знает. Говорит: "Я вас увольняю". И заведующая отделом кадров пишет – уволена. Наш председатель Лариса Волощук стала протестовать, образовала вокруг себя группу, которая воспротивилась увольнениям. Волощук устроила голодовку, заперлась в кабинете. Однажды она позвонила мне и сказала, что у них будет конференция, где ее, скорее всего, будут поливать грязью и увольнять. Я согласилась приехать, мне хотелось ее защитить. Но было понятно, что я не могу одна идти на эту конференцию, что нужно все записать на видео на всякий случай. Ни о каком ролике я и не думала тогда.

Для съемки нужны были операторы. Мои знакомые операторы брали хорошие деньги за съемку – 10–15 тысяч. А я уже не работала. Мне и сейчас трудно платить такие деньги. Поэтому я позвонила Алексею Навальному и попросила мне помочь, он дал мне двух операторов. Я даже не была в курсе про их канал.

На той конференции были еще депутаты, которые и предложили пройтись по больнице. Потом мы выпустили ролик, который оказался очень успешным. На следующий день этого Барсука отстранили от работы. Тогда я поняла, что именно эта гласность позволяет что-то менять. Все получилось как-то само собой.

– Во время ваших визитов в больницы начальство нередко вызывает полицию, где-то вас даже встречали с Росгвардией. Кого в таких ситуациях защищает полиция?

– Полицейские все равно на нашей стороне – они тоже люди, они тоже лечатся. По их глазам видно, что они хоть и действуют по своим инструкциям, но они все равно за нас. Они и не могут предъявить нам никаких претензий, потому что мы действуем в рамках законодательства.

А вот начальство больниц совершенно не знает Трудовой кодекс и закон о профсоюзах. Они не знают, что у нас есть право беспрепятственно посещать медицинские учреждения. Как только я показываю свои документы, полиция уезжает.

– Недавно вы организовали "итальянскую забастовку" в трех больницах Новгородской области. Там все было настолько плохо, что можно было решить проблемы только забастовкой?

– Забастовка – это эффективный метод протеста, это все-таки акция с конкретным итогом. То есть мы будем бастовать до тех пор, пока нам не пообещают выполнить наши требования. В Новгородской области люди уже были готовы увольняться, потому что работать за 15 тысяч невозможно. Там были переработки, действовала только одна скорая. Компьютеров не было. Сократили план госпитализации. Дело в том, что территориальный фонд ОМС выделяет деньги на больницу. Условно говоря, выделил он на хирургию деньги на 2 тысячи человек. А они пролечили 4 тысячи. Получается, 2 тысячи человек они лечат бесплатно, и больница уходит в долги. Больница получает меньше денег, чем на сколько лечит. У всех больниц многомиллионные долги. Это из-за того, что территориальные фонды недофинансируют больницы, а областные правительства недофинансируют территориальные фонды.

Мне стоило огромных усилий, чтобы объяснить людям суть "итальянской забастовки". В головах людей забастовка – это что-то ужасное. Для них это понятие более сильное, чем на самом деле. "Итальянская забастовка" – это работа в рамках должностных инструкций. В России среди медиков должностные инструкции никогда не соблюдаются, люди всегда работают больше. В итоге люди согласились на "итальянскую забастовку", потому что уже некуда было деваться.

– Забастовка что-то изменила?

– В Окуловке Новгородской области забастовка длилась меньше дня. Там только началась забастовка, и главврач сказал, что все выполнит. В Новгородской области добавили 440 миллионов рублей в территориальный фонд. Это самая большая победа профсоюза, на мой взгляд. Там поставили новое оборудование в лабораторию, выполняют наши требования.

В другой больнице люди вообще работали без трудовых договоров. Им очень быстро привезли и оформили все договоры. На самом деле, ответственность у руководителя по Административному кодексу большая – это огромные штрафы. Мы еще пошли навстречу главврачу Ладягину – могли бы в суд на него подать.

И примечательно, как начальство действует, когда коллектив сплочен и готов стоять до конца. В Окуловке и Мошенском люди насмерть стояли: к ним приходили, угрожали, губернатор приезжал. И с этими врачами начальство стало разговаривать совсем по-другому, им все сделали, дали компьютеры. А Боровичская больница сдалась, некоторые даже вышли из профсоюза. В Боровичах главврач всех так забил: кого-то даже уволил, премии не выплатил. Для людей, которые сдались, рабский труд продолжился.

– После ваших визитов сотрудникам грозит какая-то опасность? Все-таки начальство вряд ли радуется, что вас позвали и все вынесли в публичное пространство.

– Все члены нашего профсоюза находятся под защитой. Во-первых, я могу приехать. Во-вторых, у нас есть юристы. Сейчас наши требования стали больше выполнять, потому что профсоюз становится более известным, у начальства появляется понимание, что мы работаем законно и можем влиять. Они выполняют наши требования, хоть и не признаются в этом.

– Есть ли какие-то альтернативные методы протеста, кроме публичной "порки" руководства и забастовок?

– Митинги и пикеты ни к чему не приводят. Все собрались, пошумели и разошлись. Мы делали митинг, пришло много народа, приняли резолюцию – на нее никто не обратил внимания. Какие-то волны в прессе были, конечно. Естественно, верхам все это не нравилось. Но тем не менее, это не достигало такого уровня, чтобы они начали что-то делать. Написание писем вообще не работает. Эти переписки могут длиться годами. Моя задача – решить проблемы людей, которые ко мне обратились. И для этого нужны более сильные акции, которые приведут к конкретным результатам.

– Еще вы снимаете программу "Дефибриллятор", где ведущие обсуждают проблемы в медицине, приглашают гостей и так далее. Это тоже один из способов борьбы?

– Да, нашу программу смотрят чиновники. Я прекрасно знаю об этом, потому что, если мы что-то показываем в эфире, на следующий день начинает что-то происходить. Мы показали детскую Морозовскую больницу с тараканами – на следующий день там все потравили и сделали косметический ремонт. Или мы приглашаем кого-нибудь в гости, а на следующий день этого человека приглашают к начальству и спрашивают, зачем пошел к нам.

Мы знаем, что нас смотрят. И мы используем это для того, чтобы донести до верхушки информацию о проблемах. Есть подозрение, что и мой телефон прослушивают. У нас есть небольшие рабочие чаты, где только проверенные люди. И мы собирались в конкретный день поехать в Ярославль. И тут же нам написали, что в Ярославле уже знают о нашем приезде. Хотя я нигде ничего не говорила. И я теперь решила, что буду говорить, куда мы поедем, чтобы они заранее начинали что-то делать.

– Можно ли считать руководство больниц такими же заложниками системы? У них тоже есть свои начальники, которые от них требуют что-нибудь оптимизировать.

– К сожалению, это так. Да, они заложники. Им также нужны санкции сверху на какие-либо действия. Чтобы эти санкции получить, нужно устроить шум. У них сверху все хорошо, им неинтересно, что люди внизу пачками умирают. Мне даже жалко руководство больниц. Но я понимаю, что я бы так никогда не работала. Как можно смотреть на это и ничего не делать? Как в селе Александровское Томской области у главврача гараж разваливается, автоклавы не работают? Она сидит, получает зарплату, и у нее все хорошо. Она могла бы ездить на приемы к губернатору и требовать деньги на гараж, например. Каждый человек должен делать максимум на своем месте. Или не работать вообще, если он видит, что только кормит эту систему.

– Сами вы уже не работаете в медицине?

– Да, я всю свою жизнь посвящаю этой профсоюзной работе. Мне действительно трудно, так как у меня нет источника дохода. Я не могу платить себе зарплату из профсоюзных взносов. У меня рука на это не поднимается. И я делаю все на чистом энтузиазме. Пока что на обостренном чувстве справедливости. У меня есть какие-то частные пациенты, на которых у меня еле-еле хватает времени. По телефону-то я бесконечно всех лечу. Всякие там конъюнктивиты и так далее. У меня даже нет желания сейчас работать врачом, потому что я не могу видеть это все, не могу в этом участвовать. У меня есть чувство, что я действительно могу сделать намного больше, если буду работать в профсоюзном направлении.

– Вы уже немало поездили по России и посмотрели на региональную медицину. Можно ли там еще что-то поменять?

– Я уверена, что все можно изменить, если поменять ментальность у людей. У них рабское мышление – это самое ужасное. Например, санитарок всех поголовно перевели в уборщиц. Они взяли и подписали это. Дальше им дали акт о том, что им сняли надбавки за переработки с 60 до 20 процентов. Это как? Я спрашиваю: "Зачем вы подписали?" – "Нам же сказали".

Сейчас волна идет, и она будит людей. Задача лидеров профсоюзов – будить в людях понимание, что они не рабы, что они имеют право требовать от государства то, что государство им обещало. У нас ежедневно куча запросов с просьбами приехать. Я одна, я не могу быть везде. Выход такой – люди должны смотреть, что мы делаем, и делать то же самое. В стране нужно создать больше независимых профсоюзов, тогда будет что-то меняться. В Окуловке к нашему региональному лидеру обратились учителя, потому что они увидели, что есть успех в медицине. Потребность в профсоюзах есть и в других сферах.

До всей этой истории я была уверена, что наша страна очень крутая, что у нас крутой президент и вообще все хорошо. И моя мама была такого же мнения. Бюджетники довольствуются крохами, и они словно под гипнозом – им кажется, что у них все нормально. Нужно показывать людям разницу между тем, как может быть, и нынешним положением. Иначе они так и будут жить в своих хибарах на 15 тысяч и думать, что это очень хорошо.