Фитнес как религия

• Современный человек проводит большую часть жизни, совершенствуя свое тело: это спорт и фитнес, йога и салоны красоты, диеты и пластическая хирургия.
• В современном мире тело становится визитной карточкой человека, объектом поклонения и предметом инвестиций.
• В последние годы Россия очень быстро догоняет страны Западной Европы и Америки в пропаганде здорового образа жизни.
• Человек, сильно озабоченный своим здоровьем и внешним видом, удобен для авторитарной власти: его мало интересует общественная жизнь.

Сергей Медведев: Будущее наступает в виде грядущего лета. Социальные сети полнятся советами о том, как девушкам правильно похудеть к пляжному сезону, а юношам накачать те самые шесть кубиков на животе. Тело становится предметом пристального внимания, объектом инвестиций, даже средством роста в корпоративной культуре. Все большее количество людей в городе занимается марафонами, фитнесом, различными видами телесных трансформаций. Какова эта новая телесность, что за ней стоит?

У нас гостях Григорий Юдин, социолог, философ, профессор Московской Высшей школы социальных и экономических наук (Шанинки), и Оксана Мороз, доцент РАНХиГС и той же Шанинки.

Григорий Юдин: В последние годы Россия очень быстро догоняет страны Западной Европы и Америки в пропаганде здорового образа жизни. Совсем недавно казалось, что это какой-то чуждый нам стиль жизни, а сегодня практики, характерные для такого образа жизни, в России существуют даже с некоторым перебором, как и все, что мы заимствуем.

Сергей Медведев: Это, наверное, 1968 год, вся эта эмансипация, а потом приходит Джейн Фонда со своими кассетами с фитнесом.

Оксана Мороз: Это связанные вещи. Конечно, борьба за некоторое включение культа тела в представление об идеологически верном происходит тогда, когда личное становится политическим. Но это совершенно не означает, что это превращение должно быть зафиксировано в виде бесконечного фитнеса или шейпинга, ведь параллельно с разговором о том, что человек должен отвечать некоторым стандартам, есть и критика этого направления.

В эволюционной системе побеждают не сильнейшие, а наиболее приспособившиеся. Очевидно, что сейчас лучше всего приспосабливаются люди, которые создают некий визуальный облик, приемлемый на уровне массовой культуры. И с этим массовая культура и мейнстрим смиряются проще, чем с критикой, то есть, грубо говоря, быть накачанным, конвенционально прекрасным гораздо проще, чем бодипозитивным: меньше приходится бороться за себя.

Сергей Медведев: То есть массовая культура и рынок продвигают здоровое атлетическое тело?

Григорий Юдин: Акцент на теле на самом деле является поздним изводом значительно более длинной тенденции, которая в принципе перенесла акцент в понимании человеческой жизни на биологическую жизнь. Эта тенденция прослеживается примерно с XVIII века, когда политические системы впервые начали рассматривать человека как существо в первую очередь биологическое. Это то, что Мишель Фуко называет зарождением биополитики. Биополитика – это политика, которая видит в человеке в первую очередь биологическое существо. Сегодня нам кажется: а кто же еще человек, как не биологическое существо? Совсем недавно по историческим меркам людей сильно удивила бы такая постановка вопроса. Конечно, наше бренное тело – это нечто, что глубоко вторично в человеке с точки зрения любого, даже раннего временного мировоззрения.

Сергей Медведев: Христианство две тысячи лет говорит, что человек – существо духовное.

Григорий Юдин: Это было и до христианства: различение человека как существа живого, животного, и человека как существа, которое претендует не просто на жизнь, а на достойную жизнь, – это античное различение. Христианство потом скорее приняло его и пользовалось им. В какой-то момент на первый план стала выходить физиологическая и биологическая ипостась человека: человек – это самое совершенное животное. Это тесно связано с зарождением государства. Как только государства начали смотреть на человека как на некоторую единицу, представляющую собой физическое тело, которым нужно управлять, мы тоже начали устанавливать такой взгляд на самих себя. Сегодня культ здорового образа жизни связан с радикализацией этого подхода к самим себе. Мы в самих себе в первую очередь видим тело, здоровье, потенциальную смерть и так далее.

Сергей Медведев: Конец XVIII века – это и время зарождения современного спорта, когда человек начинает смотреть на себя как на некую биологическую машину, которую можно совершенствовать, измерять линейкой, быстрее побежать, дальше прыгнуть. С другой стороны, очень важно, что в это вмешивается рынок, тело становится неким предметом для рыночных инвестиций, рыночной продажи.

Оксана Мороз

Оксана Мороз: Тело становится предметом нового договора между человеком и корпорациями или институциями, с которыми он торгуется за определенные условия для себя. При этом рынок превращает центрацию на теле, которая может еще выглядеть как такая голая жизнь, когда у человека не остается ничего, кроме страданий, потому что он привязан к биологическому. Рынок переворачивает эту концепцию, делает ее чем-то, что может служить радикальным поводом для испуга, с чем нужно бороться, как раз превращая себя в атлета и спортсмена (по крайней мере, стремясь к этому).

И вообще, человек воспринимает свое тело, с одной стороны, как биологическую структуру, а с другой стороны, как биологическую машину. Ведь кроме спорта, механически позволяющего нам стать быстрее, выше, сильнее, есть еще специалисты по питанию, которые используют человека как систему поглощения топлива, и есть люди, показывающие, как нужно лучше за собой ухаживать, чтобы выглядеть более достойным образом. Это смычка биологического и машинного, которая очень удобна еще и в контексте развивающейся машинной среды. То есть рынок предлагает человеку рассматривать себя и как существо биологическое в высшем смысле слова, заботящееся о своем выживании, а с другой стороны, накручивает вокруг этого огромное количество индустрий, обеспечивающих подобные практики, в которые нужно вкладываться. Они, кстати, параллельно еще развивают капиталистическую систему как машину, которая постоянно двигается, а с другой стороны, говорит, что большую часть из этого можно автоматизировать, сгрузить на помощников и превратить себя в систему, которую надо лакировать.

Сергей Медведев: По-моему, до трети или даже более того сервисов в современном мегаполисе так или иначе связаны с телом. Огромное количество салонов красоты, фитнес-клубов, сплошь объявления о пластической хирургии, баннеры по здоровому питанию, специалисты по шейпингу, специалисты-диетологи... Наверное, современный городской человек половину своей жизни и бюджета тратит на совершенствование собственного тела.

Григорий Юдин: Я бы обратил внимание на целый ряд смежных вещей, например, на ту роль, которую играет здоровье в сегодняшней жизни россиян. Здоровье и питание стали вторым, если не первым по частоте предметом досужих разговоров, кроме погоды. Посмотрите на российское телевидение: мы любим упрекать его в идеологичности, в том, что оно гонит пропаганду, но это лишь два-три часа в сутки, а все остальное время оно гонит пропаганду здорового образа жизни. Огромное количество передач посвящено тому, как заботиться о собственном здоровье и питании. Самые влиятельные люди в России – это вовсе не политики, а люди типа Елены Малышевой, докторов, которые ведут свои ток-шоу на телевидении: у них действительно гигантская аудитория, которой они могут внушать все что угодно, и она с удовольствием слушает их советы. Убеждение, что самое главное, что у нас есть, – это наше здоровье, сегодня кажется совершенно очевидным и не подвергается сомнению. Еще совсем недавно это было не так.

Оксана Мороз: Примерно такая же ситуация сложилась, когда в Америке Бернейс работал над созданием системы пиара и использовал врачей как основных экспертов, которые могут продвигать любые ценности и установки.

Григорий Юдин: Практики заботы о здоровье в России имеют фантастический коммерческий потенциал. Попробуйте сравнить российскую аптеку с аптеками стран в Европе или в Америке: где вы еще увидите такие очереди? В Германии вам не продадут 99% того, что продается в России. Именно здесь люди могут большими бидонами набирать себе медикаменты и честно верить, что именно это – главное, что они делают для себя. По той же причине в России очень широк рынок для медикаментов быстрого действия, болеутоляющих, антибиотиков: нужно что-нибудь сделать со своим телом, чтобы оно перестало болеть. Это некоторый специальный способ отношения к собственному телу, когда потребитель уверен, что оно не должно болеть, должно быть всегда здоровым. Врачи в огромном количестве стран гораздо спокойнее относятся к ситуации, когда у человека что-то болит. Здесь же считается, что нездоровье – это некая асоциальная патология: если ты нездоров, с тобой что-то не так.

Оксана Мороз: Если ты нездоров, то ты лишается доступа к каким-то благам, потому что у нас структура и система труда устроена так, что человека дискриминируют, если он заболевает, работодатель не всегда готов включаться в решение этих проблем, поэтому люди пытаются симптоматически затоптать какие-то состояния. А потом они сталкиваются с состоянием болезни уже в неизлечимом статусе, когда что-то сделать уже очень сложно.

Сергей Медведев: С другой стороны, общество подвигает людей к занятиям спортом и фитнесом. Как раньше выводили на субботники, так сейчас целые корпорации стимулируют своих работников для занятий различными видами фитнеса. Это становится некоей новой парадигмой стимуляции человеческого тела.

Григорий Юдин: Да, потому что идеальный работник – это работник, который физически совершенен во всех отношениях. Здесь есть мощная сцепка между государством и рынком. Исторически именно государство первым начало смотреть на человека как на биологическое существо, которое должно быть преумножено, размножено, и благосостояние измеряется количеством таких существ и их здоровьем. В этом смысле все практики контроля за здоровьем, размножения, демографического роста создают некоторую идеологическую среду, в которую дальше встраивается рынок и имеет что предложить тем индивидам, которые приходят к нему с таким пониманием жизни.

Сергей Медведев: Еще существует культ молодости. Я вспоминаю, как разлетались знаменитые фотографии – итальянский миллионер, 55-летний мужик в великолепной форме медленно и сладострастно танцует на яхте: такой символ вечной молодости.

Оксана Мороз: С другой стороны, это полностью соотносится с рекомендациями ВОЗ, которая постоянно двигает подростковый и молодежный возраст, уже фактически говорит, что подростки сегодня – это люди примерно до 25 лет. Молодым ты считаешься не до 35, а до 45 лет. И если тебя объявляют молодым, то приходится соответствовать. К этому подключается и рекламная индустрия, которая страдает тотальным лукизмом, дискриминацией по принципу внешнего облика.

Сергей Медведев: Глядя на аватары людей, я все чаще замечаю, что люди показывают не лицо, а тело, то есть именно оно становится новым фактором идентификации человека.

Оксана Мороз: Это может быть еще способом спрятаться за стандартизированное прекрасное тело и не показывать себя или способом продать себя.

Григорий Юдин: Человек, который таким образом представляет себя кому-то, в первую очередь пытается построить собственный образ. Спрашивая себя, кто мы такие, мы начинаем искать ответы в теле. Культура подсказывает: ты – это в первую очередь твое тело. И человек начинает осознавать себя как тело. Например, если у него плохое настроение, он связывает это с тем, что у него что-то не так с телом: он плохо поел или недостаточно поспал, ему нужно принять какие-то дополнительные стимуляторы. Этим пользуются все эти индустрии: чтобы заставить человека покупать болеутоляющие или ходить в спортзал и наслаждаться там собственным телом, нужно сначала сделать так, чтобы он видел в себе в первую очередь тело.

Сергей Медведев: Фитнес-центры – это своего рода храмы презентации тела. Люди переходят от тренажера к тренажеру, встряхивают руки, смотрят на себя в зеркало. Постоянно идет игра переглядок, оценки тел друг друга. Человек занимается этим не только для себя, но и для коллективной оценки. Он попадает на этот конвейер, где переходит от массажиста к фитнес-тренеру, диетологу, врач-реабилитологу и так далее. Но, может быть, это хорошо, что колеса экономики крутятся вокруг человеческого тела.

Григорий Юдин: Тут есть две проблемы, почему это может быть не хорошо. Например, представление о том, что человек есть то, что он ест, поэтому есть нужно все только самое здоровое, как нам постоянно сообщает телевизор, как ни странно, не дает реального медицинского успеха. Я знаю множество людей, которые тратят безумное количество времени в спортзалах, а потом напиваются пивом, много курят. Тут действительно важна самопрезентация. Человек получает некоторое символическое удовольствие от того, что он выполнил физкультурную программу, а медицинский эффект в комплексе с такими вредными практиками может быть нулевым.

Есть и вторая история: важно, чему противостоит такая биополитика, что оказывается за пределами такого рода понимания жизни, как жизни физиологического существа. С античности главной альтернативой биологической жизни была жизнь политическая, то есть достойная жизнь, в которой мы действуем вместе, коллективно принимаем решения и сами управляем собственной судьбой.

Сергей Медведев: У Аристотеля это было: zoe и bios (bios как правильная политическая жизнь).

Григорий Юдин

Григорий Юдин: Bios – это добродетельная политическая жизнь, в которую вовлечен каждый гражданин. Он спорит со своими согражданами, вместе с ними принимает решения, у него есть некоторая духовная перспектива для самосовершенствования. В условиях навязанной биополитики вся эта часть, разумеется, полностью вытесняется. В этом смысле биополитика работает как раз на репрессию любой политической активности. Каждый, кто сфокусирован на собственном теле и на преумножении собственного здоровья, является противоположностью человека, который, наоборот, сфокусирован на совместном бытии, совместной политической деятельности, коллективной самоорганизации. Конечно, это удобно любой авторитарной власти. Для нее идеально подходит субъект, который ходит в спортзал и думает только о том, как бы быть здоровым и подольше жить, даже если это не очень получается (ведь продолжительность жизни у нас как-то не очень растет).

Сергей Медведев: Отчасти поспорю, как человек, интегрированный в спортивные сообщества. Активные велосипедисты, лыжники, триатлеты: я уже 15 лет наблюдаю за жизнью этих сообществ, являюсь членом многих форумов, понимаю политические ориентации этих людей. Сейчас все меньше и меньше возможностей согласовывать соревнования, потому что так себя ведет местная администрация, потому что у полиции другие задачи. И постепенно мы понимаем: чтобы организовать свои практики телесности, нужна гражданская активность. И выходит, что спорт – это не средство деполитизации, а средство такой странной низовой реполитизации гражданина.

Оксана Мороз: Есть разница между спортом, который предполагает некоторое комьюнити, и историей про атомарного человека, который не собирается заниматься спортом, а хочет подкрутить в себе конкретные гайки.

Сергей Медведев: Есть своего рода новая культура марафонов, большое количество бегунов, появляющихся в парках, все более массовые забеги в городах. Это же и форма самоорганизации общества, происходит какое-то производство общественного блага.

Григорий Юдин: Разумеется. В этом угроза для всякого, для кого может быть опасно коллективное гражданское действие.

Здоровье – это то, что нас уникализирует, сводит к самим себе: я не могу накачать чужое тело, могу накачать только собственное. Когда забота о собственном здоровье принимает невротический характер, как в России, когда люди одержимы вопросом о том, как быть более здоровым, это действует атомизирующим образом.

Сергей Медведев: Часто государство использует телесный компонент. Например, ГТО: государство готовит эти тела для более эффективной работы на социалистическое государство.

Оксана Мороз: Спорт часто работает с метафорами военных действий и агрессии, канализируя через метафоры примерно те же настроения. Но любая структура, которая использует спорт как некоторый призыв собираться и совершать коллективные действия, так или иначе манипулирует людьми. Даже то, что может казаться нам очень честным и полезным (скажем, благотворительные марафоны), на самом деле построено на довольно противоречивой системе сообщений. С одной стороны, вы занимаетесь спортом, с другой – совершаете коллективные действия себе во благо, как кажется, потому что вы бегаете, и это здорово, и во благо другим людям. Благодаря тому, что вы что-то пробежали, через какую-то сложную систему итерации получается некое монетизированное благо, которое может помочь кому-то конкретному. С третьей стороны, мы прекрасно понимаем, что эти марафоны люди часто пробегают на максимуме своих возможностей, не готовясь к ним идеально, и подвергают свое здоровье довольно большому риску. Они чувствуют, что делают благое дело, и этически невозможно отказать, и ВТО же время они сами вступают в парадоксальное противоречие с культом здоровья и комфорта.

Григорий Юдин: На самом деле государство даже по отношению к спорту играет довольно сомнительную и противоречивую роль. Нас всегда интересует национальный спорт, международные соревнования. Именно государство в сегодняшних условиях подталкивает спортсменов к победе без оговорок, и чем дальше, тем все это более серьезно.

Сергей Медведев: Появляется некая новая антропология: человек, выражающий себя через собственное тело, наша телесность как некое, может быть, последнее прибежище человечности перед миром машин, киборгов, цифры.

Григорий Юдин: Забота о себе может существовать в разных формах, но важно, что сегодня она принимает именно такую форму: это настоящее искусство. Люди не просто заботятся о собственном здоровье, но значительная часть их жизни посвящена тому, чтобы понимать, как это правильно делать, усваивать рецепты от специалистов, читать литературу, тратить время на разные практики, перекодировать стандартные духовные практики типа той же йоги, в практики спортивные и телесные. Сегодня искусство заботы о себе – это искусство заботы о своем теле.

Оксана Мороз: Конечно, потрясающе, что у людей сейчас есть возможность выбирать из огромного спектра разных дисциплин, которые раньше были закрыты или связаны с чем-то эзотерическим. Это в очень большой степени вестернизированная традиция, которая в том числе выражена в создании буддизма западного типа, в превращении йоги в одну из спортивных систем.

Существует огромное количество людей, которые занимаются йогой не в специальных местах и не с мастерами, а посредством специализированных приложений: это система записанных уроков, для которых нужен только коврик. Они, конечно, демократизируют доступ к этой практике. Но без наблюдения, без помощи это просто небезопасно: в какой-то момент ты можешь оказаться в ситуации, когда не сможешь без медицинской помощи выйти из какой-то позы и потом нормально функционировать.

На самом деле это касается любого вида спорта, которым человек начинает заниматься невротически, например, судорожно бегать десятки километров: он повредит себе что-нибудь, если будет делать это неправильно. В этом смысле важно ощущение, что ты находишься в какой-то системе координат, где есть сообщество, которое может тебе помочь. Я знаю только одно приложение с историями про здоровое питание, разные виды спорта и систему заботы о сне, где человек окружен разными людьми и где есть еще обратная связь, а в основном все очень механистично.

Тело важно для человека, потому что сейчас оно максимально функционально и потому что нет другого субъекта, который является симбиотическим между машиной и живым существом, которое умеет все то же самое и отличается тем же самым сознанием. Идут довольно популярные разговоры о том, что через какое-то непродолжительное время вся эта система нашего жизненного мира просто изменится, потому что появятся новые субъекты, новые существа. Кажущаяся безальтернативной оппозиция живого – неживого, живого – механического будет просто снята.

Сергей Медведев: Это поддержание конкурентоспособности человеческого рода как такового.

Григорий Юдин: Я думаю, что утопия, связанная с бессмертием через метемпсихоз, переселение душ, скорее ослабевает. Это утопия более-менее недавнего прошлого. По мере того, как усиливается биополитика, мы начинаем мыслить о бессмертии скорее через усиление и растягивание собственного тела, через биомедицинские технологии, которые позволят нам справляться с врожденными дефектами тела.

В этом растягивании человеческой жизни тоже есть очень сильный конкурентный элемент. Одна из самых скверных, но вполне реалистичных антиутопий – это деление общества на классы по биотехнологическим характеристикам. Грубо говоря, небольшой обеспеченный класс, модифицирующий свои тела, будет обеспечиваться большим классом киборгов, которые просто ради того, чтобы иметь рабочие места и заработок, будут расширять свои возможности. Огромное количество людей на плохих рабочих местах, уборщиц, таксистов и так далее, сегодня все бы отдали за возможность расширить свои физиологические возможности.

Сергей Медведев: Сейчас происходит невероятная политизация человеческого тела. Борьба человека за свою идентичность, борьба человека с государством, некоторые общественные коллизии неожиданно переместились внутрь человеческого тела, которое становится ареной идентичности человека, его самореализации. Видимо, это одна из тенденций, по которой мы будем развиваться в XXI веке.