Наследие художника Михаила Рогинского, яркой фигуры нонконформистского искусства, стало предметом многолетней судебной тяжбы.
10 апреля судья Хамовнического районного суда Оксана Рождественская приняла решение в пользу сына Михаила Рогинского Александра и его опекуна, первой жены художника Марии Рогинской. По этому решению 321 картина Михаила Рогинского должна перейти к истцам. По мнению вдовы Рогинского Лианы, которая ранее распоряжалась его наследием, суд не посчитался с тем фактом, что и сам художник, и его вдова – граждане Франции, не учел положений французского законодательства. В соответствии с ним Лиане Рогинской должна быть выделена супружеская доля.
История с наследием Михаила Рогинского, умершего в 2004 году во Франции, тянется уже более 10 лет. Рассказывает Лиана Рогинская:
– У Миши есть сын от первого брака, Александр, он аутист. После смерти мужа я поехала в Москву, встретилась с Сашиной матерью – первой женой Миши Марией Петровной – и пообещала, что буду помогать. Мария Петровна сказала, что картины им не нужны, поскольку они не умеют с ними работать, им нужны деньги. Мы договорились, что я занимаюсь картинами, и деньги ей исправно отправляла. Довольно быстро мне удалось устроить первую выставку Миши, потом я организовала сборник воспоминаний о Рогинском. В общем, я занималась Мишиным творческим наследием, картинами на полную мощность. А в 2007 году я познакомилась с человеком, которого зовут Тамаз Манашеров. Он олигарх средней руки и позиционирует себя как коллекционер. У него действительно есть хорошие вещи первой половины ХХ века. Манашеров мне предложил сотрудничество. Он сказал, что у него есть 500 тысяч на продвижение творчества Рогинского, он хочет купить на эту сумму картины, чтобы деньги были потрачены на выставки, на публикации и так далее. Я согласилась и назначила очень божескую цену – 15 тысяч евро за картину. Это было в 2007 году. Параллельно я начала готовить выставку в Музее имени Пушкина. В конце 2007 года мы встретились с Манашеровым, и он мне сообщил, что решил поменять схему сотрудничества. Он сказал: "Мы создадим офшорное общество, я туда положу эти 500 тысяч, а вы положите все картины, которые у вас есть". При таких условиях каждая картина стоила бы где-то 2 тысячи евро. Кроме того, он привез проект договора, по которому он имел право выставлять счета обществу за нематериальные услуги, то есть через год у меня бы не было ни картин, ни денег, и я была бы еще у него в долгу. Я написала Манашерову, что эта схема меня не устраивает и я бы хотела вернуться к прежней схеме. И вот тут началось то, что и привело к судебной тяжбе!
В исковом заявлении был указан фальшивый адрес истца – дом был снесен более трех лет назад
Он нашел Марию Петровну, что он ей предложил конкретно, я не знаю, но за четыре дня до вернисажа, когда картины уже висели в Пушкинском музее, Мария Петровна пришла туда с помощницей Манашерова и подала письмо о том, что она протестует против этой выставки. Надо сказать, что по-настоящему у нее не было права протестовать против выставки, потому что все интеллектуальные права были у меня – право на показ, на воспроизведение и так далее. Но в Пушкинском музее запаниковали. Они позвонили мне, я приехала туда. Они мне рассказали всю эту историю. Я рассказала об этом нашим с Мишей друзьям, ночью мне позвонил один из них и сказал, что поговорил с Марией Петровной, вроде бы она поняла, что ее используют. Утром я ей позвонила и спросила: "Маша, вы хотите отменить эту выставку?" – "Нет, нет, нет, я ничего не хочу. Эта выставка так важна". Я ей говорю: "Вы поедете со мной в музей?" – "Да, поеду". Мы поехали вместе в музей, нас приняла Антонова, и Мария Петровна забрала письмо, подписала какие-то бумаги, при этом говоря о том, что я ей очень помогаю. И я как-то успокоилась, но, как выяснилось, напрасно. На следующий день она опять пришла с помощницей Манашерова и сказала, что накануне ее вынудили подписать какие-то бумаги, и снова подала письмо о том, что протестует против этой выставки. И выставку Михаила Рогинского в музее имени Пушкина отменили. Это был март 2008 года.
– Вы продолжали помогать ей и ее сыну?
– Нет, помогать я, естественно, перестала.
– А когда появился судебный иск?
– В конце 2017 года. Как выяснилось, они подали иск против меня в районный суд Хамовнического района. Что интересно, иск был подан от имени Марии Петровны, но адрес якобы ее регистрации был указан фальшивый, поскольку дом, который указан, был снесен уже более трех лет назад. Она живет по другому адресу.
– И заявление приняли?
– Да, конечно. Я думаю, что все было подготовлено заранее. Мне тоже приписали фальшивый адрес в Москве, чтобы повестки не приходили. Я об этом узнала в марте прошлого года, когда судебные приставы приехали в хранилище, где были картины, и стали забирать эти работы по решению суда. Я, конечно, поехала в Москву. Было первое судебное заседание, на котором я присутствовала. Судья даже не слушала нас с адвокатом, она затыкала нам рот, отклоняла все наши ходатайства. Это была просто пародия на суд. Тем временем, а это было уже летом 2018 года, журналисты телеканала "Россия" приехали на одно из судебных заседаний. После заседания они взяли интервью у одного из девяти адвокатов Марии Петровны и у меня. Потом они нашли настоящий адрес Маши и поехали к ней. Она им дала большое интервью, в котором сказала, что только что вышла замуж и очень счастлива. Маше тогда было 85 лет. Ее мужу Ревази Шотаевичу Кардава 58 лет. Недавно, в последний мой приезд в Москву, я узнала, что Мария Петровна его оформила вторым опекуном Саши.
Лиана Рогинская
– Вы сказали, что в самом начале у вас была договоренность с Марией Петровной – картинами занимаетесь вы. Зачем им сейчас понадобились картины?
– Мой адвокат Юлия Вербицкая и я встречались с одним из девяти адвокатов Марии Петровны – его зовут Алексей Карпенко, и он прямо сказал, что картины их не интересуют, они хотят заработать. Потом он заявил нам: "Картины у нас. Вы их больше никогда не увидите. Мы отберем у вас все". Вот такая была речь. Они уверены в результате.
– Что сейчас с картинами?
– Они находятся в хранилище под хранением истцов, но продавать и забирать их они не имеют права до вступления решения суда в силу. И если городской суд отклонит нашу апелляцию, у них появится это право.
Он мне сказал: "Не подпишешь бумагу – не будет выставки". Так и произошло
– О каком количестве работ, находящихся на территории России, идет речь?
– 248 работ из 457 находились в России, 209 картин во Франции. Кроме того – и это очень важно! – в России находились почти 300 работ, которые принадлежат мне лично. После смерти Миши я покупала его картины, обменивала, мне их дарили. У меня есть на это документы. И у меня есть свидетели, которые подтверждают факт дарения, обмена и так далее. Судья этого не учла. В итоге истцы представили список, в нем 334 картины, которые они хотят забрать. Судья исключила из них 17 работ, которые Миша подарил мне, – там есть дарственная надпись на обороте, – а все остальное по решению Хамовнического суда должно отойти представителям Марии Петровны. То есть они получили мои работы – работы, за которые я платила. Они мне нужны. Меня, в отличие от истцов, интересуют не деньги, а картины. Меня интересует наследие моего мужа.
– Когда вы договаривались с Манашеровым, речь шла о конкретных выставках картин Михаила Рогинского?
– Нет, мы договаривались о сотрудничестве в будущем. Он мне сказал в какой-то момент: "Не подпишешь бумагу – не будет выставки". Так и произошло. Кстати сказать, на 2020 год намечена ретроспектива Рогинского в Третьяковке. Я сказала об этом адвокату Карпенко, на что он ответил: "Ну, не будет выставки". То есть вы понимаете, как они относятся?! Для них эти картины – это пакеты денег. А значит, если они окажутся у них, у Миши не будет ничего – ни выставок, ни публикаций! Они убивают Мишу второй раз.
В пресс-службе Третьяковской галереи Радио Свобода сообщили, что выставка Михаила Рогинского в планах на 2020 год не значится. А тем временем в Мосгорсуд уже подана апелляция. Адвокат Лианы Рогинской Юлия Вербицкая пояснила Радио Свобода, что в решении Хамовнического районного суда Москвы были нарушены нормы российского и международного права.
– Есть две основные проблемы, первая – по французскому законодательству, по которому должен был судить российский суд, должна быть выделена супружеская доля. И в выделении супружеской доли, хотя мы об этом заявили, нам отказали. Это действительно беспрецедентно. Мы представили заключение американского специалиста, доктора права Джулиана Лоуэнфелда, который из Нью-Йорка прилетел в Москву, чтобы дать свои пояснения судье. Судья не захотела его выслушать, и это очень странно. Но зато она приняла заключение некой дамы, написанное на бланке и с печатью РУДН. Мы не можем комментировать решение судьи Рождественской, но это очень странно. Второе очень важное обстоятельство – дело в том, что помимо тех работ, которые были подписаны и подарены Лиане Рогинской ее мужем, был ряд картин, подписанных и подаренных другим лицам. У нас были доказательства, что Рогинский эти работы дарил и отдавал, и у нас были доказательства, нотариально удостоверенные, расписки и переводы этих людей о том, что после смерти художника они вернули эти работы Лиане. И считать, что эти работы являются наследственным имуществом, на наш взгляд, неправильно, мягко говоря.
– А по российскому закону супружеская доля тоже выделяется?
– Разумеется! Супружеская доля должна быть выделена по законодательствам стран, которые обращаются к системе римского права. И Россия, и Франция выделяют супружескую долю.
– В комментарии сайту The Art Newspeper Russia адвокат Карпенко сказал, что Лиана Рогинская не предлагала первой жене художника никакого раздела имущества и Мария Петровна не получала от нее никакой материальной помощи...
– Насколько я знаю, это не так. Лиана действительно длительное время помогала сыну и первой жене Михаила Рогинского. Более того, по словам Лианы, конфликта между ней и Марией Петровной никогда не было и Лиана готова была встретиться с первой женой и обсуждать условия раздела наследства. Кроме того, проект раздела, который был составлен во Франции и предусматривал выделение доли в финансовой части, был сделан давно, и Лиана неоднократно предлагала Марии подписать документ, но ответ, как правило, был "Не хочу, не могу приехать, это сложно…". То есть Лиана Рогинская никогда не отказывалась от выделения доли Александру либо в натуральной части, либо в недвижимой. Поэтому говорить о ее недобросовестности в корне неправильно.
– В случае если суд высшей инстанции оставит в силе решение Хамовнического суда, есть ли перспектива рассмотрения этого дела в международных судах?
– Мы сейчас ведем определенную работу, потому что завершение наследственного дела: нотариальный акт, подписанный сторонами, или в случае отказа одной из сторон принудительный раздел – должен быть осуществлен во Франции. И французские адвокаты Лианы дали заключение, что данное дело в силу специфики неподсудно российскому суду. Не может суд установить объем наследственного имущества без наследственного дела. В России наследственное дело не открывалось. Таким образом, сам объем наследственной массы был определен судом только на основании утверждений истца. А мы считаем, что истец намеренно ввел суд в заблуждение, включив туда те работы, которые принадлежат Лиане по праву личной собственности. Это, конечно, нарушение.
Наследие великого художника должно остаться под управлением Лианы Рогинской, иначе может случиться катастрофа
Французский адвокат Лианы Рогинской мэтр Жюльен Эй подтвердил слова своей российской коллеги Юлии Вербицкой.
– Лиана Рогинская была лишена работ, которые являются ее собственностью. Во Франции право собственности защищено конституцией, а в России, как мы видим, это не так. В данном случае французский закон является единственным применимым ко всем спорам между наследниками Михаила Рогинского. Даже предполагая, что российский суд обладает соответствующей юрисдикцией, а это не так, он должен был применить французское законодательство.
– Адвокат истца утверждает, что, поскольку большинство картин Михаила Рогинского находятся в России, это дает ему право требовать постановления российского суда. Нарушает ли такой подход нормы французского права?
– Вопрос о правоприменении следует отличать от вопроса компетентности судьи. Бывает, что судьи применяют закон другой страны. В этом случае сторона, пользующаяся нормами иностранного права (требующая применения норм иностранного права), должна обосновать его содержание. Госпожа Лиана Рогинская, безусловно, имеет право на рассмотрение дела французским судом, но признание Россией французского гражданского или даже уголовного права предполагает наличие в России верховенства закона в соответствии со стандартами Европейского союза. Но, как мы видим, этого не произошло, – подчеркнул французский адвокат Лианы Рогинской.
Картина Михаила Рогинского "В большом зале" 1998 г.
Представители художественного сообщества обеспокоены ситуацией. Доцент факультета искусств МГУ им. М.В. Ломоносова, кандидат искусствоведения Андрей Ковалев говорит, что главный вопрос – кто и как будет распоряжаться наследием Рогинского.
– Михаил Рогинский – великий русский художник. И здесь я, вопреки всем юридическим процедурам, на стороне Лианы Рогинской, которая весьма тщательно собирает и пропагандирует наследие своего мужа. Мы не можем повлиять на решение суда, но нужно добиваться того, чтобы одна сторона получила права наследования, но оперативное управление наследством Михаила Рогинского передать Лиане, в том числе и продажу, чтобы оно оказалось в этом случае в верных руках. Я полагаю, что все это должно остаться под управлением Лианы Рогинской. Иначе может случиться катастрофа, потому что никаких сведений о том, как и кто собирается распоряжаться наследством великого художника, мы не имеем.
Одна из адвокатов первой жены Михаила Рогинского Яна Козина отказалась комментировать ситуацию до вступления решения суда в законную силу. Сама же истица – Мария Петровна Рогинская, сказала Радио Свобода, (запись имеется в распоряжении редакции), что она ничего не знает о судебном разбирательстве, а жалобы, по ее словам, пишет Лиана Рогинская. Мария Рогинская также не смогла ответить на вопрос, как она собирается распорядиться наследием художника, в случае, если суд примет ее сторону.
В художественном сообществе не скрывают, что решение суда может иметь не столько юридические, сколько культурные последствия. По мнению экспертов, судебное решение может быть оспорено или со временем пересмотрено, но если картины по решению суда попадут в руки людей несведущих, они могут быть навсегда потеряны для искусства.