"Я увидел палача". Жертвы расстрелов в Твери не реабилитированы

Бежевое здание Тверского медицинского университета на улице Советской в центре города построили в середине XIX века для мужской гимназии. Табличка на его фасаде напоминает о знаменитом выпускнике – авиаконструкторе Андрее Туполеве. Правее от неё – ещё две, в память о советских жертвах Большого террора и расстрелянных польских военнопленных. В середине XX века здесь находилось региональное управление НКВД с внутренней тюрьмой. Молодые люди, выбравшие своей специальностью спасение людей, учатся в здании, в подвалах которого располагался конвейер смерти.

В годы Большого террора в тогдашней Калининской области репрессиям, лишь по официальным данным, подверглись более 16 тысяч человек. Большинство – "бывшие кулаки". Более 5 тысяч жителей области были приговорены к расстрелу. Историки отмечают, что подлинное число жертв могло быть значительно бóльшим. В регионе чекисты активно искали членов так называемого "право-троцкистского подполья", подозревая в этом секретарей обкома партии и комсомола, председателей облисполкома и директоров промышленных предприятий – всего более 3 тысяч человек. "Врагами народа" признавались и их ближайшие родственники. В 1938 году аресты коснулись и самих чекистов: под следствием оказались 25 человек.

Смертные приговоры исполняли прямо в городских управлениях НКВД, после чего трупы везли к дачному поселку у села Медное в 35 километрах от Калинина (Твери). Там на охраняемой территории располагались ведомственные дачи НКВД. Там же закапывали тела.

Новые "враги народа"

Полигон Медное снова оказался востребован после начала Второй мировой войны. Секретным протоколом Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года чекистам "рекомендовалось" "рассмотреть в особом порядке, с применением к ним высшей меры наказания" дела почти 22 тысяч польских военнопленных. Партия назвала их "заклятыми врагами советской власти, преисполненными ненависти к советскому строю".

Мемориальные доски на здании медицинского университета

В лагерях для военнопленных и тюрьмах после ввода войск СССР в Польшу в сентябре 1939 года оказались офицеры и солдаты, полицейские и жандармы, пограничники и тюремщики, пожарные, духовенство, члены партий, а также так называемые осадники – отставные военные, которые получали наделы на территории Западной Украины и Западной Белоруссии, входивших до осени 1939 года в состав Польши. Так называемую разгрузку лагерей провели в течение апреля-мая 1940-го. Это вошло в историю как Катынский расстрел – в селе Катынь близ Смоленска впервые нашли тела польских граждан. Но в Калининской области жертв было больше: в местном Осташковском лагере содержались более 6 тысяч человек, в основном полицейские.

"Зрелище это страшное"

Начальника управления НКВД в Калининской области Дмитрия Токарева, в недавнем прошлом пограничника, вызвали в Москву в марте 1940-го. Вместе с ним в столицу поехали первый заместитель Павлов и комендант Рубанов. Токарев во время допроса сотрудниками военной прокуратуры СССР в 1991 году вспоминал, что Павлов в дороге отмечал: мол, едет со своим комендантом, а коменданты известны выполнением смертных приговоров. "Мы на вас не рассчитывали. Мы пригласили вас потому, что эти операции будут происходить на территории вашей области, поэтому без содействия ваших сотрудников не удастся обойтись", – заявил Токареву заместитель наркома внутренних дел Богдан Кобулов.

Крест в память о погибших польских гражданах в Медном

Для технического руководства в Калинин выехал начальник комендантского отдела НКВД Василий Блохин. Внутреннюю тюрьму в здании на Советской освободили для военнопленных. Специально оборудованную камеру обили войлоком, чтобы заглушать выстрелы. У прибывавших из Осташковского лагеря польских военнопленных уточняли имена, сверяясь с расстрельным списком.

– Вы говорите, что присутствовали во время двух-трёх допросов, да? – уточнял следователь Военной прокуратуры у Токарева. – А скольких людей допросили тогда?

– Да, но не допрашивали никого, только одного парнишку спросили: "Сколько тебе лет?" Сказал, 18. "Где нёс службу?" – "В пограничной охране". – "Чем занимался?" – "Был телефонистом". Я первый раз пришёл, минут десять находился или пятнадцать, и ушёл, сославшись на неотложные дела. Я был членом бюро областного комитета, имел семь или восемь подвластных гарнизонов. Я уехал в комитет, чтобы достать путёвку на учёбу, и умышленно затянул там пребывание: вместо одного 3–4 дня. Возвращаюсь – а "веселье" всё продолжается.

Исполнявший приговор стрелял пленному в упор в затылок, затем заводили следующего. Конвейер смерти работал безошибочно.

– В первый раз привезли 300 человек, – вспоминал Дмитрий Токарев. – И это оказалось слишком много, ночь уже была короткая, и надо было как-то укладываться во время сумеречное. Стали потом по 250. И я увидел весь этот ужас. Надел свое спецобмундирование Блохин: кожаная коричневая кепка, кожаный коричневый фартук длинный, кожаные коричневого цвета перчатки с крагами выше локтей. И на меня это произвело впечатление ужасное. Я увидел палача.

Из расстрельной комнаты тела выносили во двор, где поочерёдно ими нагружали служебные машины. Затем этот караван из 5–6 автомобилей выдвигался в Медное. Там с помощью экскаваторов уже были подготовлены свежие ямы, куда сбрасывали сотни трупов практически ежедневно.

– Зрелище это, видимо, страшное, – говорил Дмитрий Токарев. – Хотя бы потому, что Рубанов сошёл с ума; Павлов, мой первый зам, застрелился; Сухарев, мой шофёр, застрелился.

Общая память

Власти СССР отрицали причастность к Катынскому расстрелу, перекладывая вину на гитлеровскую Германию. Преступлением сталинизма расстрел впервые официально назвали лишь в 1990 году. Спустя 10 лет в Медном открыли мемориальный комплекс с советским и польским кладбищами. На польской половине – 6311 табличек с именами расстрелянных. В центре – 25 католических крестов, по числу найденных братских могил. У братской могилы советских жертв репрессий – надгробие со знаками четырёх конфессий: православия, католицизма, ислама и иудаизма. Кладбища соединяет главная аллея. "Это символ того, что память едина, что она объединяет, вне зависимости от национальности или политических взглядов. В этом одна из главных задач мемориального комплекса и заключается", – рассказывают экскурсоводы комплекса посетителям.

Фрагмент мемориала с именами погибших

Родственники группы погибших польских военнопленных при поддержке общества "Мемориал" подавали заявления об их реабилитации как жертв политических репрессий. Но Главная военная прокуратура РФ отказала, мол, для этого не хватает персональных документов. Суды всех инстанций встали на сторону ведомства. Сейчас "Мемориал" готовит к изданию книгу памяти расстрелянных в Калинине военнопленных с биографическими справками каждой жертвы со ссылками на польские архивы и документы НКВД.

– Когда заходит речь о признании жертвой конкретного человека, названного по имени и фамилии, тут же происходит отказ со ссылкой на то, что документы не сохранились, которые позволяют это сделать, – рассказал Радио Свобода историк, руководитель польской программы "Мемориала" в Москве Александр Гурьянов. – Фактически это означает, что наша российская власть стремится сохранить эти тысячи расстрелянных польских граждан в статусе безымянной, анонимной массы жертв, во что бы то ни было избежать признания конкретного человека жертвой советского государственного террора. Мы утверждаем, что сохранившиеся документы дают возможность каждого поименно признать жертвой именно этого расстрела.

Александр Гурьянов с коллегами уже 8 лет готовит к публикации первую российскую книгу памяти жертв террора в Калинине. В неё историки, основываясь на польских архивах и документах НКВД, собрали биографические справки обо всех узниках Осташковского лагеря, приговорённых к высшей мере наказания:

На месте захоронения расстрелянных

– Нужно рассматривать документы в комплексе, чтобы доказать факт расстрела каждого отдельного военнопленного. Это нужно для проведения реабилитации по действующему российскому закону, который наши государственные органы нарушают. По закону они обязаны рассмотреть заявление и либо дать отказ, либо выдать справку о реабилитации, а они отказываются даже рассматривать эти заявления. Но первая задача – это увековечение памяти, особенно в ситуации, когда наша власть отказывается эти имена признавать, – считает Александр Гурьянов.

Здание медицинского университета в Твери – объект режимный, но во двор открывают доступ для возложения цветов в день памяти жертв политических репрессий. В сквере через дорогу от вуза – памятник жертвам в виде стоящего на коленях человека с опущенной головой и большим отверстием в груди. Потомки "врагов народа" в день памяти приходят и сюда.