Кто решил судьбу протеста. Александр Рыклин – о деле Голунова

Это, разумеется, сомнительное занятие – реконструировать события, которым нет документального подтверждения. Но все же иногда косвенные сопутствующие обстоятельства бывают столь убедительны и неопровержимы, что для описания самого события прямых доказательств уже и не требуется. Мы и так понимаем, что по-другому просто не могло случиться.

Ни секунды не сомневаюсь – когда глава МВД Владимир Колокольцев заявил о том, что он прекращает уголовное преследование журналиста издания "Медуза" Ивана Голунова "за недоказанностью" якобы совершенного им преступления, десятки тысяч оперов по всей России замерли в немом оцепенении. Что значит "за недоказанностью"?! А как же протоколы задержания, обыска, изъятия наркотических средств? Они оформлены по всей форме – вот подписи следователя, а вот – понятых. А что за пакетики были предъявлены в качестве вещественных доказательств? Там разве не кокаин? Не было, говорите, на пакетиках отпечатков пальцев обвиняемого? Ну и что? Может, он их губами брал или в перчатках работал? Например, Никулинский суд в доказательствах вины Ивана Голунова ни на секунду не усомнился. Суд, конечно, выбрал ему экзотическую меру пресечения, учитывая тяжесть содеянного, но это уже прерогатива суда. А разве какой-нибудь прокурор через месяц или год не задаст осторожный вопрос: "Извините, а на каких, собственно говоря, основаниях было закрыто это уголовное дело? И почему тогда сразу не возбудили другое, если налицо должностное преступление?"

Словом, решение, принятое министром Колокольцевым, не просто беспрецедентное. Оно – поразительное, влекущее за собой несметное число разнообразных тяжелых последствий. Оно разрушает всю правовую основу функционирования подотчетного ему ведомства. Если, повторю, не возбуждать уголовное дело за подлог. Но что-то мы пока про это ничего не слышим. И понятно почему – следователи могут не захотеть стать крайними в этой грязной и громкой истории. А ну как начнут сдавать заказчиков?

Словом, я твердо уверен – министр Колокольцев никогда бы самостоятельно не решился на такой экстраординарный поступок. Он действовал по прямому указанию своего работодателя, которое было сформулировано, полагаю, отнюдь не в парламентских выражениях. Думаю, взбешенный Владимир Владимирович сказал примерно следующее: "Если к вечеру не закроешь проблему, то ты уже и не министр, и даже не Колокольцев!" Почему дело Ивана Голунова вывело из душевного равновесия главу нашего государства, тоже более или менее очевидно. Скандал с Голуновым начал стремительно набирать обороты, когда в Северной столице проходило главное пропагандистское мероприятие года с присутствием "первых лиц" – Петербургский экономический форум. На котором, между прочим, сам Владимир Владимирович выступил с важной установочной речью. И что же мы видим – даже в официальном медийном пространстве новость об аресте Голунова стоит выше событий в Питере, а сам Голунов упоминается чаще Путина. Кроме того, экономический форум – это такое место, где людей в погонах мало, а в пиджаках и галстуках много. И понятно, что все эти дни они объясняли главе государства, как его чудовищно подставили тупые силовики, которые не поняли, что их мелкая ментовская расправа над каким-то журналистом обернется вселенским политическим скандалом с издержками, которые пока даже определить невозможно. То есть проблема, которая изначально не была кремлевской, стала ей в полной мере.

Экспертное сообщество сошлось во мнении, что главная причина, по которой история с подбросом наркотиков журналисту-расследователю стала, что называется, первополосной, – небывалый всплеск общественного негодования и очевидная готовность большого числа граждан активно противостоять вопиющему беззаконию и произволу. История, которая поначалу выглядела как внутрицеховая, за считаные часы стала общегражданской. Не стояли бы люди часами в пикетах, не приехали бы к Никулинскому суду, ничего из вышеописанного точно бы не случилось. Боязнь повторения событий 2011–2012 года стала причиной паники внутри хоть гражданской бюрократии, хоть силовой. Поэтому снижение градуса общественного протеста на протяжении всех этих тревожных дней было для властей важнейшей задачей. И это при том, что столь серьезному разогреву ситуации не в малой степени поспособствовал раздрай внутри властных элит, стремление одной группировки чудовищную ошибку другой использовать для ее дискредитации в глазах самодержца. Мы же люди не наивные и прекрасно понимаем, что федеральные каналы и целая когорта обычно лояльных спикеров не по собственной инициативе начали освещать проблему вполне критично, с явным креном в сторону осуждения правоохранительных органов. При этом, разумеется, задачу максимально гасить протестные настроения никто не снимал.

Первой попыткой ослабления давления внутри котла стала удивительная, учитывая тяжесть обвинения, мера пресечения. Адвокаты, стоящие со мной в толпе возле Никулинского суда, сказали, что не припомнят случая, чтобы в деле о распространении наркотиков в качестве меры пресечения назначался домашний арест. Но этого шага оказалось недостаточно. Общий тон высказываний тех дней, хоть в соцсетях, хоть в независимых СМИ, явно свидетельствовал о том, что никакого обвального спада мобилизационных настроений не случилось. И когда некая орггруппа заявила о необходимости провести 12 июня марш от Чистых прудов до Петровки с заходом на Лубянку, идея эта была воспринята с большим энтузиазмом. Тогда же властям стало очевидно, что акция эта может стать весьма массовой. Поэтому для ее срыва они использовали весь ассортимент провокационных мер – от инициации проведения спойлерского мероприятия (его назначили на 16 июня) до прямого шантажа менеджмента "Медузы". В тот момент, когда гендиректору издания Галине Тимченко сотоварищи в каком-то высоком кабинете (говорят – в мэрии) условием освобождения Ивана Голунова был объявлен их призыв к протестующей общественности отказаться от акции 12 июня, журналист "Медузы" из обвиняемого превратился в заложника. Нет ничего удивительного в том, что переговорщики согласились, – они не могли знать, что через несколько часов Ивана выпустят в любом случае. Очевидно же, что Путин никаких распоряжений по поводу шантажа руководства "Медузы" не давал, не уверен, что он вообще когда-нибудь до сего дня слышал об этом издании. А вот зачем известные журналисты выполнили условия этой позорной для властей сделки, когда Иван был уже на свободе, – для меня большой вопрос. Мне представляется, что с любых точек зрения правильнее было бы немедленно обнародовать все детали этих кулуарных договоренностей. Но что случилось, то случилось.

В итоге на "Медузу" обрушился вал критики со стороны именно тех, чья бескомпромиссная и жесткая позиция в конечном итоге и привела к освобождению журналиста этого издания. Мне довелось читать комментарии, в которых говорится, что, дескать, в следующий раз в схожих обстоятельствах общество отреагирует иначе – останется безучастным к происходящему. Очень хочется верить, что это ошибочная точка зрения. Потому что на самом деле люди в эти дни вышли бороться не за конкретного человека. В первую очередь причиной столь бурного всплеска гражданской активности стал вопиющий произвол властей. Настолько очевидный и рельефный, что общество оказалось не способным просто его переварить, оно взорвалось. Другими словами, обозначился некий порог, за который безнаказанно переступать власти уже не смогут. Или смогут. Ну, так им же и хуже.

Александр Рыклин – московский журналист

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции