Бал для красных принцесс. Истории из сталинского аквариума

Мира Яковенко. Агнесса: Исповедь жены сталинского чекиста / пред. И. Щербаковой. – М.: Издательство АСТ, 2019.

Курцио Малапарте. Бал в Кремле / пер. с итал. А. Ямпольской, вступ.ст. С. Гардзонио, Н. Громовой, М. Одесского. М.: Издательство АСТ, 2019.

Когда совершают революцию – рассчитывают на нечто новое: В России рождается новый тип и новый стиль женской красоты – его можно назвать советской красотой. Россия – это Спарта по сравнению с Афинами. Наверняка спартанские женщины походили на сегодняшних русских женщин: крепкие, с сильными ногами, с широкими плечами, с выступающей челюстью, с большими глазами, с короткими мускулистыми ладонями. Отчасти как женщины у Пикассо.

Так говорил на светском рауте в красной Москве летом 1929 года Максим Литвинов – без пяти минут нарком иностранных дел. Собеседником его был итальянский журналист и публицист Курт Зукерт, ставший писателем Курцио Малапарте. Впрочем, не следует безоговорочно верить литератору-репортеру, который писал о Гитлере-женщине и о вооруженных столкновениях в московских подземных коммуникациях между троцкистами и чекистами в 1927 году. Не нужно доверять и словам советского революционера-дипломата, "проваренного в чистках". Откроем мемуары жены крупного чекиста С. Миронова-Короля – Агнессы Аргиропуло и прочтем о "спартанской" жене Литвинова: Я помню, когда-то видела одну эмигрантскую газету, а там фотография Литвинова с женой за границей, она вся в бриллиантах. Корреспондент пишет иронически: "Надо ли было делать революцию?" А она, Литвинова, была права. Ей надо было высоко себя держать, чтобы не вызвать насмешек за границей.

Малапарте приехал в СССР, чтобы собрать материалы для задуманной им книги о революциях своего века. Он работал в архиве Института Ленина, встречался с советскими писателями и даже сдружился с М. Булгаковым, поэтому читателю не следует изумляться сходству некоторых деталей "Бала в Кремле" и "Мастера и Маргариты".

Малапарте описывал красную Москву символически. Иногда она представлялась ему аквариумом, из которого вытащили доброго Христа-рака в хрупком панцире; в нем оставалась гора скользких окровавленных жемчужин – икринок (русский народ), а вокруг рыскали хищные рыбины – кремлевские политики. Малапарте поражался диковинному сочетанию обломков "старого режима", индустриального размаха и большевистских варварских зиккуратов: Вся Советская Россия казалась мне теперь призраком гигантского кресла, одиноко возвышающегося на фоне убогого пейзажа коммунистической революции с зубчатыми колесами и дымящимися трубами. Мне чудилось, будто в этом гигантском кресле восседает крохотная мумия ребенка со светящимся фарфоровым личиком, с изгрызенным мышами левым ухом.

Курцио Малапарте

Серьезное впечатление произвела на Малапарте революционная знать, с которой он познакомился на светских и дипломатических вечерах. Итальянец с близкого расстояния наблюдал клубок кремлевских змей – жен и любовниц ключевых функционеров: Каменева, Бубнова, Буденного, Егорова, Луначарского, Карахана… Новоявленный историк революций и переворотов чувствовал обреченность этой новой знати, красовавшейся в парижских платьях от Скиапарелли, диадемах-кокошниках и колье розового жемчуга: сквозь шум венских московских вальсов слышалась металлическая поступь советского Бонапарта – Сталина.

Во второй половине 40-х гг. Малапарте приступил к сочинению "русского" романа, но так и не завершил задуманного. Сохранились лишь первые главы-очерки, опубликованные вместе спустя полтора десятилетия после смерти автора. В образцы себе он избрал Марселя Пруста – беспристрастного описателя упадка буржуазии. Малапарте намеревался стать таковым для советской буржуазии. Любовной интригой сюжета могла быть история знаменитой балерины Марины Семеновой и сподвижника Троцкого – дипломата Льва Карахана (расстрелян в 1937-м). Политической интригой – неудержимое возвышение Иосифа Сталина. Возможно, эти две линии пересекались в какой-то момент. Следуя в фарватере Пруста, Малапарте даже подумывал назвать книгу "По направлению к Сталину". Придумав своих Свана – Карахана и Одетту – Семенову, он не позабыл и московского барона Шарлю: Для меня он был идеальной маской троцкизма – гротескный и похоронный персонаж с нарумяненным лицом, подведенными глазами, розовыми блестящими ногтями, сидящий, словно труп, в углу старого ландо. Малапарте изобразил Дмитрия Флоринского (расстрелян в 1939-м), начальника протокольного отдела Наркомата иностранных дел, жертву "дела гомосексуалистов" 1934 г. (кстати, Флоринский приходился дядей Игорю Савицкому – создателю знаменитого музея в Нукусе).

Итак, Малапарте писал о спутницах наркомов и дипломатов, тогда как еще героиня этой заметки, будучи их сверстницей, относилась к следующему поколению советской знати – чекистскому. На рубеже 1920–1930-х гг. значение структуры ОГПУ в жизни страны становится определяющим. Особенно ценен внимательный сторонний взгляд, поэтому стоит процитировать Артура Кестлера, находившегося в СССР в 1932–1933 гг.: На каждом вокзале имелось железнодорожное ГПУ; это был стальной каркас, скреплявший пирамиду воедино. Все же характерно, что он подчинялся не правительству и не местной администрации, а службе безопасности. Не террор, а само вездесущее присутствие этой организации, без которой невозможно обойтись, ибо только она способна что-то сделать, определяет жизнь тоталитарного полицейского государства.

Агнесса Аргиропуло родилась в Майкопе, дедушка ее провел 8 лет на каторге по обвинению в убийстве, отцом был грек, не слишком преуспевший коммерсант, матерью была Революция: После прихода красных слух пошел такой: будет объявлена свободная любовь, ни одна женщина никому не должна отказывать. Старшая сестра Лена жила с мужем и любовником, подобно персонажам "Третьей Мещанской". Агнесса не проявляла рвения к ведению хозяйства, но мужчины – столпы дома ее влекли: Мне нравились только такие, перед умом и авторитетом или силой и доблестью которых я могла преклоняться. Мужьями Агнессы последовательно становились пограничник Иван Зарницкий, чекист Сергей Миронов и разведчик Михаил Король (последние приходились друг другу двоюродными братьями). Первое ее приданое преимущественно состояло из подарков неудачливого поклонника Абрама Ильича, а импровизированным кортежем невесты выступали чекисты-пограничники, подчиненные Зарницкого. Молодая да ранняя Агнесса быстро усвоила принципы построения номенклатурной карьеры. Поповича Зарницкого в Северо-Кавказском пограничном округе вскоре "подсидел" Фриновский (будущая правая рука Ежова), и муж, недолго послужив в милиции, стал всего только управляющим на обувной фабрике в Ростове. Агнесса, не без самонадеянности сравнивая себя с Анной Карениной, начала осаду перспективного красавца из ГПУ – Сергея Миронова: Породистое лицо, высокий лоб, изогнутые брови, чуть прищуренные улыбающиеся глаза необычной формы и эти удивительные ресницы… Он был очень честолюбив, ему всегда надо было первенствовать, даже в такой мелочи, как игра в шахматы или бильярд. Сергей Миронов (Мирон Король) отличился в 1925 г., когда руководил поимкой лидера повстанцев в Дагестане и Чечне – имама Гоцинского. Шесть лет продолжался роман Агнессы и Мироши, в 1931 г. он был назначен заместителем полпреда ОГПУ по Казахстану и уехал туда с чужой женой. Отношения были урегулированы лишь в 1933 г. в Днепропетровске, где Миронов возглавил областное управление ОГПУ-НКВД: Все загсы Днепропетровской области были подчинены Мироше, и он вызвал к себе на дом работника загса. Тот развел нас с Зарницким, а Миронова – с Густой и соединил нас с Мирошей. Все это совершилось за полчаса. Приезжаем в Киев, а слух, что мы поженились, достиг Киева раньше нас, все поздравляют. Нарком внутренних дел Украины Балицкий смеется, требует: "Свадьбу! Свадьбу!" Все это так неожиданно было, я даже белое платье сшить не успела. Денег нам на свадьбу Балицкий дал, ну, конечно, государственных, а каких же еще?

Многократные уверения мемуаристки в сильной любви к Миронову перемежаются описанием флирта Агнессы с начальником ее мужа – наркомом внутренних дел Украины В. Балицким – стройным и веселым Зигфридом, на который нервно реагировала жена последнего. Со странными намеками Агнесса пишет об их с Мироновым приемной дочери – тоже Агнессе. Официально она считалась дочерью Павла Аргиропуло (родного брата), которого оставила жена. Но родственники Миронова создали легенду, что Агуля была дочерью Агнессы, да и сам Сергей говаривал: Вся в тебя.

​Повседневная жизнь высокопоставленных чекистов и их домочадцев напоминала быт колонизаторов на захваченной территории: после нас – хоть потоп! Жена полпреда ГПУ в Казахстане Каруцкого покончила с собой, и он устраивал оргии. Пока голодающие дети Караганды ели друг друга, в ОГПУ Петропавловска пировали поросятами и апельсинами, а в Новосибирске вкушали пирожные с начинкой: мороженое с горящим спиртом. Жили Мироновы на широкую ногу: У нас было несколько человек обслуги. Мария Николаевна – она нам стряпала и всюду с нами ездила, как член семьи – я без нее не могла; Ирина – она нам приносила паек и всё, что положено из специальных магазинов и столовых; горничная, которая убирала и подавала к столу; прачка, которая стирала и гладила и помогала другим, когда не было стирки… В Новосибирске (в 1936–1937 Миронов возглавлял УНКВД по Западно-Сибирскому краю) нам предоставили особняк бывшего генерал-губернатора. Там был большой сад, в нем эстрада, где выступали для нас приезжающие и местные актеры. В самом дворце устроили нам просмотровый кинозал. И я, как первая дама города, выбирала из списка, какой именно кинофильм сегодня хочу посмотреть. У меня был свой "двор", меня окружали "фрейлины" – жены начальников, и они соперничали за мое расположение.

Мироновы с 1933 г. жили в Днепропетровске, а Кестлер с друзьями – в 1932-м в тогдашней столице Украины Харькове. Условия быта отличались разительно: Я далеко не сразу ощутил размеры постигшего Украину бедствия, поскольку в привилегированном магазине для иностранцев царило относительное изобилие, но с первого же дня меня насторожило отсутствие потребительских товаров. В свободной продаже имелись лишь марки, липучки для мух и презервативы. Весть, будто в тот или иной магазин что-то завезли, распространялась мгновенно, и люди кидались покупать все подряд. Завидев очередь, прохожие тут же присоединялись к ней. "Хвост" заворачивал за угол, и стоявшие в конце понятия не имели, "что дают". Я пристрастился к этому национальному виду спорта и уже на второй день явился домой с губной гармоникой и пятновыводителем – эта жидкость прожгла дырку в выходном костюме Алекса.

В 1938 г. Мироновы получили шестикомнатную квартиру в Доме правительства на ул. Серафимовича, год спустя – после ареста мужа – Агнесса принуждена была съехать, но вещей осталось немало: несчастье эвакуации 1941 г. – пропажа 14 чемоданов (из них три – ценнейших!). Эта женщина обладала любопытным свойством памяти: много лет спустя она безошибочно могла описать, в каком наряде была на том или ином светском или протокольном мероприятии. Культ Сталина вызывал у Агнессы некоторое сожаление по не вполне обычным причинам, и вот как она упоминает о своем присутствии на чтении конституционного доклада вождя: Нам ведь на таких всяких встречах надлежало выглядеть "синими чулками", даже легкого платья не наденешь. Строгий костюм, разве что белый воротничок!

Сергей Миронов-Король

19 августа 1937 г. Миронов получил ответственное назначение полномочным представителем СССР в Монголии, где борьба за власть среди верхушки вступила в решающую фазу. Главными конкурентами были Чойбалсан и военный министр Дэмид. Пока поезд с Фриновским и Мироновым ехал в Улан-Удэ, в другую сторону по Транссибирской магистрали двигался состав с делегацией Дэмида. 22 августа на станции Тайга военный министр умер вместе с одним из своих адъютантов, "отравившись консервами". Тела привезли в Москву и моментально кремировали. Агнесса эту историю рассказывает с фактическими ошибками, зато в ее воспоминаниях есть фразы о фактической оккупации Монголии ее северным соседом: Едем, как по следам войны, – впереди нас прошел корпус Конева. Кусты, деревья поломаны, дорога танками искорежена. Миссия Миронова – Фриновского сопровождалась террором, жертвами стали 3–5% населения страны.

Падение Ежова вызвало цепную реакцию – началась очередная "чистка" НКВД. Несмотря на то, что Миронов к тому времени возглавлял Дальневосточный отдел наркомата иностранных дел, 6 января 1939 г. пришла его очередь превратиться из палача в жертву. Миронов был арестован и через год расстрелян. Мемуаристка говорит о намерениях мужа покончить с собой в случае неминуемого ареста и сочиняет пространный психологический этюд, почему Мироша не сделал этого. Судя по косвенным данным, он рассчитывал сохранить жизнь и охотно сообщал о преступлениях своих руководителей.

Безутешная вдова скоро нашла замену Мироше, причем в пределах семьи. Третьим ее мужем стал Михаил Король – секретный агент в Польше (1920–1921) и США (1935–1938), функционер в кинематографии (1931–1934), редактор периодики, сценарист. Значительную часть совместной жизни Агнесса и Михаил провели в советских лагерях: Король был репрессирован в 1944–1949 и 1950–1956 гг., Аргиропуло была арестована в эвакуации в Куйбышеве (1942), обвинили ее в торговле на "черном рынке", приговорили к 5 годам лишения свободы.

На склоне лет Агнесса сожалела, что ей отказывали в реабилитации Сергея Миронова, простодушно и бесстыдно уравнивая совсем разных жертв террора: Весной я пошла на кладбище и забрела на могилу Зинаиды Райх. Там я увидела памятник Мейерхольду. Так теперь многие делают: ставят памятник, хотя неизвестно, где на самом деле тлеют тела убитых. Если бы Мирошу реабилитировали, я бы тоже так сделала: выбила бы его имя на семейном памятнике Королей.

Начальник Миронова – нарком Литвинов ошибся в своем пророчестве, сообщенном Малапарте. Новой советской женской красоты не получилось: всего лишь "бытовые женщины" – мещанки, жаждущие купаться в пошлой роскоши.