16-летняя Зохал вместе с родителями приехала из Афганистана в Россию в 2016 году. Кроме нее, в семье еще пятеро детей. Двое старших братьев уже работают, Зохал вместе с братом Бахрамом и сестрами Миной и Асей только начинают ходить в школу. Два года они не могли добиться разрешения ни от администрации, ни от Департамента образования.
Зохал на линейке в школе
В Россию семья приехала нелегально.
"У нас не было денег, чтобы оформить визу и купить билеты на самолет. В Афганистане папины враги нас бы просто убили", – рассказывает Зохал. Родители решили уехать из страны на машине. В итоге их остановили на российском пропускном пункте в Мурманской области, когда они пытались перейти границу с Финляндией и получить убежище в Европе.
"До сих пор помню этот день. Тогда всё как будто закончилось. Родителей посадили в тюрьму, а нас отправили в детский дом", – вспоминает девушка. В детском доме они провели год и два месяца. За это время всего пару раз видели родителей через стекло и еще несколько раз говорили с ними по телефону. "Мне до сих пор страшно, что это может произойти снова", – признается она.
В детском доме ей пришлось выучить русский. Никто специально с ними не занимался, но для того, чтобы общаться с другими детьми и воспитателями, нужно было изучать язык самостоятельно. Самая младшая сестра, Ася, попала в отдельную группу в детском доме, где не могла общаться на родном языке. "В итоге она его практически не знает. Сейчас говорит только на русском. В школе ей гораздо проще, она всё понимает, и у нее одни пятерки", – с гордостью рассказывает Зохал.
Ася вместе с сестрой Миной на линейке. Фото: Карина Меркурьева
Асе 9 лет, она пошла во второй класс. У нее есть друзья в школе, но идти на линейке к своему классу она всё равно не хочет. "Я боюсь", – признается девочка. Старшие сестры ругают ее и отправляют к классу. Мина, Бахрам и Зохал, несмотря на разный возраст, оказались в одном классе – 6 "Б". Мина еще при входе встречает школьную подругу. У Бахрама в классе тоже много друзей. "Мы играем в футбол, поэтому общаемся большой компанией. В ней и мигранты, и русские парни есть", – говорит он.
Дружить тем не менее Бахраму больше нравится с мигрантами.
"С ними как-то проще, легче найти общий язык. Но вообще у меня в этом плане никаких проблем не было. Я всех своих одноклассников знал еще до того, как пошел в школу в первый раз. Мы вместе на площадке играли", – говорит Бахрам.
Впервые в школу он вместе с сестрами пошел весной 2019 года. До этого родителей освободили из тюрьмы, и они подали документы для получения временного убежища. Сейчас их дело находится в процессе рассмотрения, что тоже является легальным основанием для пребывания в России. Сейчас дети живут с мамой на окраине Москвы. Папа из семьи ушел.
Первые месяцы в школе оказались сложными. Привыкнуть к новому ритму жизни ни Бахраму, ни его сестрам так и не удалось. Программа была новой, а учителя ставили двойки за любые ошибки и не хотели переводить в следующий класс. Сложнее всего и Бахраму, и Зохал давалась математика.
С Зохал дополнительно занималась волонтер Женя из комитета "Гражданское содействие". "В Афганистане совсем другая программа в школе. То, что здесь ученики проходят в шестом классе, там изучают только в десятом. Сначала я никак не могла понять деление дробных чисел", – признается Зохал.
За лето она эту тему выучила, но все равно боится, что не будет успевать за учительницей в классе. Больше всего Зохал любит решать математические задачи и делать домашние задания. "Это интереснее и спокойнее", – добавляет она.
Еще тяжелее, чем освоить дробные числа, для Зохал оказалось осилить список литературы на лето. Вместе с волонтером из "Гражданского содействия" Ренатой они читали произведения, разбирали значения слов и смысл текстов в целом. "Мы читали "Вечера на хуторе близ Диканьки", и я долго не могла понять, что такое "хутор". Я читала-читала, а потом поняла, что смысл вообще не уловила. Для меня это был набор слов", – рассказывает девочка.
В этом году буду стараться еще больше
В школе их часто просят пересказать произведение или выучить наизусть стихотворение. Это Зохал тоже дается с трудом. "Я не понимаю, как я должна что-то выучить, если я даже значения слов в тексте не понимаю. Я не смогла выучить стихотворение – и так получила первую двойку", – вспоминает она.
В будущем Зохал мечтает стать актрисой или журналисткой, а пока в свободное время любит вязать. Иногда даже вяжет крючком кукол и продает их. "Пока надо просто учиться. Мне страшно, что я буду самой старшей в классе, и ребята снова будут сплетничать, а учителя – обижать, но я очень хочу учиться. В этом году буду стараться еще больше", – говорит Зохал.
В школе у нее сразу не сложились отношения с учительницей по русскому языку. По словам девочки, та постоянно шутила по поводу ее возраста. "Она говорила, что в 15 лет мне уже пора замуж выходить, а не учиться в пятом классе. Брату запрещала играть на хорошей детской площадке возле школы и угрожала, что вызовет полицию", – добавляет Зохал.
Линейка в школе Зохал
По словам юриста "Гражданского содействия" Марии Красовой, расизм есть почти во всех российских школах. "Массово устраивать беженцев в школы мы начали в 2019 году, поэтому пока мы только вырабатываем стратегию по борьбе с расизмом", – говорит Красова.
Она отмечает, что сейчас в школах проводят беседы накануне Дня Победы. Детям рассказывают, что страшные войны на Великой Отечественной не закончились, они до сих пор продолжаются во многих странах. Дети беженцев, которые учатся с российскими детьми в школах, – это как раз те, кто пострадал из-за этих страшных войн, поэтому относиться к таким школьникам надо с пониманием.
Мы судимся и с директорами, и с департаментами образования, потому что права детей не должны нарушаться
"В отношении детей трудовых мигрантов нужно вырабатывать какую-то другую стратегию, но с ними такого рода проблем у нас практически не возникает, потому что русский язык они обычно знают хорошо", – рассказывает юрист. Тем не менее проблемы устройства в школы касаются и детей трудовых мигрантов, которые находятся в России легально и имеют все необходимые документы.
"Ребенок с карточкой миграционного учета в школу попадает с огромным трудом. При этом, согласно закону, регистрация для попадания в школу вообще не требуется. Формирование контингента учащихся – это непосредственная ответственность директора образовательного учреждения. Все проблемы с зачислением – это их вина прежде всего. В итоге мы судимся и с директорами, и с департаментами образования, потому что права детей не должны нарушаться. Дети должны иметь возможность учиться, а российские законы должны соблюдаться", – говорит Мария Красова.
Линейка в школе Зохал. Фото: Карина Меркурьева
По ее словам, основная проблема связана с тем, что в России к регистрации привязано подушевое финансирование. "Как мне объяснила одна из директоров московских школ, когда миграционный учет у ребенка истекает, он начинает в системе гореть красненьким. А когда горит красненьким, школа не получает денег. Насколько это соответствует действительности, я не знаю, потому что нормативных актов на эту тему никаких нет", – добавляет юрист.
Они стараются – им ставят двойки, никакой поддержки эти дети точно не видят
Однако даже если детей удается устроить в школу, проблемы на этом не заканчиваются. В России нет никаких программ адаптации школьников, для которых русский не является родным языком. В итоге к ним предъявляются точно такие же требования, как к россиянам. "Они путают окончания – им ставят двойки. Они стараются – им ставят двойки. Никакой поддержки эти дети точно не видят", – делится юрист.
При этом учиться они действительно хотят. Беженцы из Афганистана и Сирии, с которыми работает "Гражданское содействие", чаще всего приезжают в Россию именно для того, чтобы дать детям образование. "К нам приходят мужчины – отцы семей, которым нечего есть, иногда даже негде жить, но первое, о чем они просят: "Помогите устроить детей в школу". Мне кажется, это тоже определенная характеристика людей", – говорит Мария Красова.
По данным ООН, до сих пор более половины детей-беженцев по всему миру не имеют возможности ходить в школу. В России, по данным "Гражданского содействия", за последние два года доступ к учебе получили около 32 процентов обратившихся детей.