Записки очарованного грибника. Нобелевский лауреат Петер Хандке

Петер Хандке

Лауреат Нобелевской премии по литературе за 2019 год Петер Хандке получил эту награду за "влиятельную работу, в которой с лингвистической изобретательностью он исследовал периферию и специфику человеческого опыта".

Австрийский писатель, драматург и кинорежиссер дебютировал в 1966 году романом "Шершни" и пьесой "Оскорбление публики", по его сценариям Вим Вендерс поставил картины "Страх вратаря перед одиннадцатиметровым", "Ложное движение", "Небо над Берлином" и "Счастливые дни в Аранхуэсе". На русский язык переведены книги Хандке "Короткое письмо к долгому прощанию" (1972), "Нет желаний – нет счастья" (1972), "Женщина-левша" (1976), "Медленное возвращение домой" (1979), "Учение горы Сен-Виктуар" (1980) и "Дон Жуан – рассказано им самим" (2004).

76-летний австрийский писатель, драматург и кинорежиссер уже 30 лет живет во Франции. Его политические суждения (в первую очередь о войне в Югославии) вызывали ожесточенные споры.

О заслугах Петера Хандке мы говорим с директором Австрийской библиотеки в Петербурге, преподавателем и переводчиком Александром Белобратовым.

Ваш браузер не поддерживает HTML5

Разговор с Александром Белобратовым в программе "Время Свободы"


– Я смотрел документальный фильм Коринны Бельц о Петере Хандке "В лесу, могу опоздать", это портрет эксцентрика, который никогда не пользуется компьютером, потому что, как он говорит, "в нем нет ничего эротичного", пишет от руки в блокнотах или пользуется пишущей машинкой. Наверное, можно сказать, что он человек прошлого века, спрятавшийся во французском лесу от современности.

– Есть книга, которая называется "Записки карандаша", еще более патинизирующая его писательскую манеру. У него много книг дневникового характера, писательских записок.

– И его тетради купили за крупную сумму.

– Его прижизненное наследие купили за полмиллиона. В Вене есть Австрийский литературный архив, теперь эти бумаги уже несколько лет лежат там и потихонечку издаются.

– Из этого фильма я узнал о том, что Хандке увлекается вышиванием и сам расшивает свои рубашки золотыми и алыми нитями, и любит собирать белые грибы, поскольку, как он говорит, они красиво скрипят, когда их режешь.

Грибы – это его тема


У него есть серия книг "Опыт о...". Есть "Опыт о музыкальном автомате", "Опыт об усталости", "Опыт об укромном местечке", и есть "Опыт об увлеченном грибнике". Грибы это его тема, хотя и не такая, как у Гюнтера Грасса, который даже рисовал грибы.

– С какой книги вы бы посоветовали начать знакомство с Хандке?

Я очень ценю его работы 70-х годов. Это не значит, что последующее его творчество неинтересно, но тогда эти книги для меня были открытием. Абсолютный шедевр его повесть "Нет желаний нет счастья". Очень личная, фантастически удачно в художественном смысле сделанная. Это история его матери, история ее жизни, самоубийства, история отношений с сыном, с его творчеством, с литературой. Конечно, классика хотя, понятно, что это не для каждого чтение, "Страх вратаря перед одиннадцатиметровым". Это из его экспериментальных вещей. Из более поздних очень рекомендую книгу "Дон Жуан – рассказано им самим". Любопытная версия Дон Жуана, его историю отшельническо-интеллигентски рассказывающая, книга о проблеме времени, вечности, желания окунуться в эту вечность, проблеме выбора любви, выбора отношений. Кроме того, конечно же, меня очень привлекают его пьесы. Какие-то из них мне посчастливилось посмотреть в театре, что-то читать. Его знаменитое "Поношение публики"…

– Публику там не только оскорбляют, но и делают ей комплименты.

Хандке – не писатель для читателя, ждущего веселья, развлечения, экшена


– Да, конечно. Виктор Топоров переводил эту вещь, мы ее назвали "Поношение публики", потому что поносят публику со сцены актеры, которые разрушают традиционное сценическое пространство. Потрясающая вещь из ранних "Каспар". Самое сильное впечатление было: я смотрел в Бургтеатре в Вене пьесу "Час, когда мы не встретили друг друга". Пьеса без слов, пьеса-пантомима, потрясающе сделанная. У нас выпустили хороший перевод "Медленного возвращения домой". Хандке – не писатель для читателя, ждущего веселья, развлечения, экшена. Вот повесть 1975 года "Час истинного ощущения" там практически нет действия, но есть созерцание. Есть герой, бредущий по Парижу, останавливающийся, присаживающийся в каком-то сквере, переживающий своеобразную ситуацию эпифании. Это манера очень пристального, внимательного описания мира, движения в мире. Из последних, больших, не переведенных, к сожалению, – "Мой час в ничейной бухте", интересно сделанный роман, довольно объемный, 700–800 страниц, интересный с точки зрения размышлений автора о творчестве, о литературе, о романном мире, о том, возможна ли литература в этом пространстве, где всё уже сделано, всё уже существует. Эта линия созерцательности, линия погружения в этот мир. Любопытно, конечно, то, что касалось линии, которая вызвала в свое время бурную реакцию и скандалы, линии, связанной с Югославией.

Хандке считал, что Запад не прав в югославском конфликте, был поклонником Милошевича, навещал его в тюрьме, выступал с пламенной речью на его похоронах. В фильме, о котором я говорил, он рассуждает об этом довольно осторожно: видно, что ему сильно за это досталось и сейчас он уже побаивается быть слишком откровенным.

Поклонником Милошевича он особенно не был. Он говорил о том, что вина лежит на очень многих

– Наверное, и возраст играет определенную роль, но и время прошло. Тем не менее он был достаточно активен и резок. Во многом его можно понять. Вся эта история не столь розово-однозначна, как она представлена в западных массмедиа. Поклонником Милошевича он особенно не был. Он говорил о том, что вина лежит на очень многих людях, на очень разных сторонах, – вот это его основная идея была. Главное для него – этот край, это пространство, это сошествие к корням, к своему прошлому или к прошлому той его части, которая связана с Каринтией, со славянскими корнями. Эти тексты сделано интересно. Вообще Хандке создал колоссальный материал, под сотню книг.

В фильме камера медленно скользит по стопке написанных им книг, и это бесконечное движение.

– Он работает в литературе с 1963–64 года, больше 50 лет, и работает не покладая рук.

– Дебют у него был очень яркий, бунтарский. В 60-е годы прислушивались к сердитым молодым людям, и он был одним из них.

Он выступил с поношением публики, обвинив современную литературу в закоснелости


– Это его знаменитое скандальное выступление в 1968 году в Принстоне, когда на заседании "Группы 47", долго слушая многодумные и длительные чтения текстов, он вдруг нарушил табу. На чтениях "Группы 47" не было принято обсуждать какие-то общелитературные проблемы, там нужно было говорить о конкретных текстах, он же выступил с абсолютным поношением публики, обвинив современную литературу, – в частности, немецкоязычную, – в описательстве, в отсутствии новых приемов, в закоснелости. Да, наверное, не без саморекламы небольшой. Об этом сразу все стали писать, спорить. Его вещи этого времени, и первая большая вещь "Шершни", и "Разносчик", экспериментальный опыт написания детективного романа, привлекали внимание. Потом появились одна за другой "Страх вратаря" и "Короткое письмо к длинному прощанию", его путешествие в Америку. Они привлекли к нему внимание, он очень быстро стал первым номером в литературе. В советской России тогда его довольно рано по прежним меркам перевели, выпустили огромным тиражом скромного вида сборничек под названием "Повести".

– Да, я помню, какой ажиотаж был вокруг этой книги, потому что экспериментальную литературу тогда почти не переводили.

Вышедшая в СССР книга Петера Хандке пользовалась большим успехом

– Его не очень много у нас переводили, к сожалению. "Учение горы Сен-Виктуар", очень неплохая вещь, переведена. Пять лет назад перевели "Дон Жуана" очень удачно и правильно. В журнальном варианте "Женщина-левша" в свое время привлекла внимание читателей.

– К сожалению, он гораздо меньше известен как кинорежиссер, а его фильм "Женщина-левша", который он поставил по своему роману, на меня произвел огромное впечатление. У него есть еще несколько фильмов, в частности, "Болезнь смерти" по книге Маргерит Дюрас – тоже выдающееся кино.

– Несомненно, его работа с Вимом Вендерсом чрезвычайно интересна. "Небо над Берлином" – большое явление в кинематографе. Действительно, огромный автор, яркий, интересный, несмотря на грибно-садовую жизнь. За исключением югославской истории, его вещи не публицистичны, а философичны – это попытка созерцательно-осмысленного восприятия мира, природы, поэзии, живописи. Несомненно, он удивительный мастер литературы, удивительно владеет письмом.

– Со времен его дебюта прошло уже больше 50 лет, наверняка его уже пытались сбросить с корабля современности, как всегда бывает. Эльфрида Елинек говорила, что Хандке заслуживает Нобелевской премии. Но наверняка есть и недоброжелатели, считающие его старомодным. Какое сейчас к нему отношение австрийских читателей?

– Его по-прежнему высоко ценят. Конечно, мне его блестящее десятилетие, 70-е – начало 80-х годов ближе, хотя пьесы продолжают поражать и читателя, и зрителя своей новацией. Эта лирическая манера, замедленные движения, медленное возвращение… Да, есть и критические голоса. Говорят, что у него нет проблем современной жизни, ангажированности, социально критического взгляда. Но он блестящий художник, блестящий мастер. Его поздняя манера установилась к середине 80-х, но уже проклевывалась и в ранних произведениях. В прозе прежний эксперимент отошел на второй план. Можно назвать это старомодным, наверное. Но он умеет писать. Сбрасывающие с корабля современности чрезвычайно интересны и забавны, но лишены одной очень важной вещи – они не владеют словом. Я вынужден здесь бросить и камушек и в огород отечественной литературы. Блестящие, интересные сюжеты, опыты, игра, но владения литературным словом нет. А у Хандке, несомненно, есть.