"Соавтор путинизма": Рунет на смерть Юрия Лужкова

Юрий Лужков

Главная сетевая тема вторника – смерть Юрия Лужкова. Он скончался в мюнхенской клинике в возрасте 83 лет.

Значительная часть комментаторов видит бывшего мэра Москвы исключительно в чёрном свете.

Александр Сотник:

Еще один не утащил с собой наворованных миллиардов. Может, у Путина получится?

Владимир Милов:

Один из тех, кто заложил основы нынешней бесчеловечной и мафиозной системы управления в Москве и в стране.

Даниил Константинов:

"О мертвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды". Хорошего мне о покойном Лужкове сказать нечего, остается только говорить правду. Лужков был типичным представителем постсоветской номенклатуры: наглой, циничной, беспринципной, коррумпированной, вороватой и криминальной.

Михаил Крутихин:

Я бы поставил ему на могилу церетелево <чудовище> – Петра Первого, убрав его со стрелки на Москве-реке.

Пётр Милованов:

Умер в Мюнхенской больнице. Вот и лучшее мерило работы.

Дмитрий Петровский:

Юрий Лужков закрыл глаза в Мюнхенской клинике, а открыл – посреди Черкизовского рынка в Москве. Вокруг продавались турецкие дубленки, горели неоновые буквы, пахло серой и паленой кожей. «Оставь надежду, всяк сюда входящи» – прочитал он. Буква «й» не работала.

Караульный:

Умер старый козёл, испохабивший нам столицу, превративший её в Карачи, и мы потратим ещё очень много времени, чтобы всё это разгрести. Воровавший миллиардами, увезёнными им за границу, умер Лужков тоже в любимой Германии, где имел недвижимости больше, чем любой местный вельможа, и вся семья этого ограбившего страну бесстыжего упыря тоже имеет гражданство отнюдь не российское.

Незыгарь:

1. Лужков навсегда останется в истории, как политик, делавший каждый раз стратегически неверные ставки. И – проигравший все. Правда, сохранивший жизнь.

2. Лужков при всей своей природной хитрости, был абсолютно политически доверчив. Делал ставки на людей и тактические союзы, и превращался в играющую разменную фигуру.

3. Лужкова разменивали Ельцин, Примаков, Володин, Чемезов-Прохоров, Сечин, Медведев, Кириенко. И Собянин.
Харизматик Лужков с амбициями Наполеона с Павелецкой-Товарной в конце концов превратился просто в пенсионера– одиночку, озабоченного сохранением сильно покусанного семейного капитала.

4. С Лужковым связан и удивительный генезис его команды, одной из самых коррумпированных, связанной с преступным сообществом.
Клан сам отверг Лужкова, согласившись на сделку с новым мэром. И это серьезно подкосило Лужкова.

5. В последние годы Лужков метался. Австрия, Британия, Германия. Жил в Калининграде. В Москве был совершенно не нужен. Стал чужим.

Андрей Починков:

Умер отец русской демократии.
Один из двух её отцов.
Так уж получилось, что у девочки два отца и ни одной мамы. Немного противоестественно, но что поделать. Могла и вообще не родиться.
Первый отец, питерский, умер уже давно. Ходят слухи, что его дочка отравила. Но доказать не удалось.
Второй отец долго бегал от дочки по заграницам. И умер, наверное, своей смертью.
Что можно считать большой удачей.
Тот первый отец, питерский, научил дочку великому принципу "Друзьям всё, остальным хрен".
Этот отец, московский, воспитал дочку на другом великом принципе– "Ради бабла всё дозволено!".
И вот русская демократия осиротела.
Пожалейте малыша!

Фёдор Крашенинников:

Лужков – типичный «региональный барон» 90-х. Все они в этом смысле одинаковые – и Шаймиев, и Рахимов, и Россель и все прочие. Пока был Ельцин – они пользовались его пониманием федерализма, выстраивали свои местечковые коррупционные вертикали власти и гребли под себя, развлекаясь фрондированием.
А потом, когда Путин окреп – сдали ему власть за право отползти с нажитым добром. И даже пикнуть не посмели.
Советские начальники, лицемеры и трусы.

Юрий Васильев:

В память о покойном могу сказать только одно: лето 2010 года. Когда Москва умирала, Юрий Лужков был в отпуске. Сколько погибло тогда, сколько от последствий, сколько просто не родилось – статистики нет и не будет: диагноз "это не от этого" был в ходу задолго до Лужкова, но в те дни и по итогам трагедии записи шли именно в этом ключе.

Если там что-то есть, то пусть Юрий Михайлович проведет вечность с ними. Теми, кто не от этого.

Искренних поклонников и безоговорочных защитников у Лужкова не нашлось. А вот тех, кто готов взвесить плюсы и минусы, немало. Даже если плюсы и минусы они видят по-разному.

Григорий Явлинский:

Лужков всегда был настоящим публичным политиком. У него были реальные сторонники и избиратели, поддерживавшие его искренне, а не по разнарядке или из-за отсутствия альтернативы. В Москве их было немало. Поэтому Юрия Михайловича и выдавили из российской политики в то время, когда людей с собственной политической базой во власти уже не осталось.

У Лужкова были серьезные противники, но он был способен возражать по принципиальным для него вопросам, открыто не соглашаться с влиятельными людьми – с президентом Ельциным, с правительством «молодых реформаторов», с президентом Медведевым.

Юрий Михайлович Лужков был хорошим товарищем и теплым человеком к тем, кого любил.

Михаил Ходорковский:

Я знал его с 1987, с «самого прогрессивного зампреда Мосгорисполкома», который помогал людям совершенно бескорыстно. Он сломался к 1995... Но сейчас я хочу вспоминать его тем – смелым и честным...

Александр Архангельский:

Было три политика по имени Лужков. Первый – ранний, и он по-своему прекрасен. Второй – срединный. И он частью возмутителен, частью терпим. И поздний – до пенсии. Он был отвратителен. Но я буду помнить первого. Мир его праху.

Любовь Якубовская:

Моё мнение, что только и исключительно безграничность и бесконтрольность власти испортили Кепку, но это кого хочешь испортит. Невозможно оставаться прекрасным самому по себе.

Хороший был мужик. А москвичи его любили, потому что он Москву любил, это чувствовалось.

Михаил Фишман:

В тандеме Лужков-Примаков лета-осени 1999 года первую скрипку играл, конечно, Лужков. Это он сколотил антиельцинский фронт крепких хозяйственников среди губернаторов. Это он направлял Совет Федерации против Кремля и не дал уволить генпрокурора Скуратова после демонстрации знаменитой пленки. Это он, а не Примаков всерьез шел к власти – и объявил войну Кремлю примерно зимой 1997 года, когда ему стало ясно, что Ельцин не видит его преемником. Тем более это стало ему очевидно в августе-сентябре 1998-го, когда слетело правительство Кириенко, и Ельцин не предложил его в премьеры. Это его Ельцин опасался и ненавидел не меньше, чем коммунистов (а к лету 1999-го, возможно, уже и больше). Это Лужков, а не Примаков воплощал сращивание власти и больших денег и превратил столицу в анклав и витрину государственного капитализма – еще до того, как госкапитализм победил совсем и бесповоротно. И в этом смысле это ему, а не Примакову должен стоять памятник на Смоленской (разумеется, авторства не Франгуляна, а Церетели).

Лужков при этом был харизматичен и не труслив. Я не так много помню сцен из начала 90-х, но эта тогда врезалась мне в память: “Ничего у вас не получится. Мэр Москвы избран москвичами”, – чуть ли не хохочет Лужков с трибуны съезда весной 1993 года, когда разъяренные депутаты вдруг решают отправить его в отставку. Правда момента, впрочем, заключалась в том, что самого Лужкова, хоть он и был избран в вице-мэры в связке с Поповым, тогда еще в мэры никто и не выбирал – пост мэра Москвы достался ему в наследство, когда Попов ушел и Ельцин назначил его мэром своим указом. Буквально на днях исполнится 20 лет, кстати, как что-то похожее случилось и со страной. Правда, для этого пришлось победить Лужкова.

Марианна Максимовская:

На свою Лену Юрий Лужков смотрел влюблёнными глазами и эта чувство к жене, как все у Лужкова, тоже было очень большим и ни в какие рамки не вмещалось.
Фразу «моя жена – талантливая женщина, она бы без меня и больше заработала», Юрий Михайлович произнёс мне в интервью тоже при нестандартных обстоятельствах. Сразу после ссоры Лужкова с тогдашним президентом Медведевым, я увидела Юрия Лужкова на одном приеме. Где рядом с недавно ещё всесильным мэром Москвы стоял один Генрих Боровик, а вокруг – как карантинная зона. Вся политическая элита теперь старательно не замечала Лужкова, попавшего в опалу. Я попросила дать интервью, и Лужков не просто согласился, но и долго ждал со мной в холле, пока приедут операторы с камерами.
И, пожалуйста, не пишите тут в комментариях гадости про Лужкова. Потом про него ещё много напишут. А сейчас, в день его смерти, просто хочется вспомнить человека, который работал политиком в свободные и непростые времена и сам был – большим, непростым и внутренне свободным.

Александр Кынев:

Покойный крестный отец российского авторитаризма был при этом человеком искренним и неординарным, что на фоне его учеников и преемников со стеклянными глазами и железными челюстями по освоению любых бюджетов с их полным наплевательством на мнение окружающих воспринимается почти с ностальгией. Хотя, если бы не было Лужкова, не было бы и Путина со всей его системой

Виктор Шендерович:

Сегодня – или хорошо, или ничего, поэтому скажу: на фоне нынешних в покойном было, несомненно, какое-то человеческое обаяние, особенно в ранние времена, когда он, в точном соответствии с законами Паркинсона, еще не успел перейти границу собственной компетентности.

Однажды я наблюдал (в останкинском мониторе, разумеется) как он распекал кого-то в мэрии за бесхозяйственность, объясняя, как надо было выстроить логистику с этими поставками помидоров… или строительством гаражей... бог его ведает. Предмета не помню совершенно – помню Лужкова, азартного, умелого, занимавшегося СВОИМ делом.

Потом его понесло в Кремль, и это уже была совсем другая песня… и про Севастополь, город русской славы… и про кепочку, символ хорошего московского парня… Ее Кобзон пел году в 1999 году, потом-то перестал…
Но это уже совсем другая история.
А в хозяйстве покойный разбирался, действительно, хорошо.

Константин Янкаускас:

При Лужкове москвичи, особенно пенсионеры жили лучше, чем остальная Россия в непростые 90-е годы. Его жена Елена Батурина стала мультимиллиардером благодаря покровительству мужа.

Лужков расселял пятиэтажки и реально улучшил условия жизни сотен тысяч переселенцев. Он же массово уничтожил историческую застройку в центре города – безвозвратно исчезли сотни памятников архитектуры.

Лужков был демократически избранным мэром, выигравшим все выборы, в которых участвовал. Даже в 1999 году получил 70 процентов голосов в Москве, несмотря на еженедельные атаки Доренко с экрана Первого канала. При Лужкове была отстроена система пропаганды через миллионные тиражи официальных городских газет, а также система административного ресурса и фальсификаций на выборах. При Лужкове московские суды стали полностью подконтрольны московской мэрии.

С такими противоречиями Юрий Михайлович, наверное, и войдет в историю. Его политику и наследие будут подробно обсуждать и сравнивать с политикой всех его последователей на посту мэра Москвы. Что, конечно, говорит о масштабе личности – и со знаком плюс, и со знаком минус.

Кирилл Гончаров:

К Лужкову в конце его правления Москвой накопилось масса претензий: чудовищная коррупция, бесконтрольная точечная застройка, рынки, грязь и тд; но одно было неоспоримо: он выигрывал выборы мэра и был любим москвичами вопреки всему.

Он пережил травлю 1999 года, правда, лишившись всяких надежд на пост премьера при президентстве Примакова.

Спустя 10 лет последовала ещё одна травля, истоки которой не позволяли сохранить пост мэра. Ушёл сопротивляясь.

А ещё спустя 10 лет умер. Изредка давая комментарии в эти годы, можно было заметить, что он сочувствует оппозиции.

Юрий Михайлович – первый публичный политик новой России. Таким и запомним.

Иван Давыдов:

Просят написать некролог.
Не хочу. Хорошего особо не скажешь, плохое – и без меня найдется, кому.

Но одна мысль у меня есть, запишу для памяти. Не забывая о всем том плохом, что Лужков сделал, – живой все-таки был человек. Не из путинского времени. Анекдоты, истории, смешные увлечения, да даже кепка эта его.

А про людей из путинского времени что скажешь? Воровал, воровал, ах, да, потом опять воровал. Произнес патриотическую глупость. И что-то, кажется, еще было. А, ну да, разумеется, конечно. Воровал.

И вся биография. У любого, кого ни возьми.

Глеб Черкасов:

На самом деле, Лужков должен был стать президентом в 1996 году. Вектор такой был – первые постсоветские лидеры тихо отваливали в сторону, а на их место приходили хозяйственники или бизнесмены левых убеждений. Условно левых конечно.
Лужков выборы 1996 года выиграл бы, ну не в одну калитку, но довольно спокойно. С одной стороны, явно не повернул бы назад, а с другой – уже проявил себя врагом радикальных реформаторов. И Москва, ну не похорошевшая, но по крайней мере, не деградировавшая. В столице платили пенсии, платили зарплату бюджетникам, строили, столица была главной агитацией за Лужкова.
Он мог выиграть, но не мог выдвинуться. Российский чиновник, как правило, не политик и не любит рисковать. Пойти на выборы – значило пойти против Ельцина. И дело было не только в стоявшем за спиной президента Коржакове, Лужков не мог нарушить иерархию – на тот момент не мог.
Потом была победа 1996 года, болезнь президента и, это мое очень субъективное мнение, концерт жан-мишеля жарра на ленинских норах в августе 1997 года. На нем собралось невероятное количество народа и они так поприветствовали мэра, что он понял – пора в президенты. И получится это само по себе – а кто противник-то?
История разгрома Лужкова в 1999 году хорошо известна. Когда в публичном поле против чиновников выходят политики, исход всегда один. Мэру Москвы досталось очень крепко, по бюрократическим канонам и сравнительно не выше среднего – по предвыборным.
Все остальное было предсказуемо. Система власти, построенная мэром Лужковым, присягнула мэру Собянину. Он бы и сам присягнул, просто новому мэру было не нужно.
Все годы после отставки регулярно появлялись слухи о том, что Лужков в каком-то качестве вернется в политику. Это сгоряча были слухи. Зачем возвращаться туда, где было не здорово. Вот в премьеры б пошел, но туда не звали.
А вот президентом бы в 1996 году мог бы быть хорошим.

Лев Симкин:

Он всегда шагал в ногу со временем, в 91-м был демократом, в 2001-м – охранителем. Может, я ошибаюсь, но мне помнится он на кадрах хроники того августа рядом с лежачим памятником Дзержинскому. И я точно помню, как он же спустя лет десять предлагал вернуть его на старое место.

Не в том ли секрет его невероятной популярности? Многим он казался «своим парнем», даже к богатствам его жены относились более-менее спокойно (а как иначе?), наконец, им был по душе «лужковский стиль» в архитектуре. Разве что Доренко его ненавидел, помню, как с гитарой в студии праздновал падение всесильного врага.

Мне довелось видеть его дважды, один раз в официальной обстановке, другой – в неофициальной, на дне рождения академика, тоже уже покойного. Оба раза он не то, что «зажигал», скорее, сам себя разжигал, начинал говорить и уже не мог остановиться. Все это было не слишком содержательно, но, по крайней мере, живо.

Живой была и его обида на публикации, где он упоминался негативно, его люди их отслеживали и судились с авторами. Успешно, разумеется – суды он стал проигрывать только после своего увольнения. Мне рассказывал очевидец сцены его встречи с уже опальным Гусинским летом 2000 года – их видели на веранде ресторана на Бронной, на глазах у изумленной публики они выпили по рюмке чего-то, коротко друг с другом переговорили и разъехались на ожидавших их лимузинах. В общем, было в нем нечто живое, в отличие от многих.

Стас Кувалдин:

Вот умер Юрий Михайлович Лужков – и чувство, что умер какой-то родной тебе человек.
Не значит, что любимый, а просто тот, с кем ты был как-то связан, кто что-то для тебя сделал когда-то (а что-то лучше бы и не начинал) – по поводу которого у тебя эмоции, как о каком-то дальнем, но родственнике. Москва при нем все-таки была какой-то общей и "нашей".
А теперь город от нас окончательно отчужден. И нынешний глава уж точно не сват-не брат

Александр Баунов:

Умер Юрий Лужков – один из немногих политиков, который дал свое имя городу и времени. Москва Лужкова, лужковская Москва. Новая, немыслимо другая, по сравнению с советской, казавшаяся невозможной и одновременно единственно возможной. А какой еще она может быть? Да вот такой! Никто ни в 90-е ни в начале 2000-х не представлял себе, что такое современный буржуазный мегаполис. Поэтому его взяли из рук Лужкова, таким, каким он его видел и сделал.<...>

Но нынешний период – это не демонтаж Москвы Лужкова, а в каком-то смысле ее продолжение. В том же смысле, в каком русский капитализм и русская политика, какими бы другими, новыми, современным они ни стали в будущем, останутся продолжением 90-х, без которых не было бы ни того, ни другого.

Павел Пряников:

В начале нулевых, когда работал в деловой прессе, много раз воочию наблюдал Юрия Лужкова на «субботних объездах» (вместе с Ресиным). По типажу он был продолжением старых московских купцов, «торгашей». Лужков родился и вырос в Москве (его родители были выходцами из единоверческого течения старообрядчества) и хорошо понимал нутро среднего москвича – классического мещанина в хорошем смысле.
Именно Лужков развил привилегированный статус этого москвича – с доплатами к пенсиям, с социалкой, с выдачей бесплатного жилья. На пике при правлении Лужкова бесплатно выделялось до 1,5 млн. кв. м квартир каждый год.

«Живи хорошо сам и дай жить другим», – был принцип Лужкова (и вообще московского купечества). Лужков, конечно, был классическим российским компрадором, и даже умер в Мюнхене, но большого отторжения у москвичей не вызывал.
Ещё он работал на земле – это редкость для правящих высших 100 тыс. семей. Был осколком старого мира. Этой основательностью и запомнится в нынешнее время непоседливости, экономики шеринга и хипстерского карнавализма.

Леонид Рагозин:

Лужков был ходячим символом клептократии и соавтором путинизма. Но вспомним, что именно он подогнал краны, чтобы убрать с Лубянки памятник Дзержинскому (хотя потом хотел его восстановить).

Егор Холмогоров:

И не забудем, что именно настойчивости Лужкова мы обязаны главным контрреволюционным актом постсоветской эпохи.

При этом пришлось преодолеть колоссальное сопротивление и истерию со стороны безбожников, русофобов и просто глупых снобов.

Причем все мы понимаем, что если бы он не сделал это тогда, то нынешние никакого храма бы не построили. Бесноватые, которые сегодня снова в силе, просто бы не разрешили...

Наталья Поклонская:

Умер Юрий Лужков – настоящий русский патриот и гражданин.

Он всегда поддерживал Крым, помогал крымчанам как словом, так и делом. Не боялся идти наперекор толпе, говорил о русском Севастополе, когда многие «записные патриоты» рассказывали, что это невозможно.

Не всё, что делал Юрий Михайлович, было идеальным и правильным, но точно – искренним. Такими людьми гордится Россия!

Илья Крамник:

За Черноморский флот, Крым и Севастополь Юрию Михайловичу спасибо.

За превращение Москвы в столицу третьего мира, из какой позиции город до сих пор трудно выбирается – нет.

Константин Мильчин:

Стоит зафиксировать, что покойный с сегодняшнего дня Ю.М. Лужков был чудовищным мэром, а здравствующий С.С. Собянин (особенно, если сравнивать его с Лужковым) – мэр прекрасный. Но! Лужков Москву знал и любил, а Собянин Москву не знает, не понимает и искренне ненавидит. Лужков благополучно превратил показушную столицу империи в гигантскую помойку, но он делал это с большой любовью. Собянин превратил в Москву в потрясающе удобный для людей город, но делает он это совершенно бездушно и на автомате. У Сергея Семеновича вообще души нет, там вместо нее компьютер или какой-то аналоговый механизм, который генерирует новости для сайта мэра Москвы: «До конца 2023 года в Москве будет построено 35 километров фестивалей варенья и израильская клиника в Хорошево». У ЮрМиха же была душа, большая и широкая, я бы сузил. Собянин – менеджер, он управляет Москвой по приказу суверена. Лужков же был феодалом, воспринимавшим себя как реинкарнацию основателя Москвы Юрия Долгорукого, саму Москву – своим феодом, а москвичей – своими подданными.

Сергей Ерженков:

Юрий Михайлович был той шар-бабой, подвешенной на кране, что с размаху превращает в муку и пыль историческую Москву. Кулак, самодур, он был одержим стройкой и бесконечной переделкой доставшегося ему города. В кожаной кепочке и клетчатой рубашке, он напоминал то ли оборотистого мужичка из бывшей России, то ли советского агронома, то ли орегонского фермера. А скорее всего – он взял по чуть-чуть от каждого. Ведь все 90-е, если вы помните, были такой византийской мозаикой, завораживающим микстом эпох, культур и собирательных образов, порой взаимоисключающих. Он крушил, ломал и перестраивал историческую Москву с тем же азартом, с той же удалью, что крестьянин перестраивает курятник. Он искренне не понимал москвичей и их боль за старую Москву. Он хотел обживать музеи, превращать их в базары из очерков Гиляровского – чтобы копченое сало, вяленая рыба лоснились жиром, свисая с крючьев; чтобы поддоны ломились от расстегаев с визигой и пирогов с требухой. Думая о Лужкове и его привычке надстраивать два-три этажа к особнякам 19 века, я вспоминаю эпизод из фильма Звягинцева Елена, когда семья из Бирюлёво заселяется в квартиру в центре Москвы. «А вот тут мы поставим стенку с фарфоровым сервизом». Хозяйство не терпит пустоты. Москва лужковской эпохи – это такая русская изба северного типа, ковчег, из которого и выходить нет особой нужды, потому что все под рукой. В подполе бочки и кадушки с солеными огурцами; в подклети преет сено, отдавая в дом тепло; свиньи, куры, люди – все они рождаются и умирают под одной крышей. Непрерывный жизненный цикл.
Юрий Михайлович – это такой знакомый всем из русской литературы образ хваткого и сноровистого купчика, который и храмы-то строит затем, чтобы использовать их под зернохранилище. Но в нем была жизнь. Дух жизни. Как в той северной избе, где пахнет материнским молоком, мёдом, квашеной капустой и навозом. На смену ему пришли стерильные ничем не пахнущие технократы. Глядя на их застывшие восковые лица, вы не вспомните ничего из русской литературы и истории. Эти люди без биографий – без начала и без конца.

Кирилл Полтевский:

Я его не знал лично. И поэтому не могу сказать, какой это был человек. Но Москва в те времена, когда он был мэром – мне нравилась.

Было ощущение, что наша Москва стала чем-то вроде Сингапура, Нью-Йорка или Гонконга. То есть большим городом, который умеет сам зарабатывать.

Да, зарабатывать так, как зарабатывают мегаполисы-капиталисты. Вздувая финансовые пузыри, собирая капиталы, торгуя, создавая новую акционерную стоимость, служа "золотому дьяволу", так сказать.

Да, Москва тогда была алчной, быстрой, хитрой, предприимчивой, многоязычной. Но каждый её квартал, каждый её камень поэтому рос в цене. И, желая обогатиться, в неё, добровольно, стали стекаться тогда деньги со всего мира.

А теперь Москва – казённая. Она похожа на казарму. Её "блеск и порядок" сегодня налогами оплачивает вся страна – деньги стекаются принудительно. И не смотря на это – Москва обесценивается.

Алексей Лапшин:

Я несколько дней назад проходил между Госдумой и перестроенной в новодел гостиницей "Москва" и просто сама собой, автоматически мелькнула мысль о масштабах коррупции. Это же какая чудовищная авантюра – перестройка исторического здания в одном из самых дорогих мест мира. Получилась ужасная подделка. Картонная коробка вместо некогда величественного здания. Все вроде то же самое, но полностью исчезло внутреннее содержание. И так в масштабе целого государства. Вспомнился, естественно, Юрий Михайлович Лужков. Хитрое, улыбчивое под кепкой. Сегодня сообщили, что он умер. Появились какие-то ностальгические тексты по этому поводу. Как в своё время в связи с кончиной Черномырдина. Грубого, абсолютно косноязычного человека, воплощение всех патологических персонажей Гоголя, Салтыкова-Щедрина, стали превращать в эдакого доброго дедушку. Точно также начинается и с Лужковым. Как мэр Лужков превратил Москву в капиталистический мегаполис со всеми вытекающими отсюда плюсами и минусами. Философ Дугин, в каком-то холопском исступлении как-то написал, что существует евразийская и атлантистская коррупция. "Евразийская" с водкой и баней, "атлантистская" – холодная и расчётливая. Лужков видимо попадает в "евразийскую" категорию. У него мелькала своя харизма, были амбиции. Но он как бы по иронии судьбы был продуктом и жертвой московского феодального деспотизма. На смену пришел "биоробот" Собянин.

Александр Шмелёв:

Когда-то я начал свой путь в российской политике с отчаянной борьбы против Лужкова, уничтожающего мой родной город.
Полностью подконтрольный парламент, куда невозможно попасть никому хоть сколько-нибудь критично настроенному. Тотальный контроль над всеми городскими СМИ, где разрешены исключительно дифирамбы по его адресу. Карманные суды, в 100 случаях из 100 выносящие приговоры "Лужков во всем прав, каждый высказавшийся против него – клеветник, который должен заплатить штраф". Стопроцентное сращение власти и собственности – все бюджеты и подряды только своим друзьям и родственникам. Солнцевские и ореховские бандиты на службе у мэрии. Полное уничтожение местного самоуправление и низовой гражданской активности. И так далее, и тому подобное.
Больше всего я боялся растущей популярности Лужкова на федеральном уровне. Неужели он сейчас придет к власти и воспроизведет то же самое в масштабах страны?! Не дай Бог!!
И как же я был рад, когда этого не произошло!
Как говорится – бойтесь своих желаний...
Действительно, на фоне нынешних упырей Лужков, как уже отметили многие, выглядит даже как-то по-человечески.
Примерно как Ленин на фоне Сталина.
Тоже маньяк, конечно, но хотя бы в чем-то живой. А тут вообще бесчувственные машины.
Впрочем, ни Ленина, ни Лужкова это все равно не оправдывает...

Николай Митрохин:

Как москвич эпохи Лужкова скажу одно. Сменяемость власти не зря придумана. Первые четыре и даже восемь его лет у штурвала – ему в зачёт. А потом надо было сажать.

Мария Снеговая:

Как уйдет кто-то из 90х – Доренко или Лужков, – сразу по соцсетям несётся стон: "Какого человека потеряли! Талантище! Харизматик! Тяжеловес!.." Каждый раз восхищение и дифирамбы достаются в общем-то лицемерным и беспринципным людям, многие действия и поступки которых заложили основу нынешнего режима. Парадокс? Не думаю.
На самом деле, так видимо проявляется тоска по тем самым 90-м, символами которых были Доренко и Лужков со всей неоднозначностью, грязью, но и огромной свободой той эпохи. На фоне затхлой стабильности эпохи нынешней начнешь ностальгировать даже по Лужкову.

Алексей Шабуров:

Про Лужкова с политической точки зрения интересно пофантазировать – что было бы с Россией, если он вдруг стал бы президентом.

Ну например:

– он наверняка нашел бы способ оставаться у власти дольше положенных двух сроков;
– выборы были бы фактически безальтернативными и завершались в первом туре (как в Москве);
– народ бы его в целом любил и считал "настоящим мужиком";
– все суды были бы подконтрольны власти и судили бы в ее пользу (как в Москве);
– парламент был бы марионеточным (как Мосгордума);
– риторика была бы патриотически-популистской;
– присоединили бы Крым (идея Лужкова еще с 90-х);
– друзья и родственники Лужкова контролировали бы все крупнейшие предприятия и стали бы миллиардерами.

Хорошо ведь, да, что Лужков так и не стал президентом?