Работу в местах лишения свободы правозащитники и бывшие заключенные характеризуют коротко – рабский труд. Низкие зарплаты, работа по-черному, нарушение техники безопасности, тяжелые и даже вредные условия труда, отсутствие спецодежды, старая техника. 1 января этого года вступил в силу закон о создании филиалов колоний-поселений и исправительных центров при крупных предприятиях и стройках. Поможет ли он изменить ситуацию?
Закон коснется людей, отбывающих наказание в колониях-поселениях или исправительных центрах, а также осужденных, которым смягчили режим, переведя в одно из этих учреждений. При крупных предприятиях предполагается построить охраняемые общежития, в которых смогут жить осужденные. В то же время в законе четко не обозначено, на каких условиях будут взаимодействовать предприятия и учреждения ФСИН.
В то же время о нехватке рабочих мест в колониях уже давно говорят как правозащитники, так и бывшие заключенные. Тем не менее практика организации труда в исправительных учреждениях (ИУ) дает основания правозащитникам опасаться, что в так называемых филиалах условия жизни и работы осужденных также будут далеки от норм, предписанных даже для обычных колоний.
Смотри также "Лупил с изощренным вкусом". Первые приговоры за пытки в ярославской ИК-1Узаконенное рабство
Условия организации труда также зависят от конкретного исправительного учреждения, тем не менее, по словам бывших заключенных, в большей части ИУ их права, в том числе и на производстве, нарушаются постоянно. Если заключенные начинают жаловаться и доказывать свою правоту, условия, за редким исключением, становятся только хуже.
Участница Pussy Riot Мария Алехина провела в ИК-28 Пермского края, а потом в ИК-2 Нижнего Новгорода в общей сложности полтора года. Она отмечает, что каких-либо положительных изменений в пользу заключенных, как правило, удается добиться только в рамках конкретной колонии. На систему в целом это никак не влияет, права продолжают нарушаться.
Мария Алехина во время пикета у здания ФСБ на Лубянке. 7 августа 2018 года
– Труд в колониях – это одно сплошное нарушение, там просто узаконенное рабство. Осужденные работают по 14 часов в день и получают за это по-разному – могут 200-300 рублей [в месяц], но до 1000 рублей точно. И даже чтобы получить 1000 рублей, надо совсем долго работать и параллельно хорошо работать на администрацию, – рассказывает Мария Алехина. – По закону рабочий день должен быть не больше 8 часов. Но есть лазейка: по добровольному согласию заключенные могут работать еще 4 часа дополнительно. Но добровольно обычно означает принудительно. Если осужденная не напишет заявление, что она добровольно согласна работать еще 4 часа, то есть в общей сложности по 12 часов 6 дней в неделю, то ей, скорее всего, вынесут выговор или найдут повод посадить в ШИЗО. Итого рабочий день длится 12 часов, плюс сотрудники ФСИН иногда находят способ оставлять заключенных на переработки. И получается часов 14. Где-то, как в Мордовии, жестко требуют переработки, где-то этого меньше. Условия труда ужасные, техника старая. Если получил травму, перебинтовывают и возвращают на работу – потому что "не на курорте и не в санаторий приехала".
В то же время Александр Юркевич, который отбывал наказание в одной из колоний Новосибирской области, отмечает, что зарплата за работу в промзоне лагеря действительно не всегда бывает приемлемая. Но он не видел в колонии серьезных нарушений со стороны ФСИН, связанных с производством и трудом заключенных.
– У, нас прежде чем поставить человека на работу, смотрели на этого человека – какой он, сможет ли справиться с конкретной задачей или не сможет и только глупостей наделает. Но общая истерия, конечно, присутствует – никому не объясняют, почему одни могут работать, а другие не могут, – рассказывает Александр. – К самой работе мы допускались только после того, как пройдем технику безопасности. У нас все правила по условиям работы соблюдались – если, например, нужна спецодежда, значит, будет спецодежда; нужны специальные очки – будут очки.
Работы нет
– У нас было так: в 8 утра вывод [на промышленную зону], в 6 вечера – заход в барак, – рассказывает бывший осужденный Руслан Вахапов, который провел в ИК-1 по Ярославской области больше пяти лет. – Наша колония в этом плане была довольно разгильдяйской, большая часть рабочего времени тратилась на хождения, построения, проверки. Но в некоторых лагерях шьют от рассвета до заката: пока ты норму не выполнишь, не выйдешь из-за машинки. И если ты ее не выполнишь, тебя бригадиры еще и избить могут. Бригадиры в свою очередь получают бонусы за то, что их бригада выполняет норму – где-то администрация закрывает глаза, что они колются, где-то они повкуснее едят, например. Я знал людей, которые из промзоны вообще не выходили. Они числились в отряде, а по факту постоянно были на производстве. Это, например, те, кто занимался ремонтом швейных машинок.
Руслана Вахапова осудили в 2012 году за развратные действия в отношении несовершеннолетних (ч 3 ст. 135 УК) на 7,5 лет строгого режима. По версии обвинения, преступление заключалось в том, что Вахапов справлял нужду на обочине дороги, когда рядом находились три несовершеннолетних девочки. Сам Руслан заявлял, что не заметил девочек. В суде его защита доказала, что свидетельские показания были сфальсифицированы, но это лишь снизило ему срок наказания на два года.
В колонии Руслан работал на швейном производстве. Он рассказывает, что на работу в промышленную зону в ИК-1 по Ярославской области тогда брали любого, изъявившего желание работать, вне зависимости от образования и состояния здоровья. По словам других бывших заключенных, в колониях даже не проводили инструктаж перед тем, как отправить на работу, их всему учили другие заключенные в процессе работы, а в журнале об ознакомлении с техникой безопасности они расписывались, только чтобы допустили до работы.
– У меня есть знакомый, который недавно освободился: сидел за грабеж, вымогательство. Так вот он все три года заключения работал в тюремной больнице медбратом в операционной, не имея медицинского образования. Он проводил полостные операции и тому подобное, – вспоминает Руслан. – На промзонах я ни разу не видел, чтобы проводился полноценный инструктаж, с экипировкой тоже проблемы. Ребята шьют химзащиту, которая пересыпана тальком. Должна быть защита, респираторы и так далее. И, может быть, по документам она есть, но по факту заключенные работают без нее, просто в робе. Из преимуществ у них только то, что в конце дня они имеют возможность помыться в душе.
Женщины возвращаются в бараки после рабочего дня. Исправительная колония №15, Самара. 13 февраля 2002 года
В колонии обычно несколько видов производств: швейное, металлообрабатывающее, деревообрабатывающее, производство гофрокартона и так далее. Бывшие заключенные рассказывают, что часто все зависит от жесткого распределения: если сможешь договориться с другими заключенными, будет шанс получить хорошее место.
Часть цехов в промышленной зоне колонии арендуют частные предприниматели, поэтому условия труда зависят от установок и целей владельца производства.
– Швейное производство самое тяжелое, – рассказывает Вахапов. – У нас бывало: сидишь и целый день монотонно шьешь одно и то же. Деревообрабатывающее производство было хорошо тем, что в летнее время разрешали ходить на работе голым по пояс: летом там так жарко, что если ходить в одежде, то можно перегреться и упасть в обморок. И ребята, которые работают там, вечно загорелые, как будто с дачи приехали. Хозяин этого производства, вольный человек, приносил своим работникам дополнительную еду. Хозяином производства гофрокартона был основательный мужик, у них там всегда была горячая вода, в помещении был хороший ремонт, осужденным всегда рассказывали о технике безопасности, и раз в год он выдавал каждому новый комплект рабочей одежды. И платили там неплохо: если на "швейке" зарплата 200-300 рублей в месяц, то на гофрокартоне – 2500. И туда ребята с удовольствием шли работать, но брали на это производство только граждан РФ, которые сидят не за наркотики, и чтобы срок был побольше – 8-20 лет. Это чтобы специалиста обучить и не терять. Естественно, производства бывают травмоопасными. Но все травмы, которые по каким-то причинам заключенные получают на производстве, оформляются так, чтобы скрыть, что травма была получена на работе. У нас человек работал 4 года электриком, упал со строительных лесов, сломал позвоночник. Его уволили задним числом. Он долежал свои полгода в бараке со сломанным позвоночником, и официально по документам было, что он якобы вышел на промзону без разрешения, и сам во всем виноват. А вообще, у нас на работу люди в любом состоянии должны были идти – если ты заболеваешь, получить выходной невозможно. Даже если температура 40, все равно идешь работать. У меня есть знакомый, который сидел в Красноярске, грузил лес. Это самая тяжелая работа: осужденные грузят лес в вагоны вручную от подъема до отбоя, с 6 утра до 9 вечера. Это нарушение всех норм. И вот мой знакомый два раза в год с удовольствием выезжал лечиться в дурдом. Это была единственная возможность уехать из колонии, чтобы не били, не издевались. Так и спасался. Зэк – это безвольная скотина, которая будет работать.
Бывшие заключенные отмечают, что так называемая бесплатная работа на промзоне – за которую не платят совсем или платят мало – в колониях есть всегда. А на работу, на которой платят зарплату больше 1000 рублей в месяц, попасть сложнее, в некоторых колониях ее практически нет.
Алексей Михеев (имя изменено по просьбе героя), отбывавший наказание в одной из колоний Ярославской области, также говорит о дефиците рабочих мест и нарушении техники безопасности на промзоне.
– Зэки в зоне – это никто, даже не личность. В нашей области, если работа приходит через госзаказ, мы получаем за нее какие-то деньги, а если заказчик – частное лицо, то все деньги оседают в зоне, а зэки получают 150–200 рублей в месяц. На эти деньги в тюремном ларьке можно купить 100 граммов чая и пачку сигарет. Если говорим о травмоопасном производстве, дополнительную рабочую форму нам не выдавали. И если на производстве что-то случится, то вину свалят на зэка, еще и выговор выпишут. Если это вредное производство, то наличие респираторов, специальных перчаток зависит от заказчика. Если сам заказчик это привезет и выдаст, то у нас это будет. А в наших случаях заказчик просто переводил деньги колонии, чтобы колония закупила в том числе и спецодежду для нас. Сами понимаете, эти деньги оставались у колонии, никакой униформы у нас не появлялось, – рассказывает Алексей.
Смотри также "Она умерла у меня на руках". Рабский труд в мордовской колонии"Чисто денежная история"
Стоит отметить, что осужденные, которые отбывают наказание в исправительных центрах и колониях-поселениях, и сегодня могут работать на предприятиях за пределами исправительного учреждения.
Олеся Бережная отбывает наказание на участке, функционирующем в режиме исправительного центра (УФИЦ), при ИК-5 по Санкт-Петербургу и Ленинградской области с мая 2019 года.
Она работает на заводе "Квадро Декор". Предприятие находится за пределами УФИЦ и специализируется на производстве напольной плитки из керамогранита. На нем работают как осужденные, отбывающие наказание в исправительных центрах и колониях-поселениях, так и не заключенные. Олеся попала на завод спустя неделю после приезда в УФИЦ. Женщина рассказывает, что сначала она проходила стажировку и только потом ее допустили до основной работы.
– На "Квадро Декоре" мы числимся разнорабочими, но выполняем другую работу. Я, например, выполняю работу сортировщицы плитки. Зарплаты нам завод платит такие же, как и вольным людям. Но я не знаю судьбу этой зарплаты, завод переводит ее колонии. Мы предполагаем, что это порядка 20 тысяч рублей в месяц. Из этих 20 тысяч, насколько я знаю, нам платят 3 тысячи, а до прожиточного минимума нам доплачивает государство. Остальные 17 тысяч колония оставляет себе. Ходят слухи, но подтверждения этому нет, – рассказывает Олеся.
На заводе работают сменами по 12 часов. По словам женщины, на этой работе ее все устраивает, начальство ко всем работникам относится одинаково.
– Мы работаем в тех же условиях, что и люди с воли, у нас одинаковые рабочие места, к нам одинаковые требования. И я, приезжая туда, чувствую себя, как человек, который просто приехал на работу. И атмосфера там мне нравится намного больше, чем в УФИЦ, – говорит Олеся. – Сама работа, конечно, тяжелая. Она сидячая, нужен определенный свет, чтобы видеть дефекты плитки. Свет у нас специфический, мы работаем в постоянном шуме и пыли. Но так работают все на заводе, не только осужденные, это издержки производства. Так что к самому заводу у меня претензий нет.
Также Олеся упоминает о том, что в УФИЦ, в котором она находится, с недавнего времени перестали направлять осужденных женщин – учреждение не может предоставить им рабочие места.
О дефиците рабочих мест в сентябре 2019 года заявлял осужденный, отбывающий наказание в УФИЦ КП-2 по Алтайскому краю. Мужчина объявил голодовку после того, как на него, по его мнению, незаконно, наложили взыскание в связи с отказом от работы. Осужденный утверждал, что на работу его не взяли из-за отсутствия вакансий.
На дефицит рабочих мест на предприятиях и в самих колониях указывает и юрист "Руси сидящей", бывший сотрудник ФСБ Денис Тимохин. Он уверен, что закон о создании филиалов ИУ при производствах не приведет к улучшению положения осужденных, но может стать основой для новых коррупционных схем.
– Как мне кажется, этот закон – отвлечение внимания от более важных проблем, имитация создания чего-то полезного для людей. Мотивация-то у закона положительная – трудоустройство, помощь в ресоциализации. Говорят, что многие осужденные потом останутся на этих заводах работать. А сколько мы таких заводов знаем? Мало. А филиалов колоний и исправительных центров (ИЦ) сколько хотят построить? В том-то и дело. Мне кажется, таким образом стремятся снизить число заключенных – люди в ИЦ формально заключенными не являются и не попадают в статистику. Статистика упадет, и можно будет на международной арене говорить про послабления и либерализацию законодательства. Да, у людей в ИЦ основная задача – работать. А будет ли эта работа? У нас в колонии нет рабочих мест, половина цехов не работает. А исправительные центры и колонии-поселения в последнее время превращаются в филиалы колоний с режимами колоний. Закон предусматривает, что в так называемом поселке режим легкий, но в некоторые поселки и центры приходят новые начальники, обычно из колоний, и устраивают такой режим, что люди начинают выть, – комментирует Денис Тимохин. – А как будут поступать с осужденными, допустившими на производстве ошибку, брак? Обычного человека могут уволить или вычесть у него из зарплаты. А зэку что будет? Начальник ИУ, несмотря на мягкий режим, накажет его так, как он привык – либо дубинками изобьют, либо в ШИЗО поместят. Но, вообще, думаю, осужденные в этих филиалах будут просто сидеть в ИЦ без денег и без работы. А начальство будет отчитываться, что система функционирует, колонии разгружены.
Пытки в Ярославской колонии, 2017 год
Считается, что осужденный, отбывающий наказание в исправительном центре, работает и может обеспечивать себя продуктами и вещами самостоятельно, поэтому ФСИН кормить и одевать его не должна (за исключением случаев, когда осужденный по какой-то причине не имеет средств, чтобы приобрести необходимые продукты и вещи самостоятельно). Таким образом, отсутствие работы значительно усложнит жизнь осужденных даже в условиях достаточно мягкого режима содержания.
По словам председателя правления Ассоциации юристов России Владимира Груздева, поправки позволят решить и экономические, и социальные проблемы: "Нередко предприятия в малонаселенных районах испытывают нехватку рабочих рук. С другой стороны, есть очевидные проблемы с трудоустройством осужденных". Он также предположил, что условия жизни в филиалах для заключенных будут лучше, чем в обычных исправительных учреждениях.
– Этот закон, во-первых, даст нужную статистику. А во-вторых, строить – это выгодно, на стройке можно распилить тот же госконтракт. Кроме того, на постройку этих филиалов, их содержание, охрану, оборудование – на все это будут выделяться деньги. Какие договоры будут заключаться ФСИН с этими заводами – непонятно. У нас сейчас в промышленных зонах колоний люди работают по-черному: приходит коммерсант с заказом, обсуждает цену. В ценообразование входит в том числе пункт оплаты труда. Считается, например, что работу могут выполнить сто человек и, соответственно, получить за это вменяемую сумму, например, 5 тысяч рублей. Но начальник колонии берет и оформляет на каждую такую ставку 10 человек. И получается, что работает не один человек, а 10, и получают они одну зарплату на десятерых. Так колония экономит, а сэкономленные деньги присваивает. Кто будет мешать работать такой системе в рамках филиалов у предприятий?
Это вовсе не будет новым ГУЛАГом, потому что в ГУЛАГе должна быть работа. А работы нет, промышленности нет, крупных строек тоже нет. К строительству домов заключенных не подпустят, потому что образования у многих из них нет, качественно работают не все, и потом отвечать рублем в суде за некачественно сделанную работу никто из застройщиков не захочет. ГУЛАГ здесь в смысле условий содержания и отношения к людям, а не работы. Так что я считаю, что этот закон – чисто денежная история. Нарушать права будут, никакой сказочной перспективы с ресоциализацией не будет. У нас любую хорошую идею испортят на начальной стадии реализации. Придумают схемы, и начнется все, как на промзонах колоний. Схема – это всего лишь вопрос времени, а умысел возникнет сразу, потому что это ФСИН, Россия и шальные деньги, которые можно заработать с минимальными рисками, – говорит Денис Тимохин.
Младший научный сотрудник Института проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге Ксения Рунова отмечает, что не видит в настоящей версии закона признаков ужесточения условий для осужденных. Она предполагает, что нововведения имеют шанс быть перспективными и полезными, в том числе при социализации после отбывания наказания.
– Конечно, закон пока прописан не очень точно. Совсем не обозначено, почему стройкам и предприятиям будет выгодно соглашаться на труд заключенных и почему они должны заключать подобные договоры. Кроме того, никуда не делась вероятность того, что осужденным будут платить меньше, чем обычным людям, работающим на том же предприятии по найму. Если это так и будет, предприятие останется в выгоде, но это будет в ущерб заключенным. Это не очень правильно с точки зрения условий труда. Если говорить о плюсах закона, то стоит учитывать факт, что в исправительных учреждениях не хватает рабочих мест, и филиалы при предприятиях могут стать решением проблемы. Закон можно считать довольно перспективным, если уточнят некоторые тонкости. В то же время сейчас все прописать сложно, потому что эта система ещё не начала работать. В некоторых регионах есть закон про бонусы, налоговые льготы предприятиям, которые берут на работу бывших заключенных. А здесь я этого не нашла, и это нужно прописать, потому что иначе предприятия будут сами искать и извлекать для себя какие-то не очень правильные выгоды, – говорит Ксения Рунова.
В законе также не сказано об условиях труда и размере заработной платы, о том, кто будет контролировать соблюдение прав осужденных, следить за качеством спальных или жилых помещений и медицинской помощи, оказываемой в подобного рода в филиалах исправительных учреждений.