Изобретатель или приобретатель? Странствия Григория Петникова

Алексей Тимиргазин. Узорник ветровых событий: поэт Григорий Николаевич Петников. – Феодосия; М.: Издат. дом "Коктебель", 2019.

…Высокий, стройный, немного женственный, со светлыми густыми волосами, с лицом, напоминающим нестеровского Святого Глеба в Киевском Владимирском соборе. Замечательны были и его руки – нежные, с длинными тонкими пальцами, узкие, аристократические.

Такой портрет футуриста Григория Петникова (1894–1971) написал в парижской эмиграции изящный поэт и ненадежный мемуарист Юрий Терапиано. Знакомство их случилось в 1919 году в Киеве, переходившем из красных рук в руки белые и обратно. Портреты Петникова писали не только коллеги, но и художники: иконографию поэта составляют работы Зинаиды Серебряковой и Марии Синяковой, Юрия Анненкова, Дмитрия Митрохина и Натана Альтмана, Мане-Каца и Николая Тырсы. Петников был не только моделью, но другом и корреспондентом этих и иных художников кисти и – конечно – пера. Петников переписывался с Казимиром Малевичем и Давидом Бурлюком, Николаем Тихоновым и Георгием Гастевым, а другой футурист – Василиск Гнедов посылал ему поэтические поздравления:

Стихов по земле ты рассыпал немало,
Дорогою славной Пегаса летя –
И чуткое время, чаруясь, внимало
Лавровый венок полстолетья плетя.

Петников сохранил часть архива полубезумного и гениального поэта Тихона Чурилина, в том числе машинопись романа "Тяпкатань".

Путешествовала не только корреспонденция Петникова, но и его литературная муза. Он много переводил, в частности, составил несколько изданий "Сказок далеких народов" (на русском и украинском языках), сделал наиболее популярные переложения братьев Гримм, выпустил антологию "Запад и Восток" (1935) из поэтов Германии и США, стихов Рембо, дальневосточного и африканского фольклора. Выйди эта антология 10 годами позже, ее мог бы дополнить такой опус Мао Цзэдуна, переведенный Петниковым:

Наступаем и гоним, гордимся великой отвагой.
Ветер запах крови доносит, темнеют гора и река от него.
Там, где красное знамя сияет, белый флаг пропадает,
Небо колышется, вздрагивает земля, прыгают ветер и дождь, падает гром.
Нынче мы захватили милитаристов живьем.

Обложка 2-го выпуска сборника "Сказки далеких народов" (Харьков; Киев, 1925). Центральный государственный архив-музей литературы и искусства, Киев.

Переводы Новалиса и Клейста, исполненные Петниковым, высоко ценил Борис Пастернак.

Немало путешествовал и сам поэт. Быть может, свою роль сыграла наследственность. Родители его, Николай Иосифович и Эвелина Людвиговна происходили из немецких и польских семейств Харькова и были железнодорожными служащими. Григорий родился в 1894-м в Петербурге, рос в Харькове, начал высшее образование в Москве (университет и Народный университет А. Шанявского) в 1913 г.

Весной 1917 г. Петников приехал в революционный Петроград в составе делегации Правительства Земного Шара. Его лидер Велимир Хлебников писал: Мы не ошибались, когда нам казалось, что у чудовища войны остался один только глаз и что нужно только обуглить бревно, отточить его и общими силами ослепить войну, а пока прятаться в руне овец… Правительство земного шара выпустило короткий листок: "Подписи Председателей земного шара" на белом листе, больше ничего… Нашей задачей в Петрограде было удлинить список Председателей, открыв род охоты за подписями, и скоро в список вошли очень хорошо отнесшиеся члены китайского посольства Тинь-Э-Ли и Янь-Юй-Кай, молодой абиссинец Али-Серар, писатели Евреинов, Зенкевич, Маяковский, Бурлюк, Кузмин, Каменский, Асеев, художники Малевич, Куфтин, Брик, Пастернак, Спасский, летчики Богородский, Г.Кузьмин, Михайлов, Муромцев, Зигмунд, Прокофьев, американцы – Крауфорд, Виллер и Девис, Синякова и многие другие ("Октябрь на Неве"). Один из Председателей – Михаил Кузмин упоминает Петникова в дневнике: Чудеса свершаются. Всё занято большевиками. Едва ли они удержатся, но благословенны. Конечно, большинство людей – проклятые паники, звери, капли чужой крови… Пришли Петников и Артур [Лурье]. Артур кисел, а Петников страшно мил и привлекателен. Пили чай. Потом пошли к Брикам. Тепло и хорошо. Маяковский читал стихи (26 октября 1917 г.)

Слева направо: Рюрик Ивнев, Петр Лукомский, Григорий Петников. Симферополь, 1919. Литературно-художественный музей г.Старый Крым.

В Гражданскую войну Петников принимал некоторое участие в первой – недолгой – красной оккупации Крыма: Это было трудно даже вообразить: матрос саженного роста [Дыбенко] и рядом Коллонтай, хрупкая красавица-аристократка. А он ее материт… (воспоминание Петникова в изложении М. Кабакова, 1960-е гг.). Петников служил инструктором Политотдела 14-й армии, подчинялся непосредственно члену Реввоенсовета Петру Лукомскому и шутливо подговаривал поэта Рюрика Ивнева, восторженно настроенного к мужчинам, дарить Лукомскому цветы.

Вторую половину 20-х Петников прожил в Ленинграде дверь в дверь с П. Филоновым и Б. Эндером. Женился он вторично и уже навсегда в Севастополе (1937) на крестьянской учительнице Екатерине Шевченко, а их дочь Марина (была идея назвать Сакко или Ванцетти) родилась в Путивле год спустя. Во время Отечественной войны Петниковы были эвакуированы в Нальчик, село Мерке (Джамбульская область) и Фрунзе. Двадцать лет, не считая эвакуации, Петников прожил в Малоярославце: Обстановочка здесь, мое "полукружие" мерзкое, из соседей – мещан, хулиганов, рвачей и лавочников, что жизнь мою подчас отравляет… не советские это понятно люди, чужие, гадкие, но ходят, двигаются и копошатся в своем дерьме. Но природа целит, остужает (письмо Д. Митрохину, 5.7.1954). С 1958-го и до конца дней Петников с семьей жил в Старом Крыму: Городок маленький, белый, каменный и глиняный, в столетних акациях, среди гор. Я доволен, что на юге… Дом просторный, светлый, и виноградничек, меньше чем в "Песне песней". А лазурь тут такая, как у А. Иванова и та, что вы мне показывали у итальянцев (письмо Д. Митрохину, 9.10.1958).

Главным же городом жизни и творчества Петникова был Харьков. О нем в письме нашему герою с ностальгией вспоминал его уроженец, филолог Роман Самарин: Наш Харьков! – неужели ни кто не напишет о годах его расцвета и о его смерти в 1941 году; и о новом его рождении – но рождении уже нового и не того Харькова? Отчего бы не написать о нем поэму – как о друге, о человеке, который рос у нас на глазах и с нами? (25.2.1962). Увы, сам Самарин порой склонен был отрываться от корней, и после войны запустил слух о том, что настоящим его отцом был академик Белецкий, потому что отец не успел эвакуироваться.

Григорий Петников. Харьков, 1899. Центральный государственный архив-музей литературы и искусства, Киев.

Культурным урочищем Харькова была, как ни удивительно, Третья городская гимназия, где преподавали прекрасные филологи Михаил Самарин (тот самый отец советского литературоведа), Павел Риттер, Николай Сумцов, Евгений Кагаров. Там учился и будущий академик Белецкий, а вместе с Петниковым в классах сидели будущий украинский поэт Майк Йогансен (расстрелян НКВД в 1937 г.), писатель и географ, соавтор Петникова по антологии сказок Юрий Платонов, революционеры – братья Межлауки (один погиб на фронте в 1918-м, двое погибли в Большой террор). О гимназических годах писал Петникову с островка в Аральском море Юрий Платонов: Помнишь твое монте-кристо? Помнишь слуг маленького "Конуса", рот Гриши Когана, Степу "Опыт не удался", нашего Рыжего, который обучал нас поэзии и языку? Помнишь пятна от тополевых сережек на тротуаре у гимназии: они были чернильными – в плитах песчаника было железо, а в сережках дубильная кислота. Степа нам этого не объяснял. А помнишь Ивана Костина и швейцара с булавой? А меня маленького помнишь? Федоренко называл меня арнаутиком и диким – я прыгал через четыре парты (5.2.1946).

Другим культурным центром города были владения предпринимателя Михаила Ивановича Синякова – дом в Никитском переулке и дача в Красной Поляне. Как в сказке, у купца было пять дочерей – умниц и красавиц. Старшая, Зинаида (по мужу – Мамонова) стала оперной певицей, умерла в ленинградскую блокаду (1942). Пианистка Надежда вышла замуж за художника Василия Пичету. Мария стала известной художницей-оформителем, и муж ее, Арсений Уречин (Ура) тоже был художником (умер в Ленинграде в блокаду). Оксана Синякова стала женой Николая Асеева, а много позже – музой Анатолия Зверева. Младшая сестра Вера в 1916 г. вышла замуж за Григория Петникова (вторым ее мужем был репрессированный литератор Семен Гехт). Именно благодаря сестрам Синяковым и их кругу Харьков стал по праву третьим центром русского футуризма (после Петербурга и Москвы). У Синяковых состоялось знакомство Асеева с Бобровым, результатом которого стало образование двух дружественных групп футуристов – в Москве и Харькове. В Москве это было издательство "Центрифуга" (1913): С. Бобров, Б. Пастернак, И. Аксенов, К. Большаков; в Харькове – издательство "Лирень" (1914), основанное Марией Синяковой, Асеевым, Петниковым, Божидаром (Богданом Гордеевым; повесился в сентябре 1914-го то ли из-за войны, то ли из-за любви к Марии Синяковой). "Лирень" выпустил более 20 книг поэтов, литературный манифест "Труба марсиан" (1916), сборники "Временник 317" и "Лирень", последней книгой стала поэма В. Нарбута "Александра Павловна", 1922). Оформляли книги чаще других Мария Синякова и Бронислава Корвин-Каменская (жена Т. Чурилина). Именно издания "Лирени" и "Центрифуги" зажгли на литературном небосклоне звезды Асеева и Божидара:

Я буду волком или шелком
на чьем-то теле незнакомом,
но без умолку, без умолку/
возникнет память новым громом.

Рассыпься слабостью песка,
сплывись беспамятностью глины,
но станут красные калины
светиться заревом виска.

(Н.Асеев)

Зов памяти странно молящ,
Китайцы в малахаях из зайца
Взвивают круг трубок звенящий,
И вон она верная взвеяла,
Как грудь моя, хрупкая Грусть.
И в сердце склоняется верие,
Но сердце — опять || ломается,
Роняя || грустную хрусть.

(Божидар)

В Харькове выходил журнал "Пути творчества". Техническим редактором его был Арсений Уречин, в нем публиковались Пастернак и Шенгели, Мандельштам и Гастев, Андрей Белый и Хлебников, а оформляли Малевич, Серебрякова, Анненков. В городе в революционные годы образовался "Цех поэтов": Верховодил в нем Георгий Шенгели. Но отнюдь не его стихи привлекли меня туда. Я ходил слушать, как Григорий Петников читает совсем другого, истинно замечательного поэта – Велимира Хлебникова. Каждый раз это было потрясением. Я полюбил написанное им сразу и навсегда. А однажды мне посчастливилось увидеть и услышать и самого Хлебникова. Был он худ, странен, дурно одет, но все это переставало замечаться при взгляде на его вдохновенное лицо. Читал он стихи свои не слишком эффектно, заметно уступая Петникову (С. Юткевич, "Из ненаписанных мемуаров"). Был в Харькове и "Художественный цех", в котором состояли Мане-Кац, Василий Ермилов, Ладислав Тракал и юная Женя Пастернак.

Григорий Петников и Велимир Хлебников. Харьков, 15 сентября 1916 г. (время написания "Трубы марсиан"). Государственный музей истории российской литературы им. В.И.Даля, Москва.

Без сомнения, поэтическим вождем Харькова был Хлебников. Так, он сочинил один из знаменитых манифестов Председателя земного шара – "Трубу марсиан" в 1916-м, с главной идеей похищения времени: пусть изобретатели похитят пламя приобретателей. В Харькове Хлебников спасался от безумия на Сабуровой даче (лечебница): Пользуйтесь редким случаем и пришлите конверты, бумагу, курение и хлеба и картофель. И да благо вам будет, и да долголетен вы будете на земле! Алаверды. Дело такта изобрести еще что-нибудь. Если есть книги для чтения (Джером-Джером), то и их. Мы (письмо Хлебникова – Петникову, октябрь 1919 г.). В Харькове Хлебников и влюбился, конечно, в одну из сестер Синяковых – Веру, жену Петникова: Был такой известный эпизод с шелковицей. О нем знали не все, но до Петникова что-то дошло. Как-то Вера взобралась на шелковицу, вслед за ней полез Хлебников. На дереве он ее обнял и стал целовать. В конце концов оба свалились наземь (воспоминания художника Б. Косарева). Впрочем, Хлебников продолжал жить в квартире у семейной пары на Московской улице до разрыва в августе 1920-го. Петников и Вера вернулись вечером из театра и застали Хлебникова сидящим в темноте на их постели в грязных сапогах. От испуга и возмущения они раскричались, а Хлебников молча шагнул в окно. Эпизод с деревом и поцелуями напоминает сюжет Боккаччо, равно как и посмертный эпилог романа Хлебникова и Веры Синяковой: У меня много цветов, но самый интересный – лилия, которую я нашла около могилы Хлебникова. Она была жесткая, сухая. Я ее пересадила в большой горшок, и она как в благодарность пустила фонтан листьев. На кончиках листьев появляются капли как слезы, капают на пол перед дождем или снегом (Вера Синякова – Петникову, 30.12.1967).

Вера Синякова. 1920-е гг. Дом-музей И.Л.Сельвинского , Симферополь.

Вскоре после начала русской революции Харьков взял сторону советской власти и стал столицей красной Украины. В декабре 1918-го в Харькове организовали Всеукраинский Совет искусств во главе с Алексеем Гастевым. Петников, вместе с А. Аркатовым и М. Бихтером, вошел в его состав, одновременно возглавив Всеукраинский Литературный комитет. Секцию поэзии в Литкомитете Петников поручил Осипу Мандельштаму. Совет искусств выпустил несколько звучных деклараций и воззваний: Мы сразу пустим в ход нашу фабрику искусства. Она все еще на старых подшипниках и ее шестерни крошатся, но мы ставим новый осеняющий маховик. И пусть ломятся ворота фабрики от напора новых чумазых толп, от которых мы не будем спрашивать ни имени, ни вида на жительство (01.1919). В начале 1920-х в Харькове короткое время жили и работали В. Катаев, Ю. Олеша, В. Нарбут, В. Сосюра, М. Светлов и др.; ассоциация панфутуристов во главе с Михайлем Семенко открыла издательство "Гольфштром" (там выходили и стихи Петникова в переводе на украинский язык).

В мощном харьковском хоре не терялся и голос Григория Петникова:

Твоих тишин неуловимый вывод –
Как обойти звенящую траву.
Кропя ржавеющее жниво
Росою осени, грустящей поутру.
Напевом волхвующих иволг
Поишь земли пьянящий шорох,
Раздолий вылившийся вымах
На сталью выгнутых озерах.
И это серпень полевою волей
Впрядет в озимое рядно
Узоры плахт, родимый голубь.
Влетевший в осени окно.

(1916 г., посвящено Вере Синяковой; серпень – август, рядно – мешок из грубой материи, плахта – платок на голову.)

Особенностью его поэтического языка была изобретенная самовитость – соединение языковой архаики и модернистского словотворчества, приемов живописи импрессионистов и литературной традиции натурфилософов. Например, в 1915 г. Асеев и Петников выпустили совместный сборник "Леторей", и Петников так пояснял значение этого слова: Лето это значит не только теплое время года, но и юг. Лето – значит и год. Рей – от глагола – реять – т.е. метнуть, ринуть, быстро нестись, лететь. Пожалуй, в поэтических поисках Петникову был близок Александр Туфанов – Председатель земного шара Зауми, со своим эолоарфизмом (звуковой поэзией), исследованием северных частушек и праславянской заумью сборника "Ушкуйники":

И только кипарисов копьями
В чернину ночи кинем мы,
Молчанье влается охлопьями
В волнах у берега немых.

Литературные опыты Петникова не оставались без внимания коллег и критиков. Белецкий называл его поэтом-тайновидцем, чьи стихи словно фрагменты из великой Библии природы (1922). Бенедикт Лившиц писал о беззаботной уверенности поэта – обладателя богатого земельного участка в неизбежно-счастливом урожае (1919) . Хлебников видел парящее над творчеством Петникова крыло европейского разума (1920). В то же время критик "Печати и революции" (1921) А. Юрлов сожалел об утраченных надеждах на талант Петникова: оказывается, обманул, и никому это доморощенное малларме не требуется.

Триумфальное шествие советской власти неуклонно воздействовало на музу Петникова: он превращался из футуриста (певца будущего) в поэта на злобу дня. Судя по всему, Петников сочинил первые стихи об Октябрьском восстании:

И вечер в чернях Обводных каналов
Поводит два глаза: зеленый и красный
Огни на мачтах.
Им отвечает сейчас Петропавловка –
Сигналов веселые птицы.
И штурм уже начат!..
И на Мариинской броневики балтийцев
Снимают парламента ржавую накипь

(ноябрь 1917).

С готовностью возвышал Петников свой голос во славу индустриализации:

Утро окрепло. Он снова подобран,
Вкручен, как гайка и взят на учет.
Только светает, и снова в работу
Многомилльонный хозяин идет

(1924).

Слева направо: Лев Лозина-Лозинский, Григорий Петников и Лев Аренс в лесу на Ворскле. 1930-е гг. Центральный государственный архив-музей литературы и искусства, Киев.

Бдительная критика отмечала, что "терриконы", "опоки", "тигли" и "элероны" вытеснили из строчек Петникова былую "радонежь", "дымь" и "дивунью". Во время Большого террора Петников предусмотрительно часто менял места жительства: Харьков – Севастополь – Путивль – Москва – Малоярославец; жертвами НКВД стали друзья поэта: Николай Бруни, Лев Аренс, Майк Йогансен, Алексей Гастев. Удивительно, что весной 1937 г. Петников косвенно высказался о репрессивных институтах в харьковской "Советской литературе". Рядом с текстами сталинских докладов были напечатаны стихи Карла Сэндберга в переводе Петникова:

О чем думает палач, когда под вечер возвращается домой с работы?
Когда садится вместе с женой и детьми за стол, чтобы выпить
Чашку кофе и съесть ветчины и яиц, спрашивают ли они у него:
Хорошо ли ему работалось,
И все ли обошлось благополучно;
Или они говорят на другие темы?..
Смотрят ли они
На его руки, когда он протягивает руку за кофе или ветчиной и яйцами?

Большой террор истребил многих экс-футуристов, но само поэтическое движение умерло десятью годами раньше. Об этом иронично и недобро написал в Харькове поэт Валериан Полищук в псевдонекрологе конкуренту – Михайлю Семенко (тоже уничтоженному потом НКВД):

Когда футуристу перебежит за 35 лет – ему черный крест, крышка… ах, моя легендарная Украина, расчесанная Днепрогэсами. И разве то, что было вчера, не является чем-то забытым, вне нашего сознания. И разве не ускоряет своего пульса город, а наши рудники, заводы, Днепрогэсы не являются доказательством того, что наступает время в венке из стальных роз, окутанное радиоволнами? Но катафалк искусства идет на кладбище (1928).

Григорий Петников счастливо избежал трагической участи товарищей и превратился в благонадежного советского литератора – поэта и переводчика. Любопытное, хотя и не слишком комплиментарное воспоминание о личных свойствах Петникова оставил писатель Юрий Смолич: Человек огромной эрудиции и многогранного таланта. Но характер имел склочный, к тому же фальшивый, показной, какой-то актерский. Когда умерла его мать [1941], позвонил мне и просил прийти на похороны. Я пришел, и за гробом его матери мы шли вдвоем. И вот Г.Н., который, очевидно, действительно очень любил свою мать и убивался по ней, все время "играл": то заламывал руки, то закатывал глаза, то даже изображал, что теряет сознание. На могильный свежий холмик он упал ничком, обнял его и рыдал. С кладбища мы шли вместе. Он жаловался, что ванна у него течет, что соседи не хотят убирать в туалете, а соседка выходит к местам общего пользования непричесанная и расхристанная (цит. по: Спадщина: Лiтературне джерелознавство, 2010). И остается сомнение: был Петников футуристом или только талантливым актером, игравшим роль футуриста?!